Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (1953, илл. Валька)
Прежде всего он справился у Хоттабыча, может ли тот сделать всех этих погонщиков с их слонами, верблюдами, ослами и всей поклажей невидимыми для постороннего глаза.
– Только прикажи, и всё будет исполнено мгновенно, – с готовностью отвечал Хоттабыч.
– Очень хорошо, – сказал Волька. – В таком случае, сделай их, пожалуйста, пока что невидимыми, и давай ложиться спать. Завтра нам придётся встать с восходом солнца.
– Слушаю и повинуюсь.
И вот граждане, собравшиеся во дворе, чтобы поглазеть на шумный и необычный караван, внезапно увидели, что двор совершенно пуст, и, поражённые, разошлись по домам.
Волька, наскоро поужинав, с удовольствием разделся и улёгся в кровать, прикрывшись по случаю жары одной только простынёй.
А Хоттабыч, решивший свято соблюдать старинные обычаи джиннов, превратился в невидимку и улёгся у самого порога, чтобы охранять покой своего юного спасителя. Он совсем было уже собрался завести степенную беседу, когда дверь неожиданно раскрылась, и бабушка, пришедшая, как всегда, попрощаться на ночь со своим внуком, споткнулась о невидимого Хоттабыча и шлёпнулась на пол.
– Ты понимаешь, тут что-то лежало у порога! – испуганно сообщила она прибежавшему на шум Алексею Алексеевичу.
– Где оно лежало, это что-то? – спросил её Алексей Алексеевич. – И, кстати, как оно, это что-то, выглядело?
– Никак оно не выглядело, Алёшенька, – ответила старушка.
– Что ж ты это, мама, о пустое место споткнулась, что ли? – облегчённо рассмеялся Волькин отец, довольный, что бабушка нисколько не пострадала при падении.
– Выходит, что о пустое место, сынок, – растерянно отвечала бабушка и, в свою очередь, сконфуженно рассмеялась.
Они пожелали Вольке спокойной ночи и ушли. А Хоттабыч благоразумно перебрался под Волькину кровать. Уж там-то никто на тебя не наступит. Да и к Вольке ближе.
Некоторое время оба наши героя лежали молча. Волька никак не мог решить, как начать предстоящий щекотливый разговор.
– Спокойной ночи! – доброжелательно произнёс Хоттабыч из-под кровати.
И Волька понял, что пора начинать.
– Хоттабыч, – сказал он, свесив голову с кровати, – мне нужно с тобой немножко поговорить.
– Уж не насчёт ли сегодняшних моих даров? – опасливо осведомился Хоттабыч и, получив утвердительный ответ, тяжело вздохнул.
– Видишь ли, дорогой Хоттабыч, мне хотелось бы знать, имею ли я право распоряжаться твоими подарками так, как мне заблагорассудится.
– Бесспорно.
– И как бы я ими ни распорядился, ты не будешь на меня в обиде?
– Не буду, о Волька. Смею ли я обидеться на человека, столь много сделавшего для меня!
– Если тебе нетрудно, Хоттабыч, то, пожалуйста, поклянись.
– Клянусь! – глухо промолвил под кроватью Хоттабыч, понимавший, что это всё неспроста.
– Ну, вот и хорошо! – обрадовался Волька. – Значит, ты не обидишься, если я скажу, что лично мне эти подарки совершенно ни к чему. Хотя я очень и очень тебе благодарен.
– О горе мне! – простонал в ответ Хоттабыч. – Ты снова отказываешься от моих даров… Но ведь это уже не дворцы! Ты видишь, о Волька: я больше не дарю тебе дворцов. Скажи просто: ты брезгаешь дарами твоего преданнейшего слуги.
– Ну рассуди сам, Хоттабыч, ведь ты очень умный старик: ну на что мне эта уйма драгоценностей?
– Чтобы быть богатейшим из богачей, вот для чего! – сварливо пояснил Хоттабыч. – Уж не скажешь ли ты, что тебе не угодно стать первым богачом своей страны? С тебя это станется, о капризнейший и непонятнейший из встречавшихся мне отроков! Деньги – это власть, деньги – это слава, деньги – это сколько угодно друзей! Вот что такое деньги!
– Кому нужны друзья за деньги, слава за деньги? Ты меня просто смешишь, Хоттабыч! Какую славу можно приобрести за деньги, а не честным трудом на благо своей родине?
– Ты забыл, что деньги дают самую верную и прочную власть над людьми, о юный и неисправимый спорщик.
– В какой-нибудь Америке, но не у нас.
– Сейчас ты скажешь, что в вашей стране люди не хотят стать богаче. Ха-ха-ха! – Хоттабычу казалось, что он высказал очень едкую мысль.
– Нет, почему же, – терпеливо отвечал Волька. – Человек, который приносит больше пользы для родины, зарабатывает у нас больше, чем тот, который приносит меньше пользы. Конечно, каждый хочет заработать больше, но только честным трудом.
– Пусть будет так, – сказал Хоттабыч. – Я очень далёк от того, чтобы толкать своего возлюбленного друга на нечестные заработки. Если тебе не нужны драгоценности, обрати их в деньги и давай эти деньги в рост. Согласись, это весьма почтенное занятие – давать деньги в рост тем, кто в них нуждается.
– Ты с ума сошёл! – возмутился Волька. – Ты просто не понимаешь, что ты говоришь! Советский человек – и вдруг ростовщик! Да и кто к нему пошёл бы, даже если бы где-нибудь вдруг завёлся такой кровосос? Если нашему человеку требуются деньги, он может обратиться в кассу взаимопомощи или занять у товарища. А ростовщик – это ведь кровосос, паразит, мерзкий эксплуататор, вот кто! А эксплуататоров в нашей стране нет и никогда не будет. Баста! Попили нашей крови при капитализме!
– Тогда, – не унимался несколько приунывший Хоттабыч, – накупи побольше товаров и открой собственные лавки во всех концах города. Ты станешь именитым купцом, и все будут уважать тебя и воздавать почести.
– Да неужели тебе не понятно, что частник – это тот же эксплуататор? Торговлей у нас занимается государство, кооперация. А зарабатывать себе деньги, торгуя в собственном магазине…
– Хм! – Хоттабыч сделал вид, будто согласился. – Предположим, что это так, как ты говоришь. А производить разные товары – уж это, надеюсь, честное занятие?
– Безусловно! Вот видишь, – обрадовался Волька, – ты начинаешь понимать мою мысль!
– Очень рад, – кисло улыбнулся Хоттабыч. – Помнится, ты мне как-то говорил, что твой глубокоуважаемый отец работает мастером на заводе. Так ли я говорю?
– Угм!
– Он самый главный на этом заводе?
– Нет, не самый. Папа – мастер, а ещё над ним есть начальник цеха, главный инженер, директор.
– Ну так вот, – победоносно заключил свою мысль Хоттабыч: – на богатства, которые я тебе дарю, ты сможешь купить своему превосходному отцу завод, на котором он работает, и ещё много разных других заводов.
– Он и так принадлежит отцу.
– Но ведь ты только что сам говорил, Волька ибн Алёша…
– Ему, если хочешь знать, принадлежат и завод, на котором он работает, и все другие заводы и фабрики, и все шахты, рудники, железные дороги, земли, воды, горы, лавки, школы, университеты, клубы, дворцы, театры, парки и кино всей страны. И мне они принадлежат, и Женьке Богораду, и его родителям, и…
– Ты хочешь сказать, что у отца твоего имеются компаньоны?
– Вот именно – компаньоны! Около двухсот миллионов равноправных компаньонов! Столько же, сколько населения в нашей стране!
– У вас очень странная и непонятная для моего разумения страна, – буркнул Хоттабыч из-под кровати и замолчал…
На рассвете следующего дня телефонный звонок поднял с постели заведующего районным отделением Государственного банка. Заведующего экстренно вызывали в контору. Взволнованный таким ранним звонком, он примчался к месту работы и увидел во дворе дома, где помещалось отделение банка, множество слонов, верблюдов и ослов, нагружённых тяжёлыми тюками.
– Тут один гражданин хочет внести вклад, – сообщил ему растерянный дежурный.
– Вклад? – удивился заведующий. – В такую рань?.. Какой вклад?..
В ответ на это дежурный молча протянул заведующему исписанный твёрдым детским почерком листок из ученической тетради. Заведующий прочитал бумажку и попросил дежурного ущипнуть его за руку. Дежурный растерянно выполнил эту просьбу. Заведующий поморщился от боли, снова посмотрел на листок и промолвил:
– Невероятно! Просто невероятно!
Гражданин, пожелавший остаться неизвестным, подарил Государственному банку на любые нужды, по усмотрению последнего, двести сорок шесть тюков золота, серебра и драгоценных камней общей стоимостью в три миллиарда четыреста шестьдесят семь миллионов сто тридцать пять тысяч семьсот три рубля восемнадцать копеек.
Эта сумма могла получиться на несколько десятков рублей больше, но Волька оставил у себя три золотые монеты, чтобы заказать для бабушки золотые коронки на зубы…
Но самое удивительное случилось минутой позже. Сначала животные, на которых привезли сокровища, потом люди, которые привели животных, а потом привезённые на этих животных сокровища вдруг заколебались, стали прозрачными, как пар, и, как пар, растаяли в воздухе. Свежий утренний ветерок вырвал из рук изумлённого заведующего листок с заявлением, взметнул его высоко над зданием и унёс в неизвестном направлении. Впрочем, вскоре этот листок влетел сквозь открытое окно в комнату, в которой спал сном праведника Волька Костыльков, врос в тетрадку, из которой недавно был вырван, и снова стал совершенно чистым.