Владимир Солоухин - Славянская тетрадь
В причудливом и бесформенном всегда можно узнать нужные тебе формы. Поэтому экскурсовод добросовестно показывает образования, похожие на монаха, на трех монахинь, на влюбленную целующуюся пару, на магометанский город с минаретами, на старушку, на всадника, на медведя, на убийцу с ножом, на цветущую розу.
В путеводителях обыкновенно про пещерные залы пишут: «Каменные симфонии». При всей видимой банальности очень точно сказано, если вдуматься в первоначальный подлинный смысл этих двух слов.
Потрясли меня более всего летучие мыши, прилепившиеся к потолку дружной колонией. Я не сразу понял даже, что темное пятно на сводах очень высокого зала (метров восемнадцать) – живые существа. Потом заметил, что пятно шевелится. В первое мгновение у меня была мысль, что мышам тоже пятнадцать (или сколько там) миллионов лет. Лишь опомнившись, я осознал всю нелепость моего первого предположения. Это все потому, что очень они сливаются, срастаются, гармонируют с камнями пещеры. Труднее было предположить, что их когда-нибудь, хотя бы и миллионы лет назад, не было.
– Постойте, – вдруг спохватился я, – а как же они находят отверстие, выход наружу, здесь столько поворотов и так далеко, полная темнота?
Пришлось выслушать маленькую лекцию о том, что у летучих мышей существует ультразвуковой аппарат, гораздо тоньше и совершеннее изобретенных человеком радиолокаторов. Летучая мышь во время полета излучает пятьдесят тысяч колебаний в секунду. Эти ультразвуковые волны, натолкнувшись на препятствие, возвращаются к своему источнику, к мыши, воспринимаются ею. И, между прочим, она успевает изменить направление полета. Рассказывают, что летучую мышь сажали в темный ящик, в котором так и сяк струнами были натянуты провода с током высокого напряжения. Летучая мышь летала в темпом ящике меж проводов и ни разу не зацепилась ни за один провод.
В холодных пещерах летучие мыши на зиму оледеневают. Сердце бьется два-три удара в минуту. Но это там, внутри, а снаружи округлый ледяной комок.
Мне тем более было странно увидеть летучих мышей, что я не допускал для себя никакой органической жизни в пещере, в абсолютной миллионолетней темноте. Оказывается, в пещере обитает более двадцати видов живых существ. Пять видов жуков, которые гибнут, если их вынести на дневной свет; водяные блохи; пещерная сороконожка, простейшие…
Пещера, которую мы осматривали первой, некогда, в доисторический период, была обитаема. Здесь находили приют неандертальцы.
Они обитали в самых ближних залах, не забираясь в глубь ходов и переходов. Были найдены здесь скелет медведя и человеческие скелеты рядом с ним. Может быть, тут шла борьба.
Но самое бесценное, что осталось от ранних обитателей пещеры, – рисунки на камнях. Техника оригинальная. Не яичная темпера, не акварель, не масло, не пастель, не даже уголь. Рисунки сделаны пометом летучих мышей, накопившимся за тысячелетия. По виду они как все равно сделаны густым дегтем, горелой смолой, черные и поблескивают. Человечки, страус, жираф – это в северной части Болгарии, недалеко от Дуная.
Жаль, что изящные творения неведомого доисторического гения (он творил пальцем) испортили варвары XX века. Среди многочисленных туристов попадаются эти, видимо, в каждой стране существующие, с позволения сказать, люди, которые испещряют своими именами скалы и деревья, скамейки в парках и памятники старины.
Но одно дело испортить скамейку в парке или скалу над горной рекой, а другое дело рисунки, которым много тысяч лет.
Рядом с человечками и страусами тем же мышиным пометом начертаны имена, число, месяц, год, неизбежные «Петя плюс Марина».
И это полбеды. Хуже, что рядом с подлинными человечками и страусами теперь уж нарисованы такие же человечки и животные. Конечно, тому, доисторическому художнику, трудно было искать непривычные для него формы выражения фантазии. Он должен был быть гением. Теперь же, спустя несколько тысячелетий, любой школьник нарисует жирафа, особенно если есть с чего скопировать.
Иногда посетители тайком обламывают сталактиты и уносят на память. Произошел и курьезный случай. В пещере было крохотное светленькое озерко, скопившееся по капельке, может быть, за миллион лет. Прошел слух, что, во-первых, кто из старых людей отопьет хоть один глоток – помолодеет; во-вторых, если напьется школьник, не будет получать двоек.
Озерко выпили начисто, до дна. Теперь, конечно, вовсе нельзя безобразничать в пещерах, даже войти нельзя без экскурсовода. Но жди теперь, когда снова наполнится хрустальное доисторическое озерко.
Пещера «Ледник» считается более красивой, чем «Магура». Но то ли первое впечатление всегда бывает сильнее, то ли дело вкуса – «Магура» мне понравилась больше.
«Ледник» – пещера, несомненно, более причудливая. Ее можно сравнить с комнатой, в которой поставили очень красивую мебель, но поставили ее в пять-шесть раз больше, чем было бы нужно. «Магура» обставлена сталактитами и сталагмитами в меру, со вкусом. Много простора. Ее интерьеры, так сказать, полны воздуха. «Ледник» буквально загромождена и походит, если дальше продолжать мебельное сравнение, скорее даже не на комнату, а на мебельный склад или, еще точнее, на антикварный мебельный магазин. Сталактитов из «Ледника» хватило бы на оформление по крайней мере десяти пещер, и в каждой было бы захватывающе красиво. В «Леднике» тесно от сталактитов не только глазу, но и буквально. Приходится то протискиваться боком, то пробираться чуть ли не ползком. А вот и объяснение разницы двух пещер.
Оказывается, «Магура» – пещера молодая, а «Ледник» – пещера старая, больше того,– умирающая.
– Как так умирающая? Что может случиться с пещерой?
– А то, что рано или поздно ее пустота до последнего сантиметра зарастет, заполнится сталактитами и сталагмитами. Вот что может наделать капля воды, несущая в себе мельчайшую крупицу извести.
– Но сколько времени она еще проживет, эта пещера?
– Миллионов на пять лет ее еще хватит. А потом – конец. Она в сущности обречена.
Бедная пещера «Ледник»!
Пещера «Панура» еще не обследована, а тем более не благоустроена. Она начинается узкой, островерхой расселиной в скале. Нижняя часть расселины уходит в пещерное озеро, так что в «Пануру» можно пробраться только на лодке. А потом, оказывается, своды делаются низкими, почти соприкасаются с водой, а потом вовсе нужно нырять, чтобы пробраться в следующий зал пещеры. Находились смельчаки, ныряли в водолазных костюмах, но очень уж холодна подземная вода.
Там, внутри, будто есть уж не каменные, а настоящие водопады, настоящие большие озера, а не такие, что могут выпить старики и школьники.
Когда «Панура» будет благоустроена для туристов, это будет по красоте и своеобразию едва ли не первая пещера в мире.
А еще рассказывают про пещеру «Змеиная нора». В ней цветные, а не белые образования. Например, так: ярко-красная стена, густо-синее озеро около стены; в озере, как цветок, снежно-белый сталактит с красным посредине.
Когда выходишь из пещеры к солнцу, во-первых, все-таки испытываешь чувство невольной радости, а во-вторых, только что увиденное начинает казаться не то приснившимся, не то как если бы вышел из кинозала после увлекательного, но вполне фантастического фильма.
ЭТЮД ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ
(продолжение)
В моей памяти постепенно складывается коллекция уникальных пейзажей. Впрочем, не только в памяти: стараешься ведь и записать.
Коллекции иногда поражают оригинальностью и фантазией собирателя. Доподлинно известно, что Леонид Максимович Леонов в отдельную тетрадь выписывает из книг короткие ли, подробные ли описания русской бани. Ну, например, у Твардовского в «Василии Теркине» прекрасно дана русская баня или, еще лучше, у Мельникова-Печерского в его многотомной эпопее о старообрядцах.
А уж если так, то почему бы не брать на заметку уникальные пейзажи?
Дело ведь в том, что почти всегда, если вы много путешествовали и много видели, один уголок земли напомнит вам своим видом какой-нибудь другой уголок, горное ущелье в Альпах или на Кавказе будет похоже на горное ущелье Памира или Тянь-Шаня. Родопские горы похожи на горы Албании; морские пляжи около Варны, наверно, найдут себе близнецов ну хоть у нас, на Черном море, или, может быть, где-нибудь в Америке, или на Филиппинах. Если человека с закрытыми глазами привести в Сахару, то он, открыв глаза, может быть, спутает Сахару с Ливанской пустыней или даже с Кара-Кумами. Американские прерии, наверно, чем-нибудь похожи на наши российские степи.
Но в том-то и дело, что есть пейзажи единственные в своем роде. Где бы вы ни ездили по земному шару, нигде не найдете ничего подобного. Это редчайшие, уникальные пейзажи. Для примера вспомню из моих запасов залив Спустившегося Дракона во Вьетнаме. Павел Антокольский о нем писал:
«Надо взять наше кавказское черноморское побережье, помножить его на Южный берег Крыма и сумму возвести в кубическую степень, чтобы представить себе эту мощную красоту. Но сказать «красота» – это еще ничего не сказать.
