Иван Шевцов - Лесные дали

- И не выдумывай! Да ты всегда лучше всех одета.

Ярослав опоздал к началу концерта: он вошел в переполненный зал, когда куплетист - маленький, кругленький - уже сидел за пианино и под собственный аккомпанемент безголосо напевал. Пробираясь поближе к сцене и зорко вглядываясь в зрительный зал, Ярослав увидел Аллу: она сидела во втором ряду и шепталась с Розой. По другую руку сидел ее муж, устремив на сцену застывший, деревянный взгляд. Рядом с Розой свободный стул. Ярослав догадался - припасли для него.

Куплетиста сменила певица Лиля Субач - разбитная, мужеподобная девица, самоуверенная и властная. У нее был твердый сержантский шаг, крепкая рука, в которой она держала микрофон, и низкий, грубоватый голос. Она величалась исполнительницей русских народных песен. Зал замер в приятном ожидании: здесь любили народные песни, здесь их знали и умели петь.

Ярослав слушал рассеянно: Алла была здесь, почти рядом. Роза очень кстати сидела между ними, иначе Ярослав чувствовал бы себя неловко в присутствии Погорельцева. Алла была заметно оживлена.

Идя на концерт, Алла опасалась, что Ярослав покажется ей совсем не таким, как в две первые встречи.

Но Ярослав говорил мало, стеснительно, бросая на Аллу короткие взгляды, но от Аллы не могли ускользнуть ни нежность в его глазах, ни ласка в голосе. Именно в этом, и только в этом, хотела она сегодня убедиться и была довольна им, довольна собой, концертом и вообще всем вечером. Теперь она знала, что будет искать новых встреч с Ярославом, встреч, которые принесут ей много радостных, а может быть, и счастливых минут, часов, возможно, дней. Ей было уже безразлично, какой ценой придется платить за минуты счастья. Она хотела, чтоб об этом догадался Ярослав.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВЕСНА

Быстро, незаметно и благополучно, без порубок, пролетела для Ярослава зима. Уже в начале апреля талый, рыжий от иголок снег лежал только в хвойном лесу, куда с трудом проникали солнечные лучи, а в березовых рощах он сошел как-то даже незримо, враз, когда легкий, терпкий пар пополудни курился над серой, плотно прижатой к земле пленкой из прошлогодней листвы. На кустах орешника появились скромные, неброские сережки, пошел березовый сок, и среди осин сиреневыми звездочками зацвело волчье лыко. Лес постепенно наполнился певчей птицей. Кроме зимовавших здесь синиц и поползней, шумных, крикливых, прилетели дрозды и зяблики и огласили мир своими звонкими, неистовыми трелями. Зяблики-самцы, нарядившись в свадебное, яркое оперенье, целыми днями перелетали с дерева на дерево, горланили бойкие, хотя и однообразные песни, развлекая своих подруг, которые в это время хлопотливо и неустанно вили гнезда. Нелегкий физический труд хитрые женихи оставляли покладистым подругам, которых они радовали и вдохновляли пением. Другое дело у дроздов: днем они оба - и самец и самка - трудятся над созданием гнезда, а под вечер самец забирается на вершину самого высокого дерева и, глядя на алую хрупкую зорю, начинает петь гимн любви. Он свистит, щелкает, журчит, звонко, раскатисто, выхваляется перед подругой и перед другими дроздами, оглушающими лес звучными трелями. Старые дрозды, слышавшие прошлым летом соловья, стараются подражать маленькому голосистому чародею, молодые учатся у старших. Иногда картавят, срываются. Но ничего - пройдет день, Другой, минет неделя, самка сядет на яйца, и тогда они станут услаждать ее слух пением весь день, от зари до зари, со временем голоса их окрепнут. А там и соловей прилетит, удивит и очарует.

Как и многие горожане, Ярослав не знал птиц, не мог отличить зяблика от дрозда не только по голосу, но и по внешнему виду, не говоря уже о разных пеночках славках, овсянках и прочей певчей птахе, обитающей в лесах. Очарованный, ходил он по лесу, пил большими глотками хмельной весенний настой воздуха и наслаждался птичьим оркестром. Сердцем он чувствовал, как оживает природа, интуитивно, но почти физически ощущал в ней таинственное и благостное движение - в набухающих почках, в зеленеющей траве, в цветении подснежников, ивы и волчьего лыка, в хрустальных каплях березового сока, в неистовом оживлении пернатых, чей шальной восторг передавался и ему самому.

Зорким глазом художника он видел богатство цветовой гаммы, замечал, как ежедневно меняются тона, краски и оттенки, как амфитеатр березовой рощи из сиреневого становится розоватым, потом на нем появляется бледно-зеленый, какой-то зыбкий, подвижный отлив. Видел, как глянцево-изумрудно лоснится кора осин, как ель выбрасывает нежные светло-зеленые кисточки молодых побегов, которые с удовольствием жует Лель; как голубой марлей покрываются шапки сосен. И он находил ежедневно час для живописи. К досаде своей, замечал, как меняются тона - не только от перемены погоды и освещения. Просто весна ежедневно накладывала на окружающий мир все новые и новые краски. И когда писал, неизменно думал об Алле Петровне. Он не виделся с ней с того февральского концерта, жаждал встречи, но не искал, а даже избегал ее.

И вот они встретились случайно на улице Словеней под вечер, в самый разгул весны, когда шумно лопаются почки черемухи, а длиннохвостые дрозды начинают воздавать хвалу уходящему дню. У Аллы окончился последний урок, и она торопилась домой, Ярослав возвращался из магазина и никуда не спешил. Алла была в легкой светлой куртке из мягкого кожемита, в синем мохеровом платке, из-под которого на лоб выбивалась красивая каштановая челка. Они оба внутренне ахнули, пораженные неожиданной, но такой желанной встречей. Лицо Ярослава залил румянец смущения, серые глаза Аллы заискрились.

- Не виделись целую вечность… - пробормотал Ярослав. - Я хотел вам сказать… Я готов исполнить вашу просьбу…

- Мою просьбу? - удивленно нацелилась она широко раскрытыми глазами и деликатно высвободила свою руку из его горячей ладони.

- А помните - беседа со школьниками о лесе? Забыли? - Ярослав улыбнулся.

- Ах да! Только я совсем не забыла. Вы сами назначили время - май. Я сказала ребятам, они ждут.

- Ну что ж, я готов, - быстро перебил он. - В любое время. Приказывайте. Я - солдат.

- Очень рада. Давайте назначим день и час.

- Может, все-таки, в самом деле, в мае, когда станет совсем тепло и зелено? Пойдем с ребятами в лес и поговорим на природе. Чтоб наглядные пособия иметь под рукой.

- Ну конечно же только так! - живо подхватила она.

Они стояли на улице, и окна домов со всех сторон пялили на них любопытные стекла. Много ли скажешь под такими пристальными взглядами? И как часто бывает, они говорили совсем не о том, о чем надо бы сказать за эти короткие минуты.

- Как ваши рисунки? - поинтересовалась Алла. - Много нового?

- Кое-что есть. Весенние, - с обычной своей застенчивостью ответил Ярослав. Он понимал, что живопись его в профессиональном отношении слаба, и занимался ею исключительно для себя, для души.

- Жаль, что я не могу посмотреть, - сказала Алла.

- А почему? Пожалуйста, заходите, буду рад, - вырвалось у Ярослава.

- Что вы, разве можно? Замужняя женщина идет в дом к холостому одинокому парню. Что скажет свет?

Ярослав об этом не подумал. Проговорил в замешательстве:

- Да нет, вы, пожалуйста, с Валентином Георгиевичем… Потом, на днях приезжает Афанасий Васильевич, и я уже не буду одиноким.

Алла посмотрела на него долгим взглядом и отрицательно покачала головой, ничего не сказав.

Они расстались со словами, в которых было много надежды и тайного смысла.

- Значит, в мае, в лесу?

- В теплый солнечный день.

К вечеру слегка подмораживало, воздух становился прозрачней, голоса птиц звонче, а на западе загорался закат во все небо, один из тех закатов, которые встречаются в здешних местах довольно редко и только по ранней весне в ясную погоду, когда природа, проснувшись от зимней спячки, изумленно и зачарованно смотрит на мир, будто видит его впервые. Поглощенный впечатлениями от встречи, Ярослав миновал околицу села и вдруг замер, потрясенный необыкновенным видением: небо во всю необъятную ширь горизонта зацвело сиренево-алыми полосами, переливчато дрожащими и как бы исторгающими не только величавые, праздничные густые краски, но и торжественные звуки. Вся западная половина неба полыхала пламенем вселенского пожара, и чем ниже опускалось солнце, тем багровей и гуще наливался закат и плыл по горизонту на север и юг, и потоки его, слившись на востоке, густели и ширились, поднимаясь к зениту, где на серо-голубом фоне, точно вещее знамя, металось подожженное тревожными сполохами облачко. Краски плавились, переливчато менялись от ярко-алого до лилового и своим отсветом красили косогор, березовую рощу, дальние строения и даже вершины соснового бора. От невиданного зрелища у Ярослава захватило дух. Ощущение бесконечности мироздания, таинств вселенной, неразгаданных явлений нашей планеты - все это разом нахлынуло на него, заполнило сердце и разум. Он стоял завороженный и растерянно смотрел на горизонт, потом бросил взгляд на село и мысленно обратился к Погорельцевой, призывая ее разделить с ним восторг перед редкостным явлением природы. Уже потом, спустя несколько минут, у него появилось желание сохранить эту картину на холсте, но тут же он осознал тщетность такого желания, потому что не в силах был передать все, что видел и чувствовал, и, быть может, впервые так явственно ощутил свою беспомощность как художника и одновременно понял могучую силу таланта. "Ведь тут, пожалуй, важно не скопировать природу, а передать ее состояние, донести до зрителя свое настроение и заставить его так же волноваться, как и ты, увидеть мир твоими глазами - вот что главное", - обрадовался Ярослав неожиданно найденной мысли и медленно побрел проселочной, мало наезженной дорогой, уходившей в лес.