Евгений Пермяк - Сегодня и вчера
— Какой такой герб?
— Как же, ваше еси до небеси! На гербе у нас волк в короне овцу на загривке тащит. Овец волки приели, а волков Фока в чужие земли выгнал. Мы теперь царство с фальшивым гербом. У нас ни волков ни овец. Что другие державы скажут?
— Боже ж ты мой! Да у тебя ума больше, чем у меня в закромах гороху! Готовь указ о казни. Вели палачу топор точить, урядникам — плаху на дворцовую площадь выкатывать. Завтра казнь.
Занялась заря. Поднялось солнышко красное, ясное. Фоку на казнь ведут. Жена замертво падает. Дети Фокины при живом отце сироты.
Высоко поднял палач топор. Взыграло Балдеево сердце.
Рубанул по широкой, жилистой шее топор палача… и согнулся.
— Что же это, царь? — спрашивает при всем народе Фока. — Твой топор мою голову не сечет.
А народ все знает — шумит, хохочет.
— Повесить его! В петле удавить! — велит Балдей.
Вкопали в землю висельный глаголь. Накинули петлю. Выбил палач из-под Фокиных ног березовый обрубок. Взвизгнули девки, заголосили бабы, завопили старухи. А веревка оборвалась.
— Что же это, царь? — говорит Фока. — Твоя веревка моего тела не выдерживает.
Белее снега сидит в царских носилках Балдей. Ржой покрылось лицо думного дьяка Пустой Головы. Присмирела дума.
— Утопить его! — кричит Балдей. — В реку кинуть!
Ухмыльнулся на эти слова Фока, да и молвит:
— Как можно утопить человека, когда за него народ стеной стоит!
Стали привязывать камень к Фокиной шее те же люди, которые вместо стального восковой топор палачу подсунули и прелую веревку подсудобили.
Привязали они ему на шею вместо камней крашеную сосновую кору, положили под рубаху надутые бычьи пузыри, да и кинули в реку.
Опять взвизгнули бабы, заголосили старухи. А Фока на плаву из реки кричит царю:
— Что же, царь, твои камни не тонут, мешки с песком под моей рубахой меня ко дну не тянут?
Позеленел Балдей, почернел злой царь. Хотел было Фоку огнем казнить, да нутро у Балдея пламенем занялось, задымилось и сгорело.
Был царь — и нет царя.
Ликует народ. Поет народ. В колокола звонит. Тружеников прославляет. Фоку первым старостой называет.
Хорошо зажил Фока, в чести. Умом свою державу прославил и веселую сказку после себя оставил.
Эту!
Как Огонь Воду замуж взял
Рыжий разбойник Огонь пламенно полюбил холодную красавицу Воду.
Полюбил и задумал на ней жениться. Только как Огню Воду замуж взять, чтобы себя не погасить и ее не высушить? Спрашивать стал. И у всех один ответ:
— Да что ты задумал, рыжий? Какая она тебе пара? Ты что? Зачем тебе холодная Вода, бездетная семья?
Затосковал Огонь, загоревал. По лесам, по деревням пожарами загулял. Так и носится, только рыжая грива по ветру развевается.
Гулял так. Огонь, горевал Огонь да встретился с толковым мастеровым человеком, Иваном его звали.
Огонь в ноги ему пал. Низким дымом стелется. Из последних сил синими языками тлеет.
— Ты мастеровой человек, ты все можешь. Хочу я разбой бросить, хочу я своим домом жить. Воду замуж взять хочу, да так, чтобы она меня не погасила и я ее не высушил.
— Не горюй, Огонь. Сосватаю. Поженю.
Сказал так мастеровой человек и стал строить терем. Построил терем и велел свадьбу играть, гостей звать.
Пришла с жениховой стороны огневая родня — тетка Молния да двоюродный брат Вулкан. Не было больше у него родных на белом свете.
С невестиной стороны пришел старший братец Густой Туман, средний брат Косой Дождь и младшая сестричка Воды — Ясноглазая Роса.
Пришли они и заспорили.
— Неслыханное, дело ты, Иван, задумал, — говорит Вулкан и пламенем попыхивает. — Не бывало еще такого, чтобы наш огневой род из водяной породы невесту выбирал.
А мастеровой человек отвечает на это:
— Как же не бывало! Косой Дождь с огневой Молнией в одной туче живут и друг на дружку не жалуются.
— Это все так, — молвил Густой Туман, — только я по себе знаю: где Огонь, где тепло, там я редеть начинаю.
— И я, и я от тепла высыхаю! — пожаловалась Роса. — Боюсь, как бы Огонь мою сестру Воду не высушил!
Тут Иван твердо сказал:
— Я такой терем построил, что они будут в нем жить да радоваться. На то я и мастеровой человек.
Поверили. Свадьбу стали играть.
Пошла плясать Молния с Косым Дождем. Закурился Вулкан, засверкал ярким пламенем, в ясных глазах Росы огневыми бликами заиграл. Густой Туман набражничался, на покой в овраг уполз.
Отгуляли гости на свадьбе и восвояси подались. А мастеровой человек жениха с невестой в терем ввел. Показал каждому свои хоромы, поздравил молодых и пожелал им нескончаемой жизни да сына-богатыря.
Много ли, мало ли прошло времени, только родила мать Вода от отца Огня сына-богатыря.
Хорошим сын богатырем вырос. Горяч, как родимый батюшка Огонь. А облик дядин — густ и белес, как Туман. Важен и влажен, как родимая матушка Вода. Силен, как Вулкан, как тетушка Молния.
Вся родня в нем своего кровного узнает. Даже Дождь с Росой в нем себя видят, когда тот, остывая, капельками на землю оседает.
Хорошее имя дали сыну-богатырю — Пар.
На телегу сядет Пар-богатырь — телега его силой покатится да еще сто других телег поездом повезет.
На корабль ступит Пар-чудодей — убирай паруса. Без ветра корабль катится, волну рассекает, паровой голос подает, корабельщиков своим теплом греет.
На завод пожалует — колеса завертит. Где сто человек работали, одного хватает. Муку мелет, хлеб молотит, ситец ткет, людей и кладь возит — народу помогает, мать-отца радует.
И по наши дни живут Огонь с Водой в одном железном котле-тереме. Ни она его не гасит, ни он ее высушить не может. Счастливо живут. Нескончаемо. Широко.
Год от году растет сила их сына-богатыря, и слава о русском мастеровом человеке не меркнет. Весь свет теперь знает, что он холодную Воду за жаркий Огонь выйти замуж заставил, а их сына-богатыря нам, внукам-правнукам, на службу поставил.
Про дедушку Само
Где и когда жил дедушка Само и жил ли — никто не знает.
Только сказывают, что он на всех заводах переработал, на всех рудниках перебывал. Доменное дело знал и в сталеварском рукомесле тоже понимал. И уголь жег и листы плющил, булат ковал и руду добывал.
Никакое дело из рук у него не валилось. Все мог. Даже свою смерть подковал. Как она за ним ни гонялась, а догнать не могла. Подковы тяжелые мешали. На обе ноги хромала. И по этой причине дедушка Само жил, пока ему не надоело.
Хорошо шил дедушка Само. Для людей. Не для всех, скажем, а только для честных. И особенно для тех, у кого лоб сухим не бывал, у кого руки попусту не болтались. Для тружеников жил.
Увидит Само трудового человека — обязательно наградит. Придет к нему, скажем, стариком странничком или старой старушечкой, а то и козлом пожалует или скворцом залетит. Ему что! Он даже черным тараканом-мог в дом заползти — счастье принести.
А счастье приносил он особенное. Трудовое. Рабочее.
Копает, скажем, старик землю лопатой. Из сил выбивается. Явится к нему дедушка Само и начнет тары-бары-растабары… О том да о сем. А потом шепнет тайное слово лопате и скажет: «Будь как я!» Только его и видели. Сорокой улетит или там паром растает. А лопата от этого самокопной станет. Сама по себе землю копает. Копает и куда надо откидывает.
У старика глаза на лоб лезут, а лопата за десятерых огород вскапывает, борозды проводит — работы требует.
Или, скажем, рубит парень лес топором. Старается. Свою силу пересилить хочет. Вдруг прилетит к нему дятел, сядет на топор да крикнет: «Будь как я!» И нет дятла. А топор саморубным обертывается. Сам рубит. Только указывай, в каком месте рубить, какое дерево валить.
Так и во всяком деле.
Пала как-то лошадь, на которой рудобоев сын из горы руду на домину возил. Сгинуть семье. Не на что лошадь купить. И вдруг бездомная собака прибегает. Пролаяла что-то такое телеге, а потом тявкнула: «Будь как я!».
Глядит рудобоев сын — не стало собачки, а телега сама собой самоходно пошла. Даже приказывать не надо. Мысленно управляется. Куда замыслил человек, туда и поворачивает. Мало того, когда надо, сама с себя руду сваливает.
Много таких случаев в наших местах было. Где только появится дедушка Само, какому рабочему инструменту свое имя передаст, этот инструмент сам собой работать начинает. Даже станки саморезные появились. Пилы самопильные. Лодки-самоходки. Печи-самоварки. Стой да приказывай. Печи сами шихту заваливают, сами выпуск стали производят.
На что корыто, в котором белье стирают, и то дедушка Само, одной старухе самостирным сделал. Кидай только в него рубахи, а оно выстирает и отожмет.
И все бы хорошо было, коли б ржа топор да лопату не съедала, коли б гниль корыто не губила, коли время печи не рушило, телеги не изъезжало.
