Расссказы разных лет - Лев Маркович Вайсенберг
На этот раз Гаджи Гусейн решил быть осторожным.
Как требует того шариат, закон письменный, Гаджи Гусейн призвал Саяру, спросил ее согласия на брак с Хабибом, сыном старухи Шейды. Отец стоял перед дочкой, выжидающе глядя ей прямо в глаза, опустив вдоль тела свои большие руки. И Саяра не знала, что отвечать, ибо за всю жизнь никто ни в чем не спрашивал ее согласия. Ей было стыдно смотреть на отца, она закрыла лицо руками, но он отнял ее руки от глаз и переспросил громче.
— Хорошо, — ответила она робко и тут же почувствовала гордость: ее выдавали замуж с ее согласия, а не обручив с колыбели, как это было с Пикя.
А Гаджи Гусейн восторгался: подумать, как мудро устроен закон мусульман! — письменный не разрешает брака без согласия девушки, зато устный не разрешает девушке спорить с волей родителей, и, значит, согласие всегда обеспечено. Лицо Гаджи Гусейна расплылось в улыбке, и Саяра осмелилась:
— Я хочу видеть портрет жениха.
Гаджи Гусейн удивленно взглянул на дочь, — ему не понравился тон, каким она произнесла эти слова, и он готов был дать волю гневу. Но он вспомнил, что на этот раз дал себе слово быть терпеливым и осторожным.
— Хорошо, — сказал Гаджи Гусейн тихо, сдержав гнев. — Хорошо.
Женщины раздобыли через Шейду фотографию, на которой Хабиб был снят лет двадцать назад. Он был изображен всадником в расшитом бешмете, гарцующим в небе. Лицо его, худощавое, с тонкими усиками, как у мышонка, выглядывало из овального окошечка среди облаков. Женщины ахали от восхищения, и Саяра была счастлива, что у нее такой видный жених. Но тетка Туту позавидовала племяннице и съязвила, что всадник на карточке не Хабиб, а другой человек, что в действительности Хабиб косой и кривоногий. Саяра отшвырнула карточку и завизжала, что не пойдет замуж, пока не увидит жениха.
— Незамужняя женщина — всё равно, что разнузданная ослица, — сказала Биби-Ханум, и Гаджи Гусейн был с ней согласен.
И он не знал, как поступить: закон запрещает девушке видеться с мужчиной, а Саяра упрямилась, и опасно было ее неволить.
По совету Биби-Ханум, Гаджи Гусейн пригласил Хабиба в гости, усадил его в светлой комнате возле окна, а Саяра и остальные женщины, сгрудившись в комнате с закрытыми ставнями, сквозь щели разглядывали жениха. Жених мало был похож на могучего всадника на фотографии, — он был невелик ростом и годами был ближе к Гаджи Гусейну, чем к Саяре, а вместо расшитого бешмета носил обыкновенный костюм. Но он не был косым, и ноги у него не были кривыми, как уверяла охваченная завистью тетка Туту, а мышиные усики подтверждали, что это всё же тот самый всадник, которого видела Саяра на фотографии. Саяра вспомнила подарки, обещанные Шейдой, и после ухода Хабиба подтвердила Гаджи Гусейну свое согласие.
Тогда Гаджи Гусейн поспешил к мулле сговориться о заключении брачного договора.
Мулла, как полагается, сказал, что аллах благословляет законный брак. У муллы самого было четыре жены, к ночи он размещал их по четырем углам комнаты, а сам, лежа посреди комнаты, мучимый бессонницей и желаниями, тыкал длинной тростниковой палкой в тот, угол, где спала желанная. Он знал толк в женщинах и считал, что аллах создал их для утехи мужчин. Тайно он читал по-персидски Хафиза, воспевавшего красоту лица и тела женщины. Мулла любил заключать брачные договоры, ибо они сулили ему деньги, и созерцание молодых невест, и свадебное веселье.
И всё же мулла отказал Гаджи Гусейну, поняв из разговора, что Саяре нет шестнадцати лет. Коран, правда, разрешает вступать в браки даже с девятилетними, но мулла был сведущ в советских законах, запрещающих брак до шестнадцати лет, и был осторожен. Гаджи Гусейн, поняв, что мулла хочет набить цену, накидывал ему мелкими суммами, как на базаре, до тех пор, пока мулла не выдержал и не сдался.
— Пойди в больницу, к советскому доктору, — сказал мулла Гаджи Гусейну, — скажи, что дочь родилась до прихода новой власти, пусть доктор даст бумагу, что дочери шестнадцать лет. Тогда я заключу брачный договор, и на старости лет ты будешь окружен внуками, словно камень, окруженный зеленой травой и цветами.
Гаджи Гусейн повел Саяру в больницу, как научил мулла, сказал доктору, что Саяра родилась в Персии шестнадцать лет назад, и что об этом у него была казенная бумага с печатью, но что шахсеваны украли у него эту бумагу, и вот теперь у его дочери есть любимый жених, и она не может выйти замуж без бумаги, что ей шестнадцать лет.
Доктор осмотрел Саяру и сказал Гаджи Гусейну, что не выдаст бумагу, ибо девочке самое большее пятнадцать лет.
Когда Саяра выходила из кабинета, она плотней прикрыла лицо покрывалом, боясь встретиться с Делишад, точно совершила что-то дурное.
«Чего они спорят из-за одного года?» — злился Гаджи Гусейн, выходя из больницы.
А Шейда, точно дразня Гаджи Гусейна, зачастила к ним, ее визгливый голос доводил Гаджи Гусейна до бешенства. И Гаджи Гусейн пошел к Хабибу, высказал ему всё напрямик. Хабиб задумчиво теребил свои мышиные усики, затем сказал, чтобы старик предоставил дело ему, Хабибу. И верно, Хабиб разыскал в городе родственника, архивариуса из загса, поплакался тому, что не может соединиться с любимой девушкой, и дал архивариусу денег, а тот выдал Хабибу свидетельство, что Саяре, дочери Гаджи Гусейна, шестнадцать лет.
Тогда Гаджи Гусейн созвал со всего селения родственников невесты, и они принесли в дом сладкий хлеб, пирожки и мешочки с миндалем. Когда же о сговоре узнали родственники жениха, они тоже, как полагается, поспешили прийти, принося с собой сахар, конфеты, кунжутную и ореховую халву. И в доме Гаджи Гусейна воцарилась «ширни» — сладкая предсвадебная пора, — для того, чтобы жизнь брачущихся была сладкой. Деловито, неторопливо Саяра набивала рот липкой приторной пищей, она чувствовала себя главой торжества и знала, что никто не посмеет ей помешать.
Затем пришел день обручения. С утра ждала Саяра подарков, которые в этот день жених присылает невесте.
