Мария Глушко - Год активного солнца
— Состояние удовлетворительное, девочка спит, неужели нельзя не звонить ночью?
Она извинилась, положила трубку. Подумала: горе делает нас уязвимыми и беззащитными, каждый может нас обидеть. Почему же говорят, что горе делает человека мудрым и стойким? Неправда. Горе приучает к унижению и покорности.
14
Утром не хотелось вставать — хотя бы полчаса еще, хотя бы десять минут полежать расслабленно, прислушиваясь к тяжелому, неотдохнувшему телу. Но не было в запасе ни минуты.
Что это такое, почему все время надо насиловать себя? Не хочешь спать — глуши себя снотворным, хочешь спать — отрывай от подушки отуманенную сном голову, в которой отдается болью длинный звонок будильника. Вся жизнь состоит из маленьких насилий над собой!
Все же Кира Сергеевна поднялась и даже зарядку сделала, чтобы ушла из суставов слабость, — день нужно встречать бодро, ощущать сильные толчки сердца и упругую легкость в ногах, иначе тебя ни на что не хватит.
Но день этот выдался не из удачных. С утра Кира Сергеевна решила пойти в облисполком, а до этого. — чтоб заручиться свежими фактами и аргументами, — в библиотеку.
Заведующая водила ее по тесным, заставленным стеллажами комнаткам, конечно, стонала и жаловалась, заглядывала ей в глаза. Кире Сергеевне было стыдно, что эта немолодая женщина держится так униженно и не ради себя, а ради дела.
В книгохранилище, похожем на кладовую без окон, пахло старой истлевающей бумагой и почему-то уксусом. Заведующая объяснила, что время от времени протирают уксусом полки от шашеля — поскольку проветривать не удается, — но все равно со старых желтых полок тихо сыпалась серая труха.
Две молоденькие библиотекарши, бросив дела, тоже ходили за Кирой Сергеевной, вытянув тонкие шеи, и были похожи на детей, которые ждут от взрослого гостинца.
Но что я могу им сказать?
Она ушла расстроенная, направилась в облисполком. Нужных и главных лиц, от которых зависело решение, не было, а второстепенные лица ничего не решали. В управлении культуры ее уверяли, что, кажется, ничего еще не решено и без нее, видимо, решаться не будет и что совместными усилиями, возможно, удастся отстоять…
«Кажется», «видимо», «возможно»…
И в горкоме ничего определенного не сказали: «Посоветуемся, проконсультируемся, звоните». Никто не хочет первым сказать «Э-э». А на звонки Кира Сергеевна в таких делах не полагалась.
Она вернулась к себе усталая, кляня этот пустой, неудачный день, звонила в больницу, удалось даже поговорить с Ириной. Ленка стала есть и уже сидела в подушках, это обрадовало Киру Сергеевну — хоть тут удача!
Но она уже не доверяла этому хмурому дню, решила никаких вопросов сегодня не пробивать, в оставшееся время занялась почтой и документами.
В конце дня ударил дождь — как обычно, сперва небольшой, мелкий, и Кира Сергеевна надеялась его переждать, — но потом сразу потемнело и зашумело под окном, обрушился ливень.
Опять не взяла ни плаща, ни зонта, и теперь ходила по кабинету, поглядывая на часы. Если б домой, плюнула бы на дождь и побежала, а как явиться в больницу, если с тебя течет в три ручья? Пожалуй, не пустят.
Дежурную машину для личных нужд вызывать не хотела, дважды звонила домой — никто не ответил. Куда подевались?
Она постояла у окна, завешанного густыми серыми жгутами воды. По безлюдной улице бежала река, вспениваясь у обочин, заливала площадь. Под широкой аркой кинотеатра теснилась толпа — ни фигур, ни лиц, одно пестрое пятно.
Кира Сергеевна опять посмотрела на часы — уже семь. Шурочку отпустила, даже кофе не выпьешь. Разве самой заглянуть в Шурочкино хозяйство?
В приемной Жищенко и заведующий отделом культуры Иванов играли в шахматы, густо курили.
— И вас, Кира Сергеевна, дождичек прихватил? — поднял голову Жищенко. — Партию не желаете?
Иванов, пожилой лысеющий мужчина с аскетическим худым лицом язвенника, объявил шах, затушил сигарету. Крупная рука Жищенко нависла над доской, заметались суетливые пальцы.
— Ладно, сдаюсь. Ты бы хоть из приличия начальству проиграл.
Иванов встал, смахнул с доски фигуры, стал собирать их.
— Мое начальство не вы, а Кира Сергеевна. Может, ей бы я и проиграл.
Жищенко откинулся на спинку стула, сладко потянулся. Глянул на Иванова хитро и значительно.
— Ты что ж про свадьбу молчишь? Вот деятель! Выдал дочь замуж, полгорода собрал в ресторан, а нас с Кирой Сергеевной не пригласил!
Иванов закрыл коробку с фигурами, прижал под мышкой, как папку. Потом сказал:
— Не в ресторане, а в свадебном салоне. А вы бы не пошли.
Он коротко взглянул на Киру Сергеевну, как бы относя это «вы» и к ней.
— Почему, я бы пошла. Во всяком случае, примите поздравления.
Он кивнул — то ли благодарил за поздравление, то ли прощался — и ушел.
— Во, куркуль, и шахматы унес, — весело сказал Жищенко. Качнулся на задних ножках стула, вытащил сигарету, опять закурил, вкусно затянувшись. Как всегда, вид у него был довольный, сытый, как будто он только что хорошо пообедал.
Кира Сергеевна двигала ящики в Шурочкином столе, один из ящиков был заперт, наверно, там и держала она кофе.
Жищенко смотрел на нее прищуренно.
— Хотите прогноз? — спросил, выпуская кудрявую струю дыма.
Она не ответила, но это его не смутило. Он встал, прошел по приемной от двери до двери, ставя внутрь носками свои короткие «кавалерийские» ноги.
— В скором времени вам предстоит искать нового завотделом культуры.
— Разве Иванов уходит?
Жищенко скосил глаза на потухшую сигарету, пошлепал губами, раскуривая ее.
— Он-то не уходит. А вот его уйдут.
Кира Сергеевна видела, с каким вкусом и удовольствием сказал он это.
Странный человек. Не злой, а коллекционирует плохие прогнозы. Которые, кстати, не сбываются.
— С чего вы взяли?
— Вычислил!
Его верхняя короткая губа приподнялась в улыбке, обнажая крупные желтые зубы. Глаза с толстыми исками смотрели весело и хитро.
— Думаете, за кого вышла его дочь? За сына нашего Луценко из жилищного отдела, — И что же?
— Теперь они родня. Но то кумовья, не то сваты. Получается, в скобках замечу, семейственность. Одного надо убирать, но Луценко «мэр» но уберет, Луценко — с головой мужик. Придется Иванова.
«Вычислил», — усмехнулась Кира Сергеевна.
— Иванов тоже с головой, и они друг другу но подчинены.
Жищенко коротко хохотнул, потер руки.
— Все равно это чревато… Говорят, Иванов на свадьбе последние волосенки чуть не выдрал — так подпели их детки. Говорят, детки до самой свадьбы темнили…
— Говорят, говорят… Откуда, Николай Иванович, вы все знаете?
Жищенко развел руками.
— Поток информации, Кира Сергеевна. Никуда от него не спрячешься.
Кира Сергеевна смотрела в окно — улица все еще захлебывалась дождем, между тротуарами бежала река, кто-то поперек ее набросал больших плоских камней.
Закатный луч, пронзив черное густое небо, дрожал в косых струях причудливо и странно. Вдалеке на фоне сизой тучи висела маленькая слабая радуга.
Вдруг она увидела мужа. Александр Степанович шел с подвернутыми брючинами, косолапо прыгая с камня на камень, хотя потемневшие до колеи брюки были уже мокры. В одной руке нес зонт, другой придерживал отдувшуюся пазуху. Наверно, нес ей плащ.
Нежность шевельнулась в ней. Не потому, что вот идет весь мокрый, несет ей плащ — не бог весть какой героизм прыгать под теплым летним дождем. Просто вспомнила: после матери никто, кроме него, никогда не думал о ней. В целом свете никто. Только он — всегда, всю жизнь.
Сорвавшись с камня, он уже шел, не разбирая дороги — бурый ноток вспенивался у его ног. С полей шляпы на плечи и спину бежала вода.
Почему он не откроет зонт? — подумала она.
15
В тени под тополем было не так жарко, и они с Ириной пристроились на хромой скамейке с облупившейся краской. А Ленка в розовой больничной пижамке носилась кругами по аллее, подняв над головой голубой пластмассовый самолетик. Запрокинутое лицо было залито светом, она щурилась, наморщив нос, кричала:
— Кира, из чего сделанное солнце?
На больничных балконах проветривались матрасы, простынки, легкий ветер раскачивал и мотал их, гнал по дорожке конфетные обертки.
— К концу недели обещают выписать, — сказала Ирина.
Кира Сергеевна взглянула на ее тонкую, бледную шею, на будничное, усталое лицо. Волосы, заплетенные в детские косички, стянуты сзади бинтом, а на висках выбились короткие пряди.
— Ты осунулась.
Ирина махнула рукой.
— Были бы кости.
Ленка влезла на скамью, восторженно закружилась на пей со своим самолетиком, чуть не упала, Ирина подхватила ее.
Кира Сергеевна думала о том, как мало, в сущности, участвует она в жизни Ирины и Ленки.
