Виктор Баныкин - Лешкина любовь
А к вечеру Лешка проснулся от голода, звериного голода, какого он еще никогда в жизни не испытывал. Он покосился влево и увидел дядю Славу, сидевшего на корточках у подтопка. Дядя Слава смотрел своими грустными карими глазами на огонь и о чем-то думал.
И Лешке вдруг стало жалко дядю Славу, жалко больше, чем себя, и он чуть не заплакал, на минуту позабыв о своем голоде.
Дядя Слава, будто почувствовав на себе пристальный взгляд племянника, повернул голову, и глаза их встретились.
— Как? — радуясь чему-то, спросил дядя Слава и потер руки.
— Есть хочу… прямо-таки помираю с голоду!
Дядя Слава еще больше обрадовался. Теперь все лицо его улыбалось, и улыбка эта делала лицо дяди Славы совсем юным, мальчишеским.
— Насчет еды… мигом все организую, Олеша! Тут Варя такой куриный суп сварила… язык проглотишь, — говорил он, суетясь и бегая по избе. — Ей-ей, язык проглотишь!
— А разве… она была у нас? — осторожно спросил Лешка, уже стараясь не глядеть на дядю Славу: ему казалось, что утром он видел Варю не наяву, а во сне.
— Она и нынче и вчера была… Если бы не Варя, я один тут… пропал бы! — дядя Слава поставил перед Лешкой на табурет дымившуюся тарелку с куриным бульоном — прозрачным, янтарным. — А вот сухарики. Ешь, Олеша, на здоровье, а потом подам компоту… тоже Вариного приготовления. — Он вздохнул. — Свалился ты сразу: как пришел с воскресника весь мокрущий, так и свалился. Я и водкой ноги тебе натирал и грелку… А к ночи сорок температура…
— А почему мокрый? — недоумевал Лешка.
— Разве забыл, дождь весь день хлестал? А ты отправился в худых ботинках… Сейчас на улице такая каша — прямо весна, да и на тебе!
А под вечер опять пришла Варя. Дядя Слава только что ушел в аптеку за лекарством, а Лешка от нечего делать смотрел в потемневший от копоти сучковатый потолок.
Варя тихонько закрыла за собой дверь и стала снимать пальто. Лешка притворился спящим, следя за Варей сквозь полусмеженные ресницы. А когда Варя, все так же тихонько, приблизилась к его постели, Лешка и совсем смежил ресницы и даже затаил дыхание.
— Спит? — шепотом проговорила Варя и опустила на Лешкин лоб ладонь — приятно прохладную, ласковую. Варя вся благоухала будоражащими кровь весенними запахами: шальным, прохватывающим до костей ветерком, талым мартовским снегом и горьковато-терпкими тополиными почками.
Вдруг она нагнулась (Лешка ничего не видел, но чувствовал, как Варя наклонялась, обдавая его горячим, прерывистым дыханием) и на миг, всего лишь на миг прижалась своими губами к его губам.
Лешка чуть не вскрикнул, чуть не поднял руки и не обвил ими Варю за шею.
Немного погодя, кое-как успокоившись, он пошевелил головой и открыл глаза.
Варя сидела, сложив на коленях свои белые руки, и ждала… Она ждала Лешкиного взгляда. А он все никак не отваживался взглянуть на нее. Он боялся, как бы глаза не выдали его.
— Алеша… ты на меня… сердишься, да? — нарушая невыносимую тишину, спросила боязливо Варя.
Помотав головой, Лешка закрыл глаза от подступающих слов — обильных, радостных.
— Совсем не сердишься? — не унималась Варя, — Вот ни на столечко?
— Нет, — сказал он и взял Варю за руку.
Варя помолчала, сама не зная, что бы ей такое теперь сделать, и вдруг предложила:
— Хочешь, я стихи почитаю?
— Читай, — согласился Лешка. Ему хотелось полежать просто вот так, пожимая в своей руке Варину руку, но он боялся ее обидеть и еще раз повторил: — Читай, читай, я слушаю.
Она выпрямилась, как школьница, собирающаяся отвечать урок, и, глядя в мутное, забрызганное дождинками окно, сказала:
Белая березаПод моим окномПринакрылась снегом,Точно серебром.
Чуть помолчав, Варя продолжала, продолжала так же просто, без всякой декламации, немного даже глуховато:
На пушистых веткахСнежною каймойРаспустились кистиБелой бахромой.
— Еще, — попросил Лешка, когда Варя кончила, и попросил уже не из вежливости, совсем нет.
И Варя прочла еще одно стихотворение, за ним еще, и еще… Она читала до тех пор, пока не устала.
— Варя, — сказал Лешка, впотьмах находя и другую ее руку, — кого ты читала?
— Это мой земляк, — сказала Варя, — Сергей Есенин. Неужели ты его не знаешь?
— Нет, — признался Лешка, — я не люблю стихов… не любил до сих пор, — тотчас поправился он.
Дядя Слава все еще не возвращался, и Лешка и Варя совсем о нем забыли.
Через день врач разрешил Лешке вставать с постели. Оставшись в избе один, он надел старые дядины валенки, закутался в одеяло и подошел к окну.
В разрывах между рыхлыми дымчатыми тучами, подгоняемыми ветром, нет-нет да и проглядывала чистая бирюза неба, прямо-таки весеннего. А на рыжую, раскиселившуюся дорогу изредка падал косой бегущий луч солнца, и тогда лужи на какой-то миг жарко вспыхивали и по окнам стоявших напротив домов проносились резвые, слепящие глаза зайчики.
От недавнего снега уж ничего не осталось и в помине. Всюду бурела земля, глинистые кочки разбухли, кое-где виднелись островки молодой игольчатой травки. По траве прыгали пушистыми шариками проказливые воробьи, гомоня на всю улицу.
А старый клен, стоявший под окном, тряс из стороны в сторону своими голыми влажными ветками, словно отхватывал трепака, радуясь нежданно нагрянувшей оттепели. Уж не грезилось ли ему, что с зимой все покончено, и ей, жестокой, нет возврата, и вот вновь зашумела весна, веселая, хмельная, будоража все живое?
Лешка глядел в окно, и на душе у него тоже была весна… «Как подшутила природа, — думал он, — за какие-то полмесяца сменилось три времени года!»
Он стоял у окна долго, пока не устали ноги, томимый какими-то смутными предчувствиями и желаниями, и грудь его поднималась прерывисто, а в висках бурно стучала неспокойная, горячая кровь.
В тот же день Лешку навестили две девушки с лесопильного завода, смешливые, занозистые подружки Катя и Поля. Они работали рядом с Лешкой, за соседним станком, целыми днями распевая песни и подтрунивая над молодыми париями.
Но сейчас подружек точно подменяли. Остановившись у порога, Катя и Поля стесненно кашлянули, а потом обе враз негромко сказали:
— Здравствуй, Алеша.
— Проходите, — кивнул Лешка, у которого почему-то запершило в горле.
Девушки принесли с собой прозрачный кулек с румяными яблоками и букет белых хризантем. Они держали их в руках — Катя кулечек, а Поля газетный сверток, из которого выглядывали кудрявые головки цветов, — и обе краснели, не зная, что с ними дальше делать.
— Садитесь, — пригласил Лешка. — Как у нас там… В цехе все в порядке?
— Все, — сказала Поля, присаживаясь на край табурета, и глянула на Катю.
— Как есть все нормально, — подтвердила Катя и тоже присела.
Поля вдруг прыснула и уткнулась носом в хризантемы.
— Как тебе не совестно, — зашикала на нее Катя, но не сдержалась и сама прыснула.
— Над чем это вы? — повел бровью Лешка.
— Это я… вспомнила случай, — начала Поля и опять уткнулась в цветы.
— Мы вчера после работы… тоже вроде воскресника… в новый дом ходили, — пояснила Катя. — Теперь уж весь мусор убрали. Завтра переезжаем в общежитие. Такая красота: комнаты блестят, полы блестят…
— Ну и чего же тут смешного? — удивился Лешка.
— Василек, твой сменщик, зацепился, — поднимая от хризантем лицо, вставила Поля. — Залез на козлы… маляры на которых мажут, залез, чтобы речь сказать, и свалился.
Она не договорила: ее снова душил смех.
— Зацепился штанами за гвоздь и повис, — досказала за подружку Катя. — Висит, как куль с отрубями… Мы его целой бригадой снимали!
Лешка представил, как висел, размахивая ногами, толстый коротыш Василек, и тоже рассмеялся.
Через полчаса девушки ушли, пожелав Лешке скорого выздоровления. Кулек с яблоками и букет цветов они незаметно положили на лавку, за подтопком, где стояло ведро с водой.
Придя после девушек, Варя сразу заметила пакеты.
— Алеша, — сказала она, — откуда тут взялись эти цветы и яблоки?
— Где? — спросил Лешка.
— А вот… посмотри.
Лешке стало не по себе. Делать было нечего, и он сказал:
— Тут до тебя с завода были… навестить приходили. Наверно, они и принесли.
— А кто это — они? — допытывалась Варя.
— Ну, из нашего цеха… девушки…
— Ага, все понятно, — ледяным голосом отрезала Варя.
Она молча вымыла яблоки и положила их на тарелку. А цветы поставила в стеклянную банку из-под зеленого горошка, куда налила воды. Потом она так же молча подошла к окну и стала водить пальцем по стеклу.
Вдруг Лешка заметил, как мелко дрожат Варины плечи.
