Виктор Шкловский - Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Лев Николаевич сам умер в последнем усилии оправдать противоречия своей жизни.
Николая Ростова не было, он был сконструирован, превосходно сконструирован, но он и есть тот средний человек, который разобьет декабристов и умрет, считая себя очень хорошим человеком. Я несколько уклонился от темы. Но цель я поставил сам. Цель будет еще обнаружена.
Покамест сделаю еще одну поправку. Великий Виссарион Белинский, автор, величие которого я узнал только к старости, восемь раз смотрел шекспировского Гамлета в исполнении великого Мочалова. Он занимался вопросом – почему трагедии в своих развязках дают удовлетворение.
А мы, между тем, начали разговор о завязках, началах и концах вещей – произведений.
О развязках, о попытках преодолеть противоречия жизни.
II
Аристотель говорил, что целым мы можем назвать то, что являет начало, середину и конец. Но произведение искусства, особенно литературы, не имеет или не всегда имеет начало, середину и конец. Может быть, целое нам дает музыка, может быть, целое нам дает скульптура, живопись. Это вещи как бы целые, но статуи не имеют движения.
Искусство (литература) дает целое в движении. Начало часто дается завязкой.
Гомер начинает «Илиаду»:
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…и т. д.
Что это означает?
Ахиллес не сражается.
Гнев Ахиллеса, у которого отняли женщину, полученную по дележу после победы, первоначальной победы, этот гнев – нарушение равновесия между силами троянцев и ахейцев, которые окружили их.
Литературное произведение замысливается с нарушения равновесия; эта тема проходит через всю «Илиаду».
Колеблются весы там, у богов, которые ревниво следят за равновесием. И вот сравните – стрелкой судьбы колеблются весы поденщицы, она долго жала и привезла взвешивать свою работу, она смотрит, как колеблется стрелка, и она думает – хватит или не хватит денег за долгую работу на скромный ужин для детей. Неравенство – один из законов искусства. Мы познаем жизнь в неравенстве, в сопоставлениях.
Вещи, произведения, часто начинаются с завязки. Но не всегда.
Не всегда так было. Не всегда так будет. Ребенок Эдип выброшен из родимого дома; Эдип, нарушивший равновесие рода, он сразу предназначен на несчастья, на убийство, на брак с собственной матерью. Таковы завязки – резкость сопоставления противоречий – в большинстве греческих трагедий.
Иногда в поздних вещах, в более современных вещах, завязка – это документ: наследство, завещание, или запись о покупке, или посмертное письмо, как у Теккерея.
Этот способ создания завязки и развязки традиционен.
Одна из таких завязок существует для одной из линий романа «Война и мир»: в зале Друбецкая борется из-за мозаикового портфеля с женщиной семьи Безухова, Женщины не говорят ничего друг другу, они борются молча; если бы открылись их уста, они открылись бы для брани, а в соседней комнате умирает человек, Безухов, вероятно, исторический Безбородко, великий богач, владетель документов о престолонаследии. В портфеле судьба Пьера Безухова, незаконнорожденного сына, а незаконнорожденный – это обычное обоснование для неравенства, для того, чтобы стрелка судьбы качалась.
Безухов получил наследство, и это было завязкой, потому что богатый Безухов стал жертвой, добычей Элен, скорее даже ее отца: они так вернули потерянное; и так началась драма человека, который жил как богач и как чудак и в то же время просто и горячо любил другую женщину, которая об этом ничего не знала. Судьба Безухова потом колеблется разно: он масон, масоны помогают ему.
Потом оказывается, что завязка тем лучше, чем она реалистичнее. Масоны уже не помогают в дороге Безухову, не привозят ему провизии. Он идет среди пленных, идет, как все.
Теккерей в одном из своих произведений перечислил невероятные, но обычные развязки. Наследство, нахождение документа.
У Диккенса, для того чтобы Крошка Доррит могла выйти замуж, неравность ее положения и положения жениха решалась счастливым разорением Доррита, который отдал свое состояние в руки спекулянта.
Завязка «Николаев Никлби» для одной из линий – это завещание, которое оказалось в доме еврея-ростовщика и сохраняется. Но при помощи удара по голове поддувалом, прекрасным орудием для такого удара, потому что оно оглушает и не разбивает головы, равновесие восстанавливается.
В «Подростке» Достоевского речь все время идет о каком-то важном документе, который создает безродному человеку значение в чужой семье, но завещание это не реализовано.
Кроме завещания в завязке может быть тайна, которая потом разрешается; это долго держалось в английской литературе; романы, как тяжелое сдобное тесто, часто создавались на тайне.
Сделаем отступление и скажем нечто о началах. Когда «Евгений Онегин» начат был Пушкиным строкой:
Мой дядя самых честных правил, —
то это начало предупреждает не о развязке, а о способе показа материала во всей поэме. Она будет так же неожиданна, как ее начало.
После такого начала можно делать любое отступление.
Развязки трудны, они труднее загадок фольклора, они трудны своей навязчивостью.
Гегель, говоря о развязках, вспоминает, что гордость молодого человека, который «идет на стену рогами, – слепа».
Гордость и любовь сменятся обычаем – неудачным счастьем, «обыкновенной историей».
Теккерей пренебрегал развязкой. Он ее сравнивает с остатком чая на дне чашки, он пересахарен там. Читателю ясно, там сгущены неразрешенные противоречия.
Теккерей хотел, как бы шутя, чтобы лакей, после того, как почистит сапоги и платье, написал бы за него развязку.
И тогда получается, что развязки существуют на том, что их нет.
Вся эта линия – линия умирающая, это оставленная дорога сюжета.
Бывают завязки замаскированные.
В неведомый город приезжает обычный экипаж, в котором ездят небогатые помещики, священники и еще кто-то. Перечисление дается у Гоголя в «Мертвых душах».
Два мужика смотрят на этот экипаж. Они говорят, что за экипаж, что за колеса, куда они могут доехать.
Этим показывается: человек, который едет, будет ехать долго, он бродяга, он что-то ищет; в описании колеса есть некоторая тайна.
Но посмотрите, эта коляска снова появляется в «Степи» Чехова.
Чехов называет Гоголя царем степи. И он в степь отправляет бричку, ту бричку, на которой ехал герой Гоголя. А в бричке едет священник, который продает шерсть, т. е. делец, начинающий делец, дядя мальчика, тоже не очень опытный; но самый главный человек – мальчик. Он ничего не знает, и оттого он все видит новыми глазами.
Гоголевская бричка связана с поисками мертвых душ. Документ заменяет отсутствующих мужиков, их продолжают продавать и покупать, но их нет.
Это будет показано, когда пройдут большой вереницей владельцы мертвых душ, которые по-разному относятся к предложению нарушить закон.
То за деньги, то по легкомыслию, то, как сам покупатель, Чичиков, из хитрости. Не скоро открывается, для чего покупаются мертвые души, чем объясняется название вещи; завязка отодвинута вовнутрь вещи, и туда же отодвинута характеристика основного героя. А время идет.
В начале «Войны и мира» была борьба за документ. Рядом показан детский роман, причем девочка, для того чтобы поцеловать человека, в которого она заранее влюблена, сперва просит поцеловать куклу, потом целует его, встав на ящик для цветов.
В завязке изменен герой, характеристика героя; он обогащен. Это Пьер Безухов, и подготовляются свидетели 1812 года.
Но надо рассказать, где это происходит, как это происходит. И на вечере старой фрейлины двора идут разговоры о Наполеоне, о том, что он захватил Геную и Лукку.
Так частично завязка подготовлена как в театре – разговором действующих лиц.
Но время идет.
В «Анне Карениной» завязка дается как-то сбоку, не на главных героях. Неглавный герой видит незначительный сон. Он видит женщин, они же графинчики, стеклянные столы поют. Это царство лёгкого человека. Это ложное царство, в котором король по роду знатный, очень легко живущий Стива Облонский.
И тут же сказано, что хотя Стива видит эти сны в кабинете, на диване, где он спит, потому что поссорился с женой из-за своей измены с гувернанткой, но все действующие лица на стороне Стивы. Даже дети, отец которых изменил их матери.
Даже старая нянька, вырастившая женщину, которую обидели.
Завязка показывает, какие силы сталкиваются.
И вот так вторая часть – измена женщины – далеко отодвинута и даже спрятана.
Анне Карениной очень нравилась Кити Щербацкая, но она невольно отбила у Кити жениха, хотя Вронский не очень собирался жениться на Кити. Он не хотел обольстить девушку. Он любовался ее очарованием без принятия каких-либо решений.
И тут рассказ идет при разговоре Долли с сестрой Стивы Облонского, и Анна Каренина вдруг сказала, что она виновата, только «немножечко», и сказала это она тоном своего брата.
