Александр Попов - Выстрел с Невы: рассказы о Великом Октябре
На солдат и на Акимку полетело облачко тонкой пыли. Все разом отшатнулись.
— Вот, мать честная! — удивленно сказал Акимка.
Ему приятно было, что в него стреляли. В него, Акима Розова. Об этом можно потом рассказывать всю жизнь.
— Ах они!.. — вдруг громко, на всю улицу, закричал молоденький солдат. — Они этак, так их… А!
И, ругаясь страшными словами, он начал торопливо стрелять по улице: трах… трах… трах…
Два других солдата подскочили к нему, и один с колена, а другой стоя, с азартом, будто по наступающему неприятелю, стреляли вдоль улицы.
Акимка весь загорелся. Он выскочил из‑за угла на самую улицу и, стоя открыто, стрелял в дальние дома. Никого нигде не было видно, но и солдаты, и Акимка, и пятеро других рабочих, прибежавших к углу, все сосредоточенно стреляли. Стрельба продолжалась минуты две. От выстрелов у него заныло плечо. Ладонь правой руки покраснела, натертая шишечкой затвора. А пока отсюда стреляли, в Охотном было тихо.
— А может быть, они ушли оттуда? — спросил Акимка.
— Какой ушли! Там. Сейчас вот в угольный дом стреляют.
— А там наши?
— Ну да. Сидят наши.
И вдруг, как бы подтверждая этот ответ, из окон угольного красного дома затрещали частые выстрелы.
— Вишь? Это наши, —подтвердил солдат.
Из Охотного донесся крик. Солдаты прислушались. Крик опять повторился.
— Ранили кого‑то, — сказал рабочий с рыжим шарфом.
— Должно, ранили. Кричит. Не хочет умирать.
— Юнкеря, должно.
— Видать по всему, что юнкеря. Кричит, как резаная свинья, — сказал юркий солдат и нехорошо засмеялся.
Он заискивающе посмотрел на всех, словно искал сочувствия.
А все промолчали.
— Стой‑ка, о чем кричат?
За углом кричали надрывно. Все стали слушать, вытянув шею, но ничего нельзя было разобрать. Акимка опять вышел из‑за угла, присмотрелся и, подняв винтовку, стал стрелять. Теперь уже стрелял спокойно, целясь.
— Бу–ух! — вдруг ахнуло за домами, и сразу резко свистнуло где‑то около.
Акимка «присел от неожиданности. Он увидел, как обвалился, будто плеснулся на мостовую, угол красного дома. Это ему показалось так страшно, что он, не помня себя, подскочил и бросился бежать от угла по переулку. Но никто за ним не побежал. Просто прижались к стене под ее защиту. И приготовили винтовки стрелять. Акимка приостановился.
— Из пушек бьют! — крикнули с противоположного угла. —Держись, товарищи!
— Бу–ух! — опять ахнул выстрел.
Все вздрогнули, однако оправились быстро, и, словно второй выстрел успокоил, все подошли к углу, сгрудились. Акимка, красный от стыда, тоже подошел. Ему было очень стыдно за свой испуг. Винтовочные выстрелы в Охотном загремели резко и часто.
— Наступают! Идут!.. — крикнул кто‑то из окон.
Вот из‑за дома прямо на мостовую выбежали люди в серых и синих шинелях и побежали сюда, стреляя вдоль улицы и в тот угол, за которым прятался Акимка.
«Вот они!» — подумал Акимка. Он задохнулся от волнения.
Солдаты, стоявшие рядом, закричали:
— Идут! Идут!..
Вдруг в тишине ухо поймало глухое шипенье и фырк.
— Стой, ребята, кажись, автомобиль! — встрепенулся юркий солдат и, взяв винтовку наперевес, поспешно подошел к самому углу и украдкой выглянул туда, к Охотному.
Все стали прислушиваться. Шум становился яснее.
— Верно: автомобиль. А ну‑ка, поглядим…
И все сразу оживились, сгрудились на самом углу, приготовили винтовки.
Из‑за угла Охотного вышел грузовой автомобиль, на котором, стоя и сидя, ехали вооруженные люди в синих и серых шинелях. Винтовки беспорядочно торчали во все стороны.
Акимка, рабочие и солдаты торопливо, наседая один на другого, прицелились, залпом выстрелили в него. Автомобиль дернулся и остановился; из машины брызнула белая струя бензина; на нем судорожно заметались люди.
— А–а!.. —торжествующе заревел голос рядом с Акимкой.
И рев толкнул всех. Солдаты и рабочие выскочили на мостовую и, стоя здесь кучками, не думая об опасности, начали стрелять по автомобилю. Из‑за соседнего угла прибежали еще солдаты и рабочие. Все стреляли с судорожным азартом. Акимка видел, как там юнкера клубками падали на мостовую, на дно автомобиля, судорожно метались, стараясь спрятаться за колеса и за борта; видел, как летели щепки, отбитые от деревянных бортов автомобиля, и острая неиспытанная радость душила его.
— Бей их! Лупи! — орали здесь около него.
— Бей! — орал Акимка, уже не сознавая и не чувствуя себя, и стрелял без передышки, едва успевая заряжать.
Прошла, может быть, минута, автомобиль стоял разбитый, и никто уже не шевелился ни на нем, ни около него.
— Ого–го!.. — торжествовали здесь. — Это здорово! Пи один не ушел!
Но огневое возбуждение схлынуло. И все смотрели, ждали, что будет дальше. Вдруг из‑за дальнего угла вышла девушка в кожаной куртке — на рукаве рдеет крест, голова повязана белой косынкой. Она решительно подошла к автомобилю. Рабочий с рыжим шарфом вскинул винтовку.
— Ты! Что ты, дурья голова? — крикнул на него солдат.
Рабочий оглянулся, но продолжал держать винтовку у плеча.
— Не мешай. Это буржуйка, я ей…
Солдат широко шагнул и схватил рукой за винтовку рабочего:
— Дурак, разве не видишь? Сестра это.
— Нешто можно стрелять? Аль мы с бабами вышли воевать? — загалдели другие. —Очумел, что ль, ты?
— Знаем мы этих сестер!.. — начал было рабочий.
Но все вдруг накинулись на него:
— Иди прочь!
— Дай ему в шею, он и не будет…
— Глядите, глядите… вот сме- лая‑то!
Девушка ходила вокруг автомобиля, нагибалась к колесам, где виднелись бесформенные кучи — убитые, — будто мешки. Она ходила от одной кучи к другой, трогая их рукою, и молчала.
А здесь, затаив дыхание, напряженно смотрели на нее рабочие, солдаты, Акимка. Вот девушка что- то крикнула, махнула рукой. Из‑за угла плывущим шагом вышли двое солдат с повязками на рукавах — к автомобилю. Над одной кучкой наклонились, потом один подставил спину, другой поднял неуклюжий мешок в шинели — внизу болтались сапоги, — положил первому на спину. Так начали они носить убитых.
Поднимали их с земли, вытаскивали из автомобиля, клали на спину и, сгибаясь, тащили за угол. И когда там поднимали труп, здесь радовались:
— Несут! Еще несут! Это вот та–ак, это вот по–нашему!
— Гляди, гляди — это юнкер.
— Ого, а это офицер.
— Ка–ко–ой длин–ный!
— Восьмого понесли!
— Я говорил: за одного нашего десять ихних.
Акимка приплясывал. Вот порасскажет теперь там, дома‑то! Вот унесли последний труп, и возбуждение погасло. Автомобиль стоял как раз на перекрестке — разбитый.
Тр–рах!
Это на дальнем углу выстрелили. И сразу здесь на всех лицах мелькнуло упорство и напряженность. Все торопливо защелкали затворами, задвигались. К углу подошел солдат с черной острой бородкой. Он сказал отрывисто:
— Сейчас наступление, товарищи. Готовься.
«Наступление, — повторил про себя Акимка, — наступление!»
Под ложечкой у него задрожало. Он заметался туда–сюда, искал места, где бы встать, так как думал, что наступление — обязательно идти рядами.
— Наши обходят дворами. Как начнется стрельба, мы…
Солдат не договорил: на углу в Охотном ряду сразу закипела стрельба. Солдат метнулся, крикнул: «За мной!» — и, не оглядываясь, побежал тротуаром к Охотному. Акимка заревел: «Ура–а- а!..» — и за ним. И враз перегнал. Один — впереди всех, сломя голову бежал, а навстречу ему неслось горячее, может быть, воздух, может быть, пули, — и ветер визжал в ушах.
Остановился он только на углу Охотного, у красного дома, и видел, как вниз по Моховой бежали синие и серые шинели, и три раза успел выстрелить им вслед. Взволнованный и торжествующий, он взобрался на крыльцо охотнорядской часовни, чтобы оттуда лучше и подальше видеть. Охотный ряд, Театральная площадь и улицы — все было пусто. Из‑за лавочек массой затолпились на углах. Они с любопытством, точно на диковинку, смотрели на солдат и рабочих, рассматривали расстрелянный и залитый кровью автомобиль, стоявший на перекрестке. Мальчишки отдирали щепки от бортов, собирали гильзы патронов. Потом толпа смешалась с вооруженными солдатами и рабочими. Три мальчугана, лет по десяти, остановились перед Акимкой и с завистью смотрели на него.
— Дай пострелять, — попросил один.
Акимку жестоко оскорбила такая просьба.
— Уйди! — грозно крикнул он на мальчугана и, прислонившись к каменному парапету часовни и держа винтовку наперевес, решительно и сердито закричал: — Частные которые, расходись! Стрелять буду! — И выстрелил вверх.
Толпа шарахнулась.
— Расходись! Расходись!
Солдаты и рабочие собрались у часовни и, мирно переговариваясь, стояли, курили, забыв об опасности. И опять, словно тараканы сквозь щели, к ним подошли, один по одному, мальчишки, и кругом зачернела толпа. Мальчуганы шныряли в толпе, собирали расстрелянные гильзы. Стало покойнее. Акимка с вызывающим видом обошел вокруг часовни, остановился опять на крыльце.
