Николай Бондаренко - Будни и праздники
— Вот молодец! — восхитился Урун. — Бекташ долго слов не ищет.
— Не верят. Акт стали писать, чтоб забрать чеснок в коопторг. Тут я разозлился, говорю: что, у вас Советской власти нет?! Правительство законы издает, чтоб мы развивали подсобные хозяйства, а вы тут… Как попер на них — отпустили.
— А мы, думаю, спуску тебе не дадим! — отодвинул пустую тарелку Степан Матвеевич. Он закурил, откинул ладонью чубчик и посмотрел на Бекташа ясными голубыми глазами. — Обижайся или нет, только как же это получается? Земли взяли по верхней мерке, чтоб нагрузка на каждого была выше головы, а ты бросил все и уехал. Кто за тебя должен работать? Мы вот с Бабаяровым? Или они? — Он указал на братьев, хмуро сидевших за опустевшими тарелками. — Им бы к детям малым пойти, женам помогать, так нет, надо еще за тебя отработать. Молодым нашим, — посмотрел он в сторону Зины и стоявших за ее спиной Ойдин и Шарафат, — тоже хочется погулять, в кино сходить или еще там куда, а не могут, твою норму надо делать, и трясутся дотемна на тракторах. Когда болезнь — ладно, тут никто не застрахован. А ты ведь вон какой у нас богатырь. Значит, попросту плюнул на нас, раз уехал.
— Зачем вы так говорите? — нахмурил брови Бекташ, и глаза его наполнились детской обидой.
— Вы, мол, дураки, вкалывайте тут на жаре да в пыли, — продолжал обличать Шалдаев, — а я за прилавком постою. Там, конечно, полегче.
— И прибыльней, — заметил Вали.
— Словом, я предлагаю вывести тебя из бригады.
— Как это… вывести? — возмутился Бекташ. Он встал из-за стола, заговорил громко, кидая призывные взгляды на Джахангира, разговаривающего поодаль с Назаром. Джахангир прислушался, подошел к навесу, и Бекташ опять перешел на жалостливый тон. — За что выгонять? Все всегда ездили. Я съездил — пусть другие едут.
— Не поедут, — сказал Бабаяров-старший. — Если совесть есть, не поедут.
— Какая совесть? При чем тут совесть? Разве я забрался в карман к кому-нибудь?
— Почему уехал, да еще без разрешения бригадира? — спросил Талип.
— А ты не знаешь? Мне жениться надо, — сказал Бекташ и посмотрел на Зину, как бы призывая ее в свидетели. Зина вспылила:
— Чтобы жену посылать на базар вместо себя на беленьких «Жигулях»?
Бекташ не ожидал такого отпора, растерянно смотрел на нее, но она не поднимала на него глаз. Бабаяров откашлялся и прервал неловкую паузу:
— Голосуем. Кто за то, чтобы вывести Бекташа из бригады?
— Э-э, зачем так спешить? — удивленно пожал плечами Джахангир, обвел всех ласковым, примиряющим взглядом. — Куда торопиться? Разобраться надо. Сами знаете, какие отношения у Бекташа с бригадиром, не мог он к нему обратиться, не верил, что отпустит, потому отпросился у меня. Я разрешил съездить, пока вы тут поливом занимались.
— А какое имели право? — вспылил Назар.
— Имел! Как вышестоящий руководитель, — погасил его холодным взглядом Джахангир и, взяв себя в руки, кинул властно: — А вот какое ты имел право создавать в бригаде такую обстановку, что с тобой не хотят разговаривать люди? — И вновь заговорил вкрадчиво, обращаясь ко всей бригаде: — А потом, товарищи, Бекташ прав. Надо вывозить на базар излишки продуктов. Партией взят курс на развитие личных подсобных хозяйств, и мы должны помогать государству кормить город. А у нас, у некоторых, пусто на подворье. У Уруна хорошо — двор, как корзина с добром. И правильно. Вырастил лишнее — отвези на базар, пусть люди покупают и благодарят нас за труд.
— Видела я в Кустанае, как благодарят, — сказала Зина. — Женщины берут детям виноград, в кошельке копаются, а глаза поднять на продавца стыдятся.
— Почему?
— А потому, что цены кусаются.
— Базар есть базар, — опять попытался примирить их Джахангир. — Мало товара, потому и дорого, будет много — станет дешево. Вот и давайте выращивать побольше, чтобы жизнь на селе стала легче.
— Станет легче, когда больше будет на общественных полях, а не на личных грядках, — сказала Зина.
— Противопоставлять не надо. Все наше, народное, продовольственный фонд страны, а мы — участники решения продовольственной программы, — сказал Джахангир. Что и говорить, человек подкован.
— Бригадир, мне тоже на базар надо! — сказал Урун, и его тут же поддержал Бекташ:
— А что? Пусть едут сейчас Урун и Талип, а потом — Вали и еще кто хочет. Кто поедет?
Бригада молчала. Все смотрели на Назара и ждали его слова. Он понял по их взглядам, что многие согласились с Джахангиром и готовы принять предложение Бекташа и только ждут его слова.
— Разъедемся с мешками по базарам и превратим бригаду из безнарядно-хозрасчетной в торгово-спекулянтскую. Вот куда нас толкают некоторые, — выразительно посмотрел он на Джахангира. — Свернуть с пути нас хотят, разве не видите?
— Это я спекулянт?! — рванулся Бекташ. — Ко мне цепляешься?!
— Нет, — осадил его Джахангир. — Он выше нацелился.
— Товарищи! — заговорил Назар с заметным волнением. — Мы собрались в такую бригаду, чтобы зарабатывать на совхозном поле. Не надо нам дергаться, мы здесь получим свое сполна.
— Совместить же можно, — сказал Урун.
— Нельзя совместить! Выгадаете на базаре, тут потеряете.
— А если и там и тут потеряем? Нет, мне так нельзя, — сказал Урун, мотая головой, и обратился к Джахангиру: — Тогда ты отпусти, Джахангир-ака, я без базара не могу.
— Почему вы ко мне обращаетесь? — вроде бы упрекал, но в то же время поощряюще улыбался Джахангир. — Бригадира пока не сняли. Продумайте с ним очередность — чтоб не страдало дело, и поезжайте.
— А я с таким бригадиром не хочу больше работать, — заявил Бекташ, презрительно и брезгливо поглядывая на растерявшегося Назара. Бекташ решил добить его: — Выгнать хотел?! А я сам уйду! Все мы уйдем от тебя! Джахангир, переводи завтра в семнадцатую.
— И я с вами, ребята, — сказал Урун, поднимаясь из-за стола и переходя на сторону, где стояли Джахангир и Бекташ. — Ненадежно здесь получается…
И тут заговорил Джахангир, словно спасал бригаду:
— Товарищи, товарищи! Бригаду разваливать?! Я, конечно, доложу о настроениях в бригаде и потребую соответствующих корректив, но это не снимает с вас ответственности. Взяли поле — дайте урожай. Так что никто никого не выгонит и никто никуда не уйдет. Меня не интересует, как вы там работаете, нарядно или безнарядно, но урожай чтобы был не меньше прошлогоднего. Ясно?! А бригадиру выношу выговор за создание в бригаде нервозной обстановки.
— Вы же отпустили Бекташа, — сказал Назар, — значит, и выговор положен вам.
— Не остри, Санаев. В таких обстоятельствах порядочные люди пишут заявления об уходе по собственному желанию.
— Спасибо за подсказку, — благодарно улыбнулся Назар, поняв, что победил, и от сознания этой маленькой победы почувствовал прилив сил и внутреннего спокойствия, так необходимых для борьбы. А она будет продолжаться, это он понимал. — Обязательно напишу… новый договор. Неправилен тот, по которому работаем, каждый день в этом убеждаюсь. Надо так его составить, чтобы выгоднее было на полях работать, а не на базарах торговать.
После бригадного собрания Зина почувствовала, что в ее жизни что-то сломалось. Вместо розового тумана в душе появились тревожная напряженность и неудовлетворенность всем, и прежде всего — собой. Она избегала Назара, не могла выносить Бекташа, ходила поникшая, задумчивая. Плакала без причины.
А Варвара Ивановна донимала дочь:
— Чего опять как в воду опущенная? Ходишь и света белого не видишь.
Варвара Ивановна села за стол, качая головой. Вот ведь как с ними, с детками! Были маленькими, хотела, чтоб выросли скорей, думала, легче будет. А выросли — и новые заботы поднялись. И вообще, все-то здесь складывается не так, как надо.
— Ма-ать! — заглянул в гостиную Степан Матвеевич. — Одна, что ли? Я голодный, как волк. Собери что-нибудь, — сказал он и вышел умыться.
Варвара Ивановна поднялась было, но снова села, что-то обдумывая. Выходило все нескладно, оттого на сердце становилось беспокойно.
Вернулся Степан Матвеевич, сел за стол и с удивлением посмотрел на жену: на столе пусто. Она сокрушенно покачала головой и объявила:
— Ой, Степа, чует мое сердце, недоброе будет. Уехать нам надо, Степа. Переберемся в другой совхоз, там другие парни будут, может, получше этих найдутся.
— Из-за парней совхозы менять будем?
— Будем, Степа.
— Ну, а поесть ты мне дашь?
— Сейчас принесу. В общем, уезжать нам надо. Бог с ним, с большим заработком, мы лучше где поменьше, зато потише. Слышал, что говорят? Джахангир на Назара жалобу написал, чтоб сняли его с бригадирства.
— Ну и что?
— А то, что снимут. Родни у него полсовхоза, и в каждом городе родня такая — ого! Сказал: или я, или он! Только где это видано, чтоб начальника снимали ради подчиненного. Выгонят Назара, тогда и тебе достанется, опять станешь стонать, что прогорел. Поехали, Степа, от греха подальше. Чего нам тут жалеть? Чего ради в бучу встревать? Порядки не переделаешь. Да и с какой стати их переделывать простым людям?
