Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин
— Мд-а-а, — протянул Дмитрий Ильич, — плохо. Загляну к тебе вечерком.
Но еще задолго до вечера, в обеденный перерыв, приехали к нему Голубев, Ступникова и Чулошников. Голубев и Ступникова, конструкторы группы втулок, наиболее горячо поддерживали Косторева в поисках нужной конструкции шатунной втулки.
— И какой леший надоумил тебя отказаться от путевки на курорт, — проворчал Чулошников вместо приветствия. — Не человек, а загадка природы.
Он посмотрел на Николая тревожным взглядом и переглянулся со своими спутниками.
— Вы очень изменились, — подтвердила Ступникова, рослая девушка с крупными чертами лица. — Мы к вам врача вызовем.
— И вовсе не к чему, — возразил Николай. — Вы мне вот что сделайте: закончите расчет, который я начал, да заодно проверьте и начало. Голова у меня была точно в тумане, напутал, наверное.
— Какой расчет? — удивился Чулошников.
— У, брат! — Николай слабо улыбнулся. — Америка! Втулку я придумал для твоего вала такую, что любую нагрузку выдержит. Не веришь? А ты к доске подойди. Я там эскизик набросал. Все поймешь. Рассказывать мне сегодня трудно.
Чулошников, Голубев и Ступникова подошли к чертежной доске. Они долго рассматривали ватман, хотя поняли все с первого взгляда — так проста была мысль, изложенная в скупых карандашных набросках.
— Да-а-а, — протянул Чулошников, — голова у тебя, Коля.
— При чем же тут голова? — возразил Николай. — Работал я, искал. Ну, вот… и нашел.
— Дизелек мы теперь состряпаем!
Чулошников вдруг осекся и молча поглядел на Николая. Откинув голову на подушку, Николай тяжело дышал открытым ртом. Его широкая грудная клетка опускалась и поднималась часто, судорожно, с усилием.
— Здоровье поправишь, — неестественно бодрым голосом заговорил Чулошников, — тогда еще не такие дела делать будешь. Мы вот на партбюро вопрос о тебе поставим. Заставим на курорт поехать.
— С удовольствием! Если…
— Что?
— Да ничего. Что ты опять привязался? Идея втулки вам понятна?
— Понятна, — ответила Ступникова, — характер поверхности мы сегодня же установим.
— Не сегодня, а сейчас, — попросил Николай. — Садитесь за стол. Справочники на этажерке, линейка в столе.
— А как же с работой? За прогул…
— Я отвечу. Дмитрий Ильич поймет…
Вечером главный конструктор приехал вместе с парторгом отдела Сурковым.
— Ну, вот что, друг, — сказал Сурков, — валяться одному без всякого ухода — не дело. Давай-ка мы тебя в клинику устроим. А? Это совсем рядом. Там тебя живо на ноги поставят. И друзья к тебе наведываться смогут.
Николай, прикрыв глаза ладонью, подумал: «Дело идет к развязке! Из клиники я уже не вернусь». И, холодея, ответил вслух:
— В клинику так в клинику. Но тут дело такое. Я последнее время над втулкой работал. Вы взгляните, Дмитрий Ильич. На доске… там… набросок.
Главный конструктор подошел к доске. Николай приподнялся на локте, но приступ кашля заставил его откинуться на подушку. Он прижал ладонь к губам, а когда отнял ее, на пальцах была кровь.
— Плохо? — спросил парторг.
— Ничего… привыкаю.
Николай протянул руку к столу за папиросами и спичками. Сурков не спускал с него внимательных, настороженных глаз.
— Прогиб шейки… — произнес главный конструктор, поднося листок с наброском к свету и разглядывая его близорукими глазами. — Учет прогиба шейки… Любопытно. Так-с. Что же это тебе дает?
Николай пояснил свою мысль. Ему приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дыхание, сердце билось тугими и болезненными ударами.
— Ну… поздравляю. Это, брат, большое дело. Это… проблема. Идея смела. И проста. М-да… Поздравляю!
После ухода главного конструктора и парторга мысли Николая продолжали вертеться вокруг втулки. Даже предчувствие надвигающейся катастрофы не могло отвлечь его. Слишком велика была радость достигнутого успеха. А что он действительно достиг успеха, лучше всего подтверждалось скупым признанием главного конструктора.
Николай продолжал работать, оставаясь в постели. Это было очень трудно. Приходилось держать блокнот перед собой, на весу. Опущенный на грудь, он казался тяжелым, затруднял и без того стесненное дыхание. Глаза горели, их заволакивало туманом.
Расчет был доведен до конца. Оставалась последняя, завершающая стадия всей проделанной работы — чертеж. Николай посмотрел на чертежную доску, как тонущий смотрит на близкий берег, от которого относит его упрямое течение, и опустил руку с блокнотом.
Темнело… Николай не догадался попросить Дмитрия Ильича и Суркова включить свет перед уходом. Теперь нужно было встать с постели.
Николай взглянул на выключатель. Расстояние до противоположной стены впервые показалось ему значительным. Он усомнился в том, что сможет преодолеть его. Но другого выхода не было. В темноте недомогание ощущалось особенно остро.
Он встал на ноги. Колени дрожали, сердце колотилось словно после бега. На кого он походил сейчас? На немощного старца?
Николай пересек комнату и включил свет. Ему пришлось прислониться к стене, чтобы дать успокоиться сердцу. Что-то страшное давило ему грудь, закрывая доступ воздуха. Николай глотал его короткими судорожными глотками.
Но, собравшись с силами, Николай не вернулся в постель. Нет, он не хотел поддаваться болезни! Он продолжал ходить по комнате, на ходу передвигая стулья, с остервенением делая ненужные усилия.
Этот поединок был прерван осторожным стуком в дверь.
— Войдите, — сказал Николай, но голос его прозвучал так тихо, что, видимо, не был услышан.
Перед глазами его пошли круги, в ушах нарастал шум. Ему удалось только добраться до кровати. Он упал рядом с нею, беспомощно разбросав руки.
…Придя в себя, он увидел склонившихся над ним Анну и Степанову. Анна держала стакан с водой, не замечая, что льет воду на пол.
— Можете вы встать? — спросила Зина. — Вы слишком тяжелы для нас.
С помощью обеих женщин он поднялся с пола и лег на кровать.
— Раскис, — шепнул он, виновато улыбаясь.
— Плохо?
Зина сосчитала пульс и вынула из кармана халата фонендоскоп.
— Давит? — она коснулась пальцем того места груди, где Николай ощущал стесняющие дыхание спазмы.
— Давит. Словно… картошкой подавился…
Зина заставила себя улыбнуться. Анна молчала, не сводя с лица Николая широко открытых испуганных глаз.
— Вот что, товарищ Косторев, — Зина оглянулась на Анну, — пора как следует заняться вашей болезнью. Мы вас положим в клинику, на коечное лечение.
— А вылечите?
— Что за вопрос! Конечно, вылечим. Не с такими справлялись.
— Соглашаться… Аннушка?
— Конечно же, — торопливо проговорила Анна. — Зачем так мучиться?
— Ну… хорошо…
— Значит, договорились? Так я побежала. Сегодня же все и оформлю. Ты остаешься, Анна?
— Да, конечно.
Николай лежал с закрытыми глазами. Он слышал, как закрылась дверь за Степановой, как Анна
