Даниил Гранин - После свадьбы. Книга 1
Звонок прозвенел требовательно и длинно. Игорь пошел в переднюю. Он открыл дверь и увидел Геню.
— Ага-а! — протянул Игорь, как будто ждал его прихода. — Чего тебе?
Он стиснул ручку полуотворенной двери.
— Не валяй дурака, — сказал Геня и потянул дверь к себе.
Из-под его распахнутого пальто высунулся воротничок синей трикотажной рубашки, такой же, какая была на Игоре (вместе покупали в прошлом году в универмаге).
— Пойдем поговорим, старик. Чего ты пыжишься? — сказал Геннадий тем особым, властно-насмешливым тоном, каким он умел заставить себя слушать. Тон этот означал, что все, что было до сих пор, — чепуха, а вот то, что я тебе скажу, — это будет настоящее, и мы друг друга поймем. И при этом ясные глаза его, конечно, призывали к улыбке. Завидно ловко получалось все у этого парня. Ни тени смущения, никакой неловкости, наоборот: вот сказал он два слова, и получилось, что Игорь какой-то смешной, маленький и нелепый со всеми своими обидами и переживаниями. А он, Генька, — благородный друг. Как же, пришел уговаривать; кепочка на затылке, лоб открыт, рубаха-парень.
Позади, за спиной, Игоря ждал ужас одиночества, невозможность признаться Тоне, страх перед ней, перед завтрашним днем, притворство. А тут перед ним стоял друг давний, привычный, единственный человек, который может помочь: от него исходила такая спасительная уверенность…
Игорь выпустил ручку двери и, умоляюще глядя на Геню, зашептал:
— Что ж это будет. Геня? Ты знаешь, я еще Тоне не сказал.
— Пошли, пошли, — так же тихо и уверенно сказал Геня. — Одевайся, я тебя подожду внизу.
Игорь нахмурился, покачал головой и глубоко вздохнул.
— Как ты мог? — сказал он и стиснул зубы. — Друг сердечный! Я-то надеялся… Агитировать пришел? Катись отсюда… — Он судорожно засмеялся в лицо Геннадию, рванул к себе дверь. Замок щелкнул. Руки Игоря тряслись, он положил их на холодный крюк. Он чувствовал, что Геннадий еще стоит за дверью, — казалось, слышно его дыхание. Они оба ждали. Игорь тихонько отстранился от двери, посмотрел на сжатые в кулак руки, они еще дрожали. Шорох, удаляющиеся шаги по лестнице. Медленные «тук, тук, тук». Ему казалось, что он все еще слышит эти шаги. Потом он удивленно прислушался: это стучало сердце.
— Что случилось? Почему Генька ушел?
Игорь обернулся. В передней стояла Тоня с полотенцем через плечо.
— Так… Теоретические споры. Поцарапались немного, у нас это бывает… — Он обнял ее, повел в комнату, стараясь говорить быстро, весело и не слишком возбужденно. На лице его не оставалось и следа волнения. Он разыгрывал победителя, довольного исходом недавно еще тяготившей его ссоры. Как ловко он, оказывается, мог притворяться перед Тоней! Она ничего не заподозрила. И как только он убедился в этом, ему стало совсем одиноко.
Со дня свадьбы у Игоря завалялось пол-литра — «энзе», неприкосновенный запас. Он пригласил Трофимова с женой, пухленькой, кроткой женщиной, которая восхищалась каждым словом мужа. Ужинали вчетвером на кухне.
— Завидую я вам, — говорил Трофимов, — молодые, везучие! Ты, Игорь, главное, учись. Инженером будешь? А? Поступай в институт, стол у тебя есть. За таким столом вполне можно ученым стать.
— А что вы думаете? — сказала Тоня. — У нас именно такой план.
Игорь пил, не закусывая, но водка почему-то не действовала на него.
— Да, и в институт поступлю! И в аспирантуру! — говорил он, и лицо его принимало ожесточенное, мрачное выражение.
«Мальчишка, — подумала Тоня. — Поссорились с Геннадием, и переживает. Форменные мальчишки».
Теперь, когда она узнала причину плохого настроения Игоря, она была даже немножко разочарована. Довольна и чуть разочарована. Какие все же они мальчишки! Раздеваясь в темноте, она беззвучно смеялась. Наверное, Игорь что-то почувствовал, потому что спросил ее, лежа в кровати:
— Ты что там?
Она подошла, неслышно ступая босыми ногами, легла и прижалась к нему, продолжая улыбаться.
— Ох, как мне надоела эта скрипунья, — смеясь, шепнула она. — У нас будет широкая, широченная тахта. И совсем тихая. Как это могут муж и жена спать отдельно! Разве тебе хотелось бы спать отдельно?
— Нет.
— Это же такое удовольствие, просто лежать вместе… Я, наверное, говорю глупости. Ты считаешь меня очень глупой?
— Нет.
— Нет, я глупая. Мне иногда хочется спросить тебя про всякие вещи, только это стыдно.
— Какие?
— Если бы ты… ну, понимаешь, с другой, ты бы ей тоже говорил такие слова?
— Дуреха!
— Скажи мне, как ты меня любишь?
— Ты же знаешь.
— Ну, почему ты не хочешь?
— Я тебе тысячу раз говорил.
— Ну, все равно.
— Лучше я тебя обниму.
— Хватит! У меня синяки будут, — сказала она жалобно и вместе с тем счастливо. — Игорюшка, а почему после этого говорят шепотом?
— Не знаю.
— Мне иногда делается страшно. А вдруг все это кончится? Или что все это нарочно?
— Почему?
— Какая-нибудь чепуха — и все разобьется.
— Какая чепуха?
— Ну, мало ли, не приставай… Тебе, наверное, дадут премию, когда ты кончишь свой станок… Как это Трофимов сказал? Да, везучка. Ты везучка. Мне так хочется обставить комнату и купить… Нам столько нужно. Я боюсь. Наверное, это все же мещанство.
Молчание.
— Ты не слушаешь?
— Да, да, — отозвался он.
— Ну ладно, спи… Играха, ты меня не разлюбишь?
— Нет.
— Что бы с тобой ни случилось?
— Нет. — Он помолчал. — А ты?
Она обняла его, поцеловала в затылок.
— Если у нас будет ребенок, я выпишу маму. Она поможет. Я смогу тогда без перерыва обойтись. Еще три года учиться. Ох, ужас как долго!
Она замолчала, услышав мерное дыхание Игоря. Вздохнув, она поудобнее приткнулась щекой к его плечу, вдыхая теплый запах его тела, чувствуя кожей движение волос на его щеке. Сейчас, спящий, он представлялся ей беспомощным и маленьким, как ребенок, будто он лежал у нее на руках, и она укачивала его. Беспричинная нежность волной набежала на нее. Недавние тревоги показались пустыми; она была даже рада, что Игорь скрывает от нее что-то, связанное с ссорой с Геннадием. Это как-то оправдывало то, что она умолчала о встрече с Ипполитовым. Собственно, рассказывать было нечего. Впервые после ее свадьбы он сегодня подошел и заговорил, сперва о делах, потом справился, как идут ее занятия, и предложил помочь, если надо, с курсовым проектом. Разговор был обычный, главное заключалось в том, как грустно и преданно Ипполитов смотрел на нее, и то, что ей было это приятно. И это тоже усиливало то состояние счастья, в котором она жила. Уже засыпая, она удивилась тому, как чудно устроена жизнь: из всех людей, из тысяч и тысяч она нашла именно Игоря, того самого, единственного, нужного ей… Теперь-то она убедилась, что Игорь и есть единственный человек на земле, но тогда-то она ничего не знала…
…Тоня заснула, и он остался один в черной тишине. Весь вечер он ждал этого часа. Ждал, когда она говорила, когда, сомкнув веки, чувствовал, что Тоня смотрит на него. Тонкая перегородка разделяла их, словно притворенные двери, когда он разговаривал с Геннадием. Сперва ушел Геннадий. Теперь ушла она.
Если у Лосева не получится, что тогда? Как вести себя завтра в райкоме? Нет, Лосев поможет, неужели Лосева могут не послушать?
Мысли его в страхе разбегались, и перед ним снова возникало кошачье-круглое лицо Лосева, изменчивое, с неуловимо скользящей улыбкой, в которой не было ничего определенного. Она то появлялась на сочных, влажных губах, то таяла, стекая куда-то в глубину круглых, маленьких зрачков, в складки мягкой розовой кожи. При воспоминании о разговоре с Лосевым Игоря передернуло от отвращения к самому себе. Незадолго перед этим он схлестнулся с Лосевым, а через час прибежал к нему просить заступиться. Он слышал свой заискивающий голос, видел себя потного, с по-собачьи вытянутой шеей, с мокрыми ногами, от которых на полу кабинета натекла лужица, и он все время старался незаметно растереть ее подошвами. Зачем же это все? И почему на него это все свалилось? Кому он мешал? Кому мешало его счастье? Ведь ему ничего ни от кого не нужно. Почему он должен? Кому он должен? Что значит должен? Почему он не имеет права жить как хочет? Закончить свой автомат для «Ропага». Довести до рабочих чертежей. Собрать. Установить. Отладить. Самая вкусная, приятная работа. Какой станок получится! Сказка! Поставил заготовку, сунул карточку, зажужжат, защелкают реле, и вся эта механика начнет действовать как живая, самостоятельно, по программе. Станок сам и обточит по-нужному профиль со всеми переходами и выдержит нужные размеры. Сиди и покуривай. Техника коммунизма. А чертежи! Новенькие, сиреневые светокопии, где у каждой детальки уже установлены все размеры и материал… Не может он сейчас уехать, бросив все, не сделав свой автомат. Если бы не Лосев, он сказал бы об этом на комитете. Но он боялся Лосева. Узнает Лосев, что Игорь помогает Сизовой модернизировать «Ропаг», не заступится. Да и неизвестно, как на комитете могло повернуться. Изобрел, скажут ребята, вот и хорошо, без тебя доведут, так сказать, в общем комплексе, а сам езжай. И тогда что?
