Том 1. Романтики. Блистающие облака - Константин Георгиевич Паустовский
– «Они употребляют воду стоячую, гниющую от солнечного жара», – повторил Габуния и выругался. Содовый вкус этой воды он знал прекрасно. Он был уверен, что лихорадку схватил именно из-за этой воды.
Габуния встал и распахнул настежь окно. Было душно. В воздухе запахло ванилью. Этот легкий запах всегда появлялся перед сильными ливнями.
«Где-то накапливается гроза», – подумал Габупия и перевернул страницу.
Вошел прораб Миха. Он беспокойно ерзал глазами и обдергивал рваную черкеску. Он мягко подошел к барометру и постучал по стеклу желтым ногтем. Глаза Михи сузились и потускнели: барометр шел вниз с упорством часовой гири.
– Будет ливень. Слышишь, как сильно пахнет? – сказал Миха и криво усмехнулся. У него была привычка улыбаться всегда, даже в самые неприятные минуты жизни. За это свое свойство Миха прослыл храбрецом. – Вода пойдет с гор, Шалико, и разнесет все на свете.
Габуния молчал.
– Рыжий англичанин не приехал, – сказал Миха и посмотрел на себя в стекло барометра. – От этой лихорадки я сделался желтый, как канарейка.
Габуния поднял голову. На пятом пикете валы по берегам канала осели на метр. Надо немедленно их подсыпать. Люди, конечно, не справятся. Единственный экскаватор на пикете стоит без важной запасной части. Сема уехал за ней в город и не вернулся.
– Что сделают люди, когда они малярики? – пробормотал Миха и вытер пот.
Воздух громадной удушливой бани стоял над этой страной. Миха сплюнул на пол.
– Я слышу, – ответил Габуния. Он соображал. Леса за окнами изнывали в жаре и миазмах. Небо висело глухим свинцовым куполом. Явственно вздохнул далекий гром.
– Та-ак. – Габуния по старой привычке сделал карандашом быстрый подсчет на книге Гиппократа. – Через два часа начнется ливень. Через три часа вода пойдет с гор. За три часа надо сделать недостающую часть экскаватора в походной мастерской. Но из чего ее сделать, черт ее побери? Из чего? Нужна бронза.
Габуния чувствовал приближение малярии. Кровь ныла в теле, как комариный писк. Хотелось лечь, закутаться с головой и ни о чем не думать.
Первый порыв ветра прошел по лесам, и снова стало мертвенно тихо.
– Всех людей на пятый пикет, кацо! – сказал Габуния хрипло. – Всех до единого, даже женщин! И где хочешь, надо немедленно найти кусок бронзы.
– Хо! – Миха покачал головой. – До Чаладид семь верст, а там на станции есть бронзовый колокол. Прикажи. Я пойду. Так сниму колокол, что никто не заметит.
– Глупости! – махнул рукой Габуния. – Скорее! Всех на пятый пикет. Ну!
Миха выскочил, и тотчас же Габуния услышал торопливый звон и крики. Миха бил железной палкой о буфер, заменявший колокол, и кричал пронзительным голосом:
– Пятый пикет! Пятый пикет!
Через минуту рабочие-мингрелы бежали из бараков к каналу, накинув на головы мешки. Лианы разрывали в клочья их обмотки и бритвами резали сапоги. Лопаты звякали о стволы деревьев.
Габуния высыпал на язык мохнатые кристаллы хины, запил их водой и начал медленно натягивать одеревенелый брезентовый плащ. Лицо его горело.
Он взглянул в окно. Туча, как черная стена, надвигалась с запада и уже закрыла солнце. Край тучи дымился. Дым был похож на клочья грязной ваты. Леса молчали. Могильное безмолвие гудело в голове У Габунии, как тягучая и липкая кровь. Виски болели.
«От хины, что ли?» – подумал Габуния и потер лоб, чтобы прогнать вялые малярийные мысли.
«Что делать? Люди не справятся и с половиной работы. Помощников, кроме Михи, нет. Абашидзе ушел с рабочими и Гулией исследовать болота по берегам старого канала Недоард. Если их застанет ливень, они пропали».
Осталось двое – он да Миха. Миха – трус. Он прославился тем, что во время войны стрелял из заржавленного «смита-и-вессона» в немецкий крейсер «Гебен». «Гебен» подошел к порту и открыл огонь по городу из тяжелых орудий. На базаре, где Миха торговал табаком, началось смятение. Тогда Миха выхватил револьвер и выпустил семь пуль в бронированный крейсер. Пули даже не долетели до крейсера: он стоял в кабельтове от берега. Миха обезумел от страха. Он думал, что защищается.
Случайно после выстрелов Михи крейсер прекратил огонь и ушел. С тех пор все Поти считает Миху храбрецом, но Габуния знает, что он отчаянный трус. На него положиться нельзя. Он предложил украсть колокол на станции только затем, чтобы удрать из лесов на возвышенное место: станцию не затопит.
А этот чертов рыжий англичанин, должно быть, запил в городе и не привез запасную часть для экскаватора.
«Что же это я? – Габуния похолодел. Ему показалось, что прошел уже час, хотя на самом деле прошло только две минуты. – Надо идти в мастерскую, надо найти бронзу».
Длинная боль свела кости в ногах и тонкой дрожью прошла по позвоночнику. Шатаясь, Габуния вышел на крыльцо.
Он взглянул на запад. Непроницаемая мгла клубилась над лесами. Леса побледнели от испуга. Зелень ольхи стала совсем светлой. Далеко и глухо громыхала и вздрагивала земля. Приближался зловещий гул, как будто на Колхиду шли океаны. Белесая дикая молния хлестнула в болото.
Зубы у Габунии залязгали и голова затряслась. Ледяной холод медленно заползал под черепную коробку. Озноб! Этого он боялся больше всего.
Начало быстро темнеть, но в окнах бараков не вспыхнуло ни одного огня: все рабочие были на канале.
Габуния пошел к походной мастерской. Его окликнули. Он оглянулся. Сумрак густел. Вверху зарождался ветер и нес пряди серых облаков и сухие листья.
Габуния сжал лоб, чтобы унять дрожь, вгляделся и облегченно вздохнул. Он узнал Невскую. Сапоги ее были исцарапаны лианами, плащ разорван.
– Боялась, что не успею дойти от станции, – сказала она, задыхаясь. Не могу смотреть туда, – она кивнула головой на тучу, – замирает сердце.
Габуния болезненно улыбнулся.
– Идите ко мне. Вон в тот барак, где антенна.
– А у вас лихорадка, – сказала Невская. – Почему нет кругом ни души?
– Все люди на канале. Как бы не размыло валы. Экскаватор стоит. Идиот Сема застрял в городе с запасными частями. Я сейчас вернусь. Неудачно приехали.
Габуния заметил, как у Невской вздрогнуло лицо. Он понял, что обидел ее. Как это все не вовремя и как глупо!
– Идите в барак! – почти крикнул он. – Ждите меня. Я сейчас.
Невская повернулась и пошла к бараку. Брови ее
