Василий Каменский - Василий Каменский . Проза поэта
Васька Ус и Фрол, переодетые монахами, пробрались внутрь стены и наказывали астраханским сермяжникам:
— Как только наши удальцы покажутся на стене, значит, разом бросайтесь на бояр, пушкарей, стрельцов.
Держите уши востро и глаз со стен не спущайте. Бегите по голытьбе астраханской и всем этот наказ Тимофеича дайте.
Бабы-сермяжницы вопили:
— Ну, погоди, воевода, погоди… Там за стеной Степан Тимофеичу — у него будем женскую правду искать… Он ли не заступится за нас, горемычных баб. Ведь солнце он, наш Степан-то! Он в огне не горит, в воде не тонет, сабля его не берет, пушка дымом исходит, топор отскакивает. Вот какой! Он ли, солнце красное, не осветит счастьем волюшки наши женские душеньки.
Затрубили сигнально трубы к сражению, ударили в гулкие тулунбасы. Запалили пушки.
Воевода Прозоровский, стрелецкие головы, дворяне, бояре, подьячие и приказные люди спешились у Вознесенских ворот и тут ждали напора.
Вдруг с южной стороны вестовая пушка дала пять выстрелов, что означало:
— Астрахань сдается.
— Ясак на сдачу!
— Пали!
— Стой!
— Ясак на сдачу.
— Где воевода? Измена!
— Ясак на сдачу.
За стеной горланили:
— Айда, сюда, сюда!
— Лезь им на боярские башки!
— Пали! Жги! Ломи!
— Давай вар!
— Лей, сыпь! Жарь!
— Тяни за ногу!
— Ставь лестницу!
— Якши, якши! Берем Астрахань!
— Наша Астрахань! Сдавайся!
— Не уйдешь, собака!
— Ha-ко, ёрзай. Шпарь!
— Стой! Держись!
— Качай, раскачивай!
— Раздобырдывай! Смоли!
— Хватай зубами! Рви! Ломись!
— Сарынь на кичку!
Воевода Прозоровский свирепо орал:
— Пали, руби воров окаянных! Обливай варом! Сваливай каменья! Режь, дави, губи разбойников! Хватай свою голытьбу, хватай изменников, — ишь бунтуются, окаянные! Баб хватайте, лупите их солеными вожжами по голым ляжкам. Господи, помилуй нас!
Васька Ус, путаясь в монашеской рясе, добыл икону, подбежал к воеводе и всадил ему в брюхо большой хлебный нож.
На стенах удальцы показались с кольями, чугунники с кистенями:
— Сарынь на кичку!
С яростным воем астраханская голытьба кинулась бить дворян, бояр, приказных, а у стрельцов отобрали ружья, пушкарей схватили.
— Лестницу! Лестницу!
— Открывай ворота!
— Впускай.
— Держи пушкаря. Лупи дьявола!
— Стой, пес!
— Идут, идут сюда!
— Разваливай камни!
— Ивана Красулина зови.
— Где Федька Шелудяк — тащи его к воротам.
— Куда попер сундук!
— Уххх! Бей!
— Хххо-ххо-хо-хо!
— Ббах!
— Живет!
— Тутошний!
— Мотри! Вот! Взяли!
— Улус!
— Ярыжку цапай бердышем!
— Падина! Шайтан!
— Взяли! Взяли!
Железно загремели Вознесенские ворота.
Степан сидел на своем беломолочном коне, в пламенно-алом кафтане, в парчовой с каменьями шапке.
Степана, по обычаю, встретили с иконой и хлебом-солью, и стрельцы с астраханцами запели:
В добрый час приехал домойСокол ясный, Степан Тимофеевич,Да с соколиками неизменными.
Степан низко кланялся во все стороны на здорованья народа.
— Батюшко, здравствуешь!
— Отец родимой.
— Кормилец.
— Заступник.
— Спасение наше людское.
— Сердце наше, сердечушко.
— Спаситель сермяжный!
— Солнце наше красное!
— Воля наша.
— Тимофеич наш, краса неоглядная.
— Ой, да здравствуй-ко, батюшко!
Васька Ус веселился:
— Хлеб-соль принесли, а где щи, где каша ячменная? С чем станем каравай жевать? Давай каши, волоки астраханских щей, — нашим чугунникам жрать хочется, умаялись, сердешные.
— А и славен Степан свет-Тимофеич, — ликовали астраханцы.
Степан отвечал с коня:
— А и славен знатный город Астрахань. Бью челом тебе и до сырой земли от всей понизовой вольницы поклон кладу. Благодаренье сказываю за встречу, за помощь вашу. Пуще тому радуюсь, что астраханская голытьба вольности добилась. Значит, недаром пластались с царскими палачами. А ежели так — устраивайте, крепите жизнь вольную по сердцу сермяжному.
Степан расстегнул ворот рубахи, засучил правый рукав, взмахнул весело кистенем:
Сарынь на кичку!Ядреный лапотьПошел шататься по берегам.Сарынь на кичку!В Казань-Саратов!В дружину дружнуюНа перекличку,На лихое лишное врагам.Сарынь на кичку!Бочонок с брагойМы разопьемУ трех костровИ на приволье волжском вагойЗарядим пир у островов.Сарынь на кичку!Ядреный лапоть,Чеши затылок у подлеца.Зачнем с низовьяХватать-царапатьИ шкуру драть,Парчу с купца,Сарынь на кичку!Кистень за пояс,В башке дудитРазгул до дна.Свисти! Глуши!Зевай-раздайся!Слепая стерва,Не попадайся!В-ва!
В Персии
Выбрал Степан среди всех дней голубых самые бирюзовые, выбрал он среди всех ветров самый ровный да попутный, выбрал среди всех стругов сорок быстрых снаряженных, выбрал среди любимцев самых испытанных и пустился на парусах холщовых по морю Хвалынскому — морю Каспийскому в желанную, заманчивую Персию, в город Решт, где жил принц персидский Аджар, жил, да богатейшую торговлю шелками вел с Астраханью.
Знал об этом Степан.
В то время большие нелады шли между Персией и Московским государством. Из-за того больше, что Персия по всему побережью Хвалынскому, вплоть до самой Астрахани и дальше по волжским городам, всю шелковую, всю бархатную, всю ковровую торговлю захватила, скупая и перепродавая товары, из Индии шедшие.
Знал об этом Степан.
Принц-купец Аджар славился богатствами несметными, жадностью ненасытною, хитростью лисичьей, жестокостью царской и множество рабов держал, а в их числе и негры африканские были.
Знал об этом Степан и еще знал о том, что у Аджара есть дочь Мейран, умная красавица, та самая чудесная принцесса, что когда-то в грозовую ночь снилась, будто ждет не дождется драгоценного волжского знатного гостя.
Так нежданно-негаданно для Решта ярый ветер морской пригнал к берегам струги понизовой вольницы.
Врасплох Степан с вольницей в гости к принцу Аджару пожаловали.
Принц Аджар сначала испугался, а потом успокоился, когда атаман-богатырь поклонился:
— Много я золота привез с собой и вот желаю у тебя, принц Аджар, шелку, бархату, ковров персидских купить, да тоже торговать буду.
— Салям маликем! — низко кланялся гостям принц Аджар, обрадованный приплывшему золоту, — будем верными друзьями. Я люблю русский народ и желаю ему добра больше, чем желает русский царь.
— Для нас царя нет, — отвечал Васька Ус, — мы сами цари и сами себе добра желаем.
С удивлением и страхом смотрел принц Аджар на одноусого, одноглазого гостя, разодетого в боярский кафтан не по плечу, не по росту.
Да и все другие гости были одеты вроде Васьки, — кто в чем попало, а иные даже в парчовых шубейках боярынь.
В кипарисовом дворце принца Аджара жил Степан с есаулами, а вольница кто где по домам, а кто и на стругах — на всякий неровный час.
А как встретил Степан принцессу персидскую — утонул в любви нахлынувшей, будто на дно морское опустился: такая Мейран приворожная, невиданной красы чаровницей была. И сразу сердце свое девичье в сердце Степана вложила, будто ключ в замок.
И тем ключом открыла сокровища несказанные, клад заповедный: душу, как море Хвалынское, сердце, как солнце утреннее, глаза, как два полумесяца, слова, как гусли привезенные, и ласка — вина пьянее.
В лунные ночи в саду апельсиновом бродил Степан с гуслями и под окнами у резного балкона Мейран пел в истоме трепетной:
Сад твой зеленый, Сад апельсиновый.Полюбил персиянку за тишь.Я — парень ядреный, Дубовый, осиновый,А вот тоскую —Поди ж.Видно, песни царевны чаруйным огнемПришлись по нутру.С сердцем, пьяным любовным вином,Встаю поутруИ пою:Сад твой зеленый,Сад апельсиновый.Ой, Мейран:Чуду приспело Родиться недолго —Струги легки и быстры.Со славой-победой Увезу я на ВолгуЗажигать удалые костры.
Мейран слушала и тайно ждала близкой встречи со Степаном.
По персидскому обычаю, как женщине, ей нельзя было видеть Степана дома.
