Савелий Леонов - Молодость
— Ты слышишь, Степан, — говорил Осип, сияя счастливой улыбкой. — Нюрка-то моя… Правда, ничего не слышал?
— Ничего, — Степан насторожился.
— Двоих принесла! Ей-богу! Двух мальчиков! Пишет: крепкие такие ребятишки, настоящие кириковские землеробы.
— Почему же землеробы? — возразил Степан. — Может, они пойдут по инженерной части.
Осип взглянул на друга, ожидая уловить в его лице насмешку, но Степан был строг и серьезен. Он думал сейчас о своих детях, скитавшихся с многострадальной Ильинишной, думал о Насте…
Перед ними с грохотом взметнулся черный столб земли, завизжали осколки.
— Эдак, чего доброго, может и убить, — сказал Осип, обходя воронку, солдатской шуткой подавляя страх.
Марковцы вели по наступающим интенсивный огонь изо всех видов оружия. Но с каждым часом положение осложнялось. То здесь, то там незаметными путями проникали в самую оборону группы красных бойцов, забрасывали пулеметные гнезда гранатами.
Медленно отползала чернопогонная пехота в город, цепляясь за дома и поломанные заборы дмитровского предместья. Белогвардейцы еще надеялись последующей контратакой сломить геройский порыв советских войск. Пули со злобным визгом секли морозный воздух, рикошетили по ледяным буграм, точили штукатурку стен опустевших зданий. Горожане укрылись в подвалах, снова переживая фронтовые ужасы.
Цепь, где находились Жердев и Суслов, атаковала западную окраину города. Торопливой перебежкой двигались роты в зимних сумерках. Глохла, рвалась на части исполосованная пальбой и криками даль.
Вдруг Осип пошатнулся, колени его обмякли.
— Поди-ка, Степан… — глухо окликнул он, приложив ладонь к груди, и вытянулся на снегу.
Степан нагнулся и тронул холодеющую руку товарища. Что хотел сказать ему Осип? О чем подумал он в этот короткий миг расставания с миром, с женой и сыновьями, которых так и не увидел?
— Кого ранило? — спрашивали в цепи.
— Суслова наповал… Замечательный был парень! Степан взял винтовку Осипа и догнал бойцов. Затем выскочил вперед, оглянулся:
— Кончай с ними, ребята! Смерть чернопогонникам! Ура!
— Ааааа-аа-а! — неслось, ревело с разных сторон, охватывая город.
По звонким стреляным гильзам и трупам врага красноармейцы ворвались в паническую тесноту перекопанных улиц. Полтора часа бились они, истребляя окруженные полки марковской дивизии. Только жалкие кучки неприятеля успели бежать на юг…
А тем временем Ударная группа на кромских равнинах решала судьбу дроздовцев. Пехота и червонные казаки выгнали противника на линию реки Кромы, бой шел у древних стен города. Здесь белые с чудовищным ожесточением отражали все атаки. Это был теперь уже единственный клин, вколоченный Деникиным в твердыню советского фронта, и сюда устремлялись последние надежды и вожделения захватчиков.
Вечером боевые порядки красных отошли на километр от Кром, не желая нести напрасные жертвы, и Серго Орджоникидзе приказал готовиться к ночной атаке.
Дроздовцы, уверенные, что дневные потери и усталость не позволят большевикам организовать в темноте серьезную операцию, не приняли эффективных мер обороны. В двенадцать часов ночи штурмовой полк без шума снял часовых на заставах и овладел городом Кромы. Застигнутые врасплох, солдаты и офицеры были переколоты, двести человек попало в плен, остальные рассеялись в степи.
Самая многочисленная и самая хвастливая дивизия «дроздов», которая лишь недавно преподнесла тучному Май-Маю свои боевые погоны и шапку с малиновым верхом— для предстоящего въезда в Москву, — разделила участь марковцев.
Весть о победе Ударной группы под Дмитровском и Кромами разнеслась среди красноармейских частей орловского участка. Ее привез Степан Жердев, вернувшийся в родной полк.
Наступая в передней цепи на станцию Стишь, занятую корниловцами, Степан говорил бойцам:
— Товарищи! Теперь очередь за этими «первопоходниками!» Вперед!! Не давайте пощады врагу!
Глава пятидесятая
После артиллерийской подготовки части 3-й армии и. эстонская дивизия повели форсированное наступление на Стишь. План операции, разработанный боевыми командирами и политработниками, отличался простотой и смелостью. Красноармейские цепи двигались к позициям врага с трех сторон, усиливая перекрестный огонь и создавая угрозу полного окружения.
Долго и свирепо дрались корниловцы. Прикрываясь танками и бронемашинами, они то и дело кидались в контратаку, вызывали на помощь самолеты. Однако, не выдержав сокрушительного штыкового удара, побежали вдоль железной дороги к станции Становой Колодезь. Впопыхах бросали первопоходники раненых солдат и офицеров, оружие, подводы с боеприпасами.
Белые рассчитывали получить на Становом Колодезе подкрепления и привести в порядок свои разбитые батальоны. Но и здесь их ждала неудача. Полк Семенихина гнался за ними по пятам и с ходу овладел этой станцией. Николка первым вылетел на подъездные пути, остановил тачанку; послушный «максим» громко и властно застучал в его умелых руках.
Выбегая к станционным постройкам, Степан увидел разворачивающийся автоброневик и швырнул гранату под колеса. Броневик подпрыгнул от взрыва, накренился, осел в канаву. Из открывшейся дверцы вылез бледный, с ужасом и злобой в глазах, полковник Гагарин.
— Получай за все, князь, что заслужил, — сказал Степан и выстрелил из нагана ему в голову.
По рельсам с грохотом и пальбой промчался непобедимый «Стенька Разин», настигая остатки разгромленной корниловской дивизии. На снежных просторах, куда ни глянешь, шли красноармейские цепи. Победные крики оглашали воздух.
Степан послал Семенихину на левый фланг записку о том, что намерен использовать для преследования врага захваченные обозы. И тотчас приказал Терехову освободить повозки для пехоты.
Ветер гнал снежную поземку через рельсы подъездных путей, студено-сизыми вихрями кружился перед станционными постройками и воинскими эшелонами. Он торопливо кидал охапки веселой пороши, укрывая следы недавнего боя и превращая фигуры пехотинцев, запрудивших узкую проселочную дорогу, в белокаменных великанов.
Там, где лежали трупы корниловцев, теперь вырастали пышные, сахарно-чистые сугробы. Орудийный гул и ружейная пальба смолкли в отдалении, и, казалось, сама природа спешила вернуть орловским просторам их русское величие и красоту.
Степан, держа в поводу оседланного коня, стоял у переезда, разминая озябшие ноги в яловых сапогах и нетерпеливо поглядывая на длинную вереницу подвод, возле которых суетились красноармейцы. Это разгружался отбитый у белых обоз.
— Скорей, комбат! — крикнул Степан пробегавшему вдоль обоза Терехову, — Сажай людей на повозки — и вперед! Надо висеть у кадетов за плечами, не давать передышки.
Повернув худое, обветренное лицо к Жердеву и не замедляя шага, Терехов ответил сорванным в атаке голосом:
— Ничего… Не уйдут!
И вскочил на переднюю тачанку, махнул рукой:
— Сади-и-сь!
Повозки двинулись. Красноармейцы прыгали на ходу, занимая их одну за другой. Они проносились мимо комиссара, встречая его твердый взгляд, и губы бойцов плотнее сжимались, а руки щелкали затворами винтовок, досылая патроны.
Поймав носком сапога стремя, Степан поднялся в седло.
— Братка! — долетел с дороги звонкий мальчишеский голос, и Николка, выпрыгнув из пулеметной тачанки, подбежал к всаднику.
— Тебе чего? — спросил Степан, глядя на младшего братишку и нехотя отвлекаясь от своих сосредоточенно-строгих мыслей.
Николка остановился в двух шагах, переводя дух и с гордостью рассматривая Степана, так красиво и просто носившего и эту серую шинель, и высокую барашковую папаху, и ремни, и оружие, и черный бинокль на груди. Шмыгнув носом, он протянул записную книжку с золотыми буквами на кожаном переплете.
— Вот… поднял около убитого полковника, — вытягивая тонкую шею, говорил паренек.
Степан нахмурился, прочитав:
«Серафим Платонович Гагарин».
Надо ценить каждую минуту, а тут задерживаешься черт знает из-за чего! И Степан уже хотел отшвырнуть книжку, прочь, однако Николка шагнул ближе, взял коня за повод и, сузив упрямые глаза, произнес:
— Разное, понимаешь, написано… про нашу коммуну, про Ефимку Бритяка!
— Про Ефимку? — наклонившись с седла, Степан притянул к себе мальчишку. — Думаешь, он здесь?
— А чего думать? У Гагарина в полку был до последнего времени. Я только одно место успел в этой книжке прочесть, — добавил Николка.
И, выпустив повод, побежал к тачанке. Степан быстро скользнул глазами по свежим записям Гагарина и убедился в правоте Николкиных слов.
Гагарин вел краткий дневник:
«У Ефима должны быть личные враги в числе ком мунаров. Надо разжечь его злобу против этой «Зари», дать в помощь нескольких солдат, и пусть он организует облаву…»
