Фазиль Искандер - Козы и Шекспир
— Не знаю, — сказала мартышка-мама, продолжая покачиваться на хвосте и прислушиваться к Нейтральной Тропе, — они так говорят, как будто произошли от нас…
В это время Находчивый подошел к груше и снова увидел все тех же мартышек на все той же ветке дикой груши. Это были первые живые существа, которых он увидел после своего предательства, и ему было приятно их видеть. Ему вдруг показалось, что в мире ничего не изменилось, в мире все осталось как было. Вот дикая груша, как она росла, так она и растет, вот обезьяны на ней, как отрабатывали свой вертикальный прыжок, так и отрабатывают. И все, все осталось по-прежнему…
Ему вдруг страшно захотелось поговорить с кем-нибудь, хотя бы с этими мартышками.
— Эй, там, на дереве, — крикнул он снизу, — тряхни-ка ветку, грушами хочется побаловаться!
Молчание. Только слышалось равномерное поскрипывание ветки, на которой качалась мартышка-мама. И снова Находчивому стало как-то неприятно, скучно.
— Жалко, что ли?! — крикнул он вверх. Опять молчание. Неужели все-таки удав прополз к реке, где сидит Задумавшийся?
— Слушай, — крикнул он снова мартышке, — здесь никто… не проходил в сторону реки?!
Тягостное молчание. Но мартышка долго молчать не может.
— Ты хотел сказать — никто не прополз, — наконец ядовито ответила она.
Знает, с ужасом подумал он и в то же время почувствовал злость на эту чересчур развязную мартышку.
— Я хотел сказать именно то, что я сказал, — надменно ответил он и замолк.
— Ой, какой наглый, — прошептала мартышка-дочка.
— Сейчас я сделаю вертикальный прыжок и плюну ему в лицо, — решительно прошептала мартышка-мама, — а ты проследи, как я буду делать захлест.
— Плюнь ему в лицо, мама, плюнь! — радостно прошептала мартышка-дочка и от волнения заерзала на ветке.
Мартышка-мама раскачалась на хвосте и полетела вниз. Она зацепилась хвостом за самую нижнюю ветку над самой головой Находчивого. Хрястнула ветка, за которую зацепилась мартышка, и град груш посыпался на землю. Находчивый от неожиданности страшно испугался и впервые в жизни, несмотря на свою находчивость, не сразу понял, в чем дело. Он еще не знал, что душа, совершившая предательство, всякую неожиданность воспринимает как начало возмездия.
— Ой, — наконец перевел дыхание Находчивый, — это ты, мартышка?
— Нет, карающий ангел свалился с небес, — съязвила мартышка, покачиваясь на хвосте.
— При чем здесь карающий ангел? — холодно спросил Находчивый. Он уже успел прийти в себя и принять вид, подобающий Королевскому Глашатаю.
— А при том, — ответила мартышка-мама, — что можешь заткнуться со своей песней, потому что кое-кто кое-куда уже давно прополз.
— При чем здесь удав?! — закричал Находчивый, теряя самообладание. — Я не позволю! Я Королевский Глашатай! Я буду жаловаться! Я! Я! Я!
— А между прочим, я ничего не говорила про удава, — сказала мартышка, продолжая качаться на хвосте.
— Нет, говорила! — закричал Находчивый. — Это безобразие! Это издевательство над Королевским Глашатаем! Ты тренируешься над Нейтральной Тропой! Я этого так не оставлю!
А в самом деле, над Нейтральной Тропой тренироваться не положено и вообще лучше с ним не связываться, подумала мартышка. Отменив обещанный плевок, она молча полезла вверх, а Находчивый пошел дальше, возмущенно жестикулируя ушами и что-то бормоча.
— Ну что, плюнула? — спросила мартышка-дочка, когда мать долезла до верхней ветки и уселась рядом с дочкой.
— Еще как! — ответила та.
— А он что? — спросила дочка.
— А что он? Утерся и пошел.
— Мама, — сказала мартышка-дочка, — а что, если я сбегаю, предупрежу Задумавшегося…
— Не стоит вмешиваться, — ответила мартышка-мама и добавила: — Да, пожалуй, уже поздно…
— А вдруг успею! — воскликнула мартышка-дочка. — У меня ведь очень быстрый горизонтальный прыжок…
— Нет, и все! — сказала мартышка-мама более строгим голосом. — Ты еще маленькая, чтобы вмешиваться в такие дела.
— Мамочка, мамочка! Прошу тебя! Я побегу! Я полечу! Я успею! — умоляла мартышка-дочка свою мать.
— Нет! — еще строже и непреклонней отвечала мать. — Ты еще многого не понимаешь. Мне тоже жалко Задумавшегося. Его учение и для нас представляет интерес… Но он слишком далеко заходит… Слишком…
— А мне его так жалко, — теперь поняв, что мать никуда ее не пустит, разрыдалась мартышка-дочка, — он там сидит и думает, а его уже предали.
— Что делать, — вздохнула мартышка-мама и, посадив дочку к себе на колени, стала гладить ее по голове, — туземцы говорят, что наука — это такое божество, которое требует жертв… Если кролики перестанут пастись в огородах туземцев, может, встанет вопрос, что и мы должны оставить кукурузу туземцев. Задумавшийся слишком далеко заходит.
— Но ведь, мама, ты сама говорила, что туземцы от нас произошли, — напомнила дочка, постепенно успокаиваясь, и потерлась головой о подбородок матери. Так она напоминала, чтобы мать поискала у нее в голове блох.
— Во-первых, это не я так говорю, это они так говорят, — сказала мартышка-мама и, щелкая ногтями, стала рыться у нее в голове, — а во-вторых, когда дело касается кукурузы, они, забывая о родстве, травят нас собаками и ставят свои капканы, омерзительные, как пасть крокодила… Ну что, может, еще раз попробуем вертикальный?
— Только не сегодня, — грустно отвечала мартышка-дочка, — я слишком наволновалась.
— Тогда пошли домой, — сказала мартышка-мама, — расскажем нашим все, что мы видели и слышали. Интересно, чем это все кончится…
— Пошли, — уныло согласилась дочка, и они, перепрыгнув на магнолию, исчезли в глянцевой листве магнолиевой рощи.
А между тем Находчивый уже прошел почти всю Нейтральную Тропу и выбрался на небольшой луг, расположенный недалеко от первых кроличьих поселений. Всю дорогу он думал о случившемся и теперь почти успокоился и забыл про мартышек.
Во-первых, думал он, может, удав полз к реке по своим собственным надобностям. Во-вторых, может, Задумавшийся прав, и удав не сможет его обработать, а в-третьих, вон какие тучи идут с юга. С минуты на минуту начнется гроза, и Задумавшийся не станет в грозу сидеть на открытом холмике. И чем больше он находил шансов для Задумавшегося, тем бодрей он становился.
И вот на этом лугу у первых кроличьих поселений он вдруг встретил жену Задумавшегося.
— Ты что тут делаешь? — спросил он у нее после первых приветствий.
— Да вот клеверок на зиму заготовляю, — ответила она, вздохнув. — Мой-то все думает…
— Ты же пособие от Короля имеешь, — удивился Находчивый.
— Две морковины на шесть ртов? — сказала крольчиха, подняв голову. — Нет, я благодарна Королю, но все-таки приходится крутиться…
— Наверное, будет гроза, — задумчиво сказал Находчивый и посмотрел на небо. В самом деле, очень черные, очень обнадеживающие тучи ползли с юга.
— Так я ведь тут рядом живу, — сказала крольчиха, мельком взглянув на небо.
— Послушай, а твой, если его застанет гроза, домой приходит? — спросил вдруг Находчивый.
Тут жена Задумавшегося решила, что Находчивый намекает. Когда-то в молодости они оба были в нее влюблены, но она тогда по молодости выбрала Задумавшегося, о чем теперь очень сожалела.
— Ну, что ты, — сказала она и махнула лапой, — да он там сидит с утра до ночи и думает. Да его днем палкой домой не загонишь.
— Нет, в самом деле, — спросил Находчивый, — там же открытый холмик… Что ж, он будет целый день мокнуть?
— Но я же лучше знаю, — отвечала крольчиха, заглядывая в глаза Находчивому. — Так что заходи, угощу, чем Бог послал…
— Нет, спасибо, — сказал Находчивый, наконец поняв ее намек, но решив, что это уже будет слишком, — мне отчитаться надо перед Королем…
— Да, — вздохнула крольчиха, — ты теперь вон какая шишка. Куда тебе к нам…
— А-а-а, — махнул лапой Находчивый, — ничего особенного. Ну, допущен, ну, можно вдосталь поесть, попить. Да не в этом, оказывается, счастье…
— Все вы так говорите, — снова вздохнула жена Задумавшегося, — а у меня от клевера оскомина… Мой-то дурак тоже мог бы, да не захотел.
— Ну ладно, до свидания, — сказал Находчивый и двинулся дальше, чувствуя, что настроение у него делается все хуже и хуже.
— До свидания, — отвечала крольчиха и снова начала косить резцами клевер. — А то, если надумаешь, заходи. Худо-бедно… Чем Бог послал…
Находчивый как-то неопределенно кивнул и пошел через луг, срезая его так, чтобы выйти поближе к Королевской Лужайке.
Задумавшийся сидел на своем зеленом холмике возле реки. Налево от него расстилались пампасы, а направо был хорошо виден широкий Лягушачий Брод. Печальными и вместе с тем проницательными глазами следил Задумавшийся за окружающей жизнью. А точнее сказать, проницательными и именно потому печальными глазами следил Задумавшийся за окружающей жизнью.
