Мария Верниковская - Ненаписанные страницы
Маше стало вдруг легко, спокойно на душе, словно короткий дождь смыл грусть и печаль с ее сердца. Она прижалась к Вере Михайловне и уже своим привычным голосом сказала, наклоняясь к уху:
— Я дура. В войну лишилась родителей и теперь боюсь потерять Кирилла.
Раздвигая кусты, на поляну вышел Верховцев. Весь мокрый, он придерживал на плече весло, с которого свисали плети водорослей. При виде его Кострова и Маша не удержались и громко расхохотались. Инженер остановился, покорно опустил весло, неловко переступая с ноги на ногу.
— Я вас всюду искал, — сказал он, не решаясь в таком виде приблизиться к ним.
— А мы, как кукушки, прятались в лесу, — ответила Вера Михайловна. — Маша, давайте разжигать костер, надо обедать.
Осмотревшись, они быстро стали собирать валежник и носить его к берегу. Верховцев, чувствуя себя неудобно без дела, положил весло и тоже стал отыскивать сухие ветки.
— Вы лучше достаньте спички, — крикнула ему Кострова.
Верховцев пошел вдоль берега. То там, то тут тоже начинали разводить костры. Он скоро вернулся с коробкой спичек. Тонкие прутики вспыхнули и стали разгораться с веселым треском, распространяя крепкий, густой запах сосны. Вера Михайловна заставила Верховцева снять рубашку и развесила ее сушить на торчавшем из земли пне. Став на колени, Верховцев раздувал огонь, Маша развязывала узелок привезенной с собой еды: нарезанные кусочки хлеба, несколько копченых вобл и бутылку розового суфле. Вера Михайловна достала аккуратно увернутые Юлией Дементьевной в бумагу пирожки с картошкой, жаренные на масле. Верховцев принес маленький чемодан и извлек бумажный кулек с твердым печеньем и банку тушеной говядины.
Только сейчас, сидя у костра, все трое почувствовали прелесть этой поездки в горы, к озеру. Они смеялись, шутили. Покончив с едой, решили кататься на лодке. К удивлению Веры Михайловны, Верховцев оказался ловким гребцом.
— Да вы моряк, — шутила она.
— А вы разве не знаете, что доменщики сродни морякам? — проговорил он, с силой погружая в воду весла. — У одних — стихия моря, у других — стихия огня.
— Но кажется, из вас капитан не получится, — съязвила Кострова.
— Морю нужны не только капитаны, но и штурманы. Так же, как доменным печам.
Маша вздрогнула, прислушиваясь. Как много значит для этих людей работа. Чудные они. Даже на отдыхе не могут уйти от нее. Она вздохнула и задумалась. Свою работу в лаборатории Маша делала всегда аккуратно, но забывала о ней сразу, как только уходила из цеха. Кто же она? Просто технический исполнитель?
— А кроме капитанов и штурманов есть еще и матросы, — неожиданно вслух сказала Маша.
Верховцев даже перестал грести и уставился на нее, усиленно задвигал бровями. Кострова улыбнулась:
— Молодец, Маша. В конечном счете, тонущий корабль спасают матросы. Пусть не думает штурман, что все зависит от него.
— А я и не думаю, — серьезно проговорил Верховцев, снова налегая на весла. — И если уж продолжить разговор в этом плане, то, отправляясь в плаванье, я бы вас, Маша, обязательно зачислил в свою команду.
Лодка уткнулась носом в берег. Кострова и Маша, сняв туфли вышли на берег, нетвердо ступая босыми ногами по жесткой, выгоревшей траве. На лужайке у леса отдыхающие сражались в волейбол и звали их к себе. Верховцев вытащил лодку на песок, закрепил ее цепью за колышек и вскоре тоже присоединился к играющим.
И все-таки не Верховцев первый, а Бартенев сравнил доменщиков с моряками. На одном из своих занятий, когда мастер Кравцов опять заявил, что он «чует печь животом», Бартенев сказал: «Доменщики, как моряки, — суеверны. Работа, связанная с опасностью, всегда держит человека на страже, у него вырабатывается обостренное чутье. Но тем не менее моряки ведут свой корабль по компасу, а не по чутью».
Нелепо утверждать, что Бартенев — этот образованный, всесторонне развитый человек — верил в демонские силы. Но были у Бартенева свои причуды, порой изумлявшие Веру Михайловну. Он сознательно избегал в понедельник проводить какие-нибудь совещания, принимать какие-то решения. В первый день недели Бартенев дольше обычного засиживался в кабинете за книгами.
— В начале недели человек должен подготовить к работе не только мускулы, но и голову, — сказал он однажды Фене Алексеевне, когда она напомнила, что пора идти домой.
И случилось именно в понедельник событие, отразившееся странным образом и на ней, на Костровой. Бартенев, не зная, как обернется для него начало новой недели, задумал во вторник собрать технологическую группу и выяснить, что удалось за это время сделать. Об этом он сам объявил утром на рапорте.
Во второй половине дня Кирилл, приняв смену у Кравцова, сел за стол в газовой будке заполнять сменный журнал. Новая система, о которой он должен был завтра докладывать, начинала действовать все успешнее. Она ограждала людей от ожогов, а печи — от аварий. Третью неделю печь шла ровно. Правда, Кравцов сегодня опять чуть повысил дутье, но это, кажется, не повлияло на ход. Вдруг дверь порывисто распахнулась, и старший горновой Орликов с растерянно-бледным лицом крикнул с порога:
— Продуло!
Кирилл выскочил на площадку и сразу уловил характерный лающий шум печи. Горячий воздух, найдя где-то выше горна отказавший в прочности кирпич, со свистом и шумом вырывался наружу, выбрасывая раскаленные куски руды и кокса. Водопроводчик и горновые, с силой удерживая в руках выскальзывающие шланги, направляли в отверстие тугую струю воды. Кирилл бросился в будку к телефону и попросил диспетчера снизить давление. Через несколько минут, обжигаясь и не замечая этого, Орликов забивал отверстие кирпичом и замазывал специальным раствором.
Сколько прошло времени? Час? Два?.. Кирилл не знал. Когда основное было сделано, он устало пошел снова звонить диспетчеру. Рубашка, промокшая от пота и воды, неприятно прилипала к плечам, в ботинках хлюпала вода.
По проводам заводского коммутатора два тревожных слова «продув печи» достигли сначала квартиры главного инженера, а затем Лобова. В этот вечер директорский домик напоминал повозку, которая мчалась вскачь по ухабам и кочкам. В квартире все сотрясалось от быстрых и тяжелых шагов хозяина. Смешивались в сутолоке вещи и люди: Лобов собирался на охоту.
Длинный рыжий сеттер Дик, предчувствуя азарт охоты, носился по комнате, бросался всем под ноги, припадал животом к полу, взвизгивая от восторга.
— Дик, на место! — зычно кричал Лобов, запихивая в сумку мешочек запасных патронов.
При звуке голоса хозяина собака прижимала уши, на минуту замирала, но потом с новой силой начинала неистовствовать. Дети помогали отцу: Коля тащил патронташ, Митя запасливо предлагал коробку с незаряженными патронами. Лобов с красным от возбуждения лицом торопливо отмахивался от детей, жены, думая только о том, чтоб не опоздать на вечернюю зарю. В такую-то пору и застал его звонок диспетчера.
— Что? Что? — переспросил Лобов, не сразу поняв, о чем идет речь.
— Четвертую продуло?
Лобов бросил на рычаг трубку и, высовываясь в открытое окно, крикнул шоферу:
— Заводи!
В охотничьих сапогах, кожаной куртке он спешно пошел к дверям, на ходу отталкивая прилипавшую к ногам собаку. Следом бежала Ольга Васильевна и спрашивала:
— Что случилось?
Он что-то крикнул ей и захлопнул дверцу машины.
На заводе Лобов сразу устремился к четвертой и, увидев уже приехавшего туда Бартенева, решительно направился к нему. Обычная сдержанность и на этот раз не изменила Бартеневу. Он коротко доложил директору о случившемся.
— Кто просмотрел? — строго спросил Лобов.
Кирилл Озеров, стоящий в нескольких шагах, выступил вперед и с выражением вины на усталом лице смотрел на директора. Мощным корпусом Лобов подался к Кириллу и сердито, быстро проговорил:
— Смотреть вот за печью надо. Не в мигалки играешь, а чугун варишь. А тебя печь, как девка, за нос водит. Ты…
— Причины будут выяснены позже, и я доложу вам о них, — спокойно проговорил за его спиной Бартенев.
— Завтра же, завтра! — отрывисто выговорил Лобов, резко надвинул на глаза кепку и крупно зашагал к выходу.
Шофер, увидев быстро возвратившегося Лобова, решил, что ничего значительного не произошло, и с сожалением заметил:
— Опоздаем теперь.
— Черт с ней, вот с охотой… — хмуро отозвался Лобов, втискиваясь на сиденье.
После ухода директора Кирилл сказал Бартеневу, что вся бригада останется на ночь, чтоб устранить последствия продува. Бартенев согласился, но в полночь отправил бригаду домой, предупредив, чтоб завтра утром на рапорте были все. Сам же оставался в цехе до утра.
В последнее время Павел Иванович Буревой все чаще удивлял жену непривычным для него прилежанием к ученым книгам.
— От учения человек с пути не сбивается, — нравоучительно сказал он как-то, увидев на лице Евдокии Ивановны лукавую усмешку.
