Валентин Гринер - И шаль с каймою
Они заняли столик неподалеку от входа, и Володя принялся читать меню, пододвинутое Вадимом Дмитриевичем.
— Будем пить коньяк? — спросил он, дойдя до последней страницы, где были выписаны столбиком названия алкогольных напитков. Володя знал, что городские начальники уважают коньяк. Сам он не любил его, вчерашний до сих пор неприятно царапал в горле, но от желания доставить удовольствие Вадиму Дмитриевичу он готов был пить что угодно.
— Даже за чужие предпочитаю беленькую, — сказал инженер, чем снова удивил Сидельникова.
— Я тоже терпеть его не могу, — признался Володя.
Вадим Дмитриевич торопливо пробежал глазами небогатое меню, достал из бокового кармана трехцветную ручку, наставил красных галочек против желаемых блюд и передал меню Володе. — Заказывайте, агент Сидельников, а я позвоню супруге, чтоб не ждала обедать. — Он поднялся и торопливо вышел в вестибюль, отделенный от ресторана сплошной стеклянной стенкой. Шторы на этой стенке были во многих местах сдвинуты, и Володя увидел, как Вадим Дмитриевич направился к автомату под стеклянным колпаком и стал кому-то звонить.
У столика появилась официантка в синем фирменном платьице выше колен и с авиационной эмблемой на груди.
— Выбрали? — спросила она, держа наготове блокнот и карандаш.
Володя продиктовал все, что отмстил в меню Вадим Дмитриевич и бодро добавил:
— В двух экземплярах. — Когда-то насмешила его эта фраза, сейчас пригодилась. — И, само собой, бутылку водки. В одном экземпляре. Для начала.
— Только сто грамм на человека, — небрежно сообщила официантка.
— Как сто грамм?!
— Очень просто. Вы что, не знакомы с постановлением?
— Не знаком. Не слыхал даже… От ста грамм у нас с товарищем и разговор не склеится…
— А мне за вас выговор вклеят…
— Не вклеят, ручаюсь, — безответственно заявил Володя. — Мы вам благодарность напишем.
— Не нужны мне благодарности, прожить бы без выговоров.
— Она сунула в карман свой блокнот и ушла, покачивая подвижными бедрами.
«Ну и порядочки», — подумал Володя. — В кусинской чайной — хоть ведро бери, слова никто не скажет, наоборот, похвалят: план помог выполнить. А тут…»
Возвратился Вадим Дмитриевич, и Володя пожаловался ему на жесткие действия официантки.
— Все правильно, — сказал инженер, опять не то шутя, не то серьезно. — В рабочее время надо работать, а не водку пить. Это у вас там, в лесу, не знают ни дня, ни ночи. А здесь дисциплина. Борьба с пережитком прошлого…
— Это вы зря, — возразил Володя. — У нас уж если пьют — так пьют, а если работают — так работают.
— Эх, работа, ты меня не бойся, — запел себе под нос инженер, и вдруг поинтересовался: — Как теперь в лесу получают?
— Нормально, — сказал Володя. — Хватает на все. Машины многие покупают, мотоциклы, катера… На заработки не жалуемся. Можно бы, правда, побольше, но неувязочки всякие тормозят… Вроде цепей…
— Ах, вы цепи, цепи грустные… — опять промурлыкал Вадим Дмитриевич. — Сотни три в месяц выходит на круг?
— Даже побольше, — гордо сообщил Володя. — Это кто как упирается… Филонов тоже еще хватает: поменьше сработать, побольше получить.
— А у нас, сколько ни упирайся, — сто пятьдесят… И шаль с каймою…
— Не густо, прямо скажем, — посочувствовал Володя. — Зато в городе живете. Тут вам все удовольствия…
— На удовольствия требуются тити-мити…
Официантка принесла хлеб, холодную закуску и половину графинчика водки, разложила, как положено, вилки, ложки, ножи.
— Сразу, или?.. — Володя поднял графинчик и держал его, не зная: наливать в рюмки или в фужеры.
— Давай, чего уж там… — ободрил Вадим Дмитриевич. — Принесет еще, никуда не денется. Все равно я после обеда пойду в Госплан, в Минфин и по другим магазинам.
Володя разлил водку в фужеры, приготовил закуску.
— Ну! — скомандовал инженер. — И шаль с каймою. — Он приложился к фужеру и долго цедил водку, прикрыв глаза. Вадим пил свои сто граммов так долго и противно, что Володю даже передернуло, по телу пошли мурашки. Но он никак не выказал своего состояния, шумно выдохнул и осушил фужер одним глотком.
Вадим Дмитриевич ел медленно, как-то нехотя, изредка поворачивался и смотрел на дверь, будто кого-то опасался или ждал.
Официантка принесла чашки с бульоном и пирожки.
— Мы на самолет не опаздываем, — недовольно заметил инженер.
— Унести? — виновато спросила она.
— Не надо… Лучше принесите. — И он подал ей пустой графинчик.
Женщина чуть поколебалась, по графинчик взяла и ушла с ним на кухню.
— Выдумывают хреновину, — проворчал Вадим. — Создают рядовому советскому человеку дополнительные трудности для самоотверженной борьбы… Будто этот человек не может пойти за угол и купить в магазине сто бутылок.
Где-то в середине обеда, когда было пропущено еще по фужеру и съеден бульон, в ресторан вошел грузный человек с лицом кирпичного цвета. Он неторопливо двигался между столиками, шарил вокруг глазами: не то выбирал место поудобнее, не то кого-то искал. Володя, сидя лицом к двери, заметил его сразу, Вадим — чуть попозже.
— О-ю-о, Горик! — воскликнул юн, и помахал пришельцу. — Тыщу лет не видались…
— Привет, старик, — сказал Горик, присаживаясь к столу. — Ты чего сюда залетел?
— Встретил вот приятеля… Знакомься.
— Гавриил Тихонович, — назвался гость. — Можно — Горик, Егор, Гаврила, на худой конец.
Володя Сидельников представился и пожал протянутую Гориком руку. Рука была большой, пухлой и скользкой. И вообще, Гавриил Тихонович с первого взгляда не поправился Володе. Лицо круглое и одутловатое, будто с непроходящего похмелья, глаза маленькие, сверлящие, волосы жиденькие, уши торчком, как пепельницы из морских раковин.
— Обедать будешь? — оживленно спросил Вадим.
— Естественно… Кто тут сегодня обслуживает?
— Какая-то новенькая. Только по сто капель на нос отпускает. Вон плывет.
— По сто, говоришь, — ухмыльнулся Горик. Он поманил пальцем официантку. Та, видимо, знала его, заулыбалась, быстро подошла, поздоровалась.
— Приветик, новенькая Лариса. Что ж ты своих обижаешь? — пожурил ее Горик. — Это — Вадик, лесной складик… А это тоже свой парень: Володя.
— А я откуда знаю: свои, не свои. Может, они из торгового отдела или из народного контроля… Мне на той неделе вкатили выговор с предупреждением.
— Кто посмел? Разберемся!.. Неси чего-нибудь пожевать и выпить. Горячего не надо, только салатик и второе…
— Коньячок, конечно? — уточнила официантка.
— Умница. И ребятам добавь… — Он глянул на часы. — Только в темпе, у меня времени под завязку.
— Ты где трудишься? — спросил Вадим после недолгой паузы.
— Все там же. А что?
— Дело есть.
— Лет на пять?
— Поменьше.
— Выкладывай, если поменьше. Все равно скоро амнистия…
— Надо достать агенту по снабжению Володе кое-какой извечный дефицит.
— А откуда он, этот агент? — Горик стрельнул глазами в Володю и дружески подмигнул ему.
— Из Заозерского Леспромхоза, — торопливо сообщил Володя.
— И чем же агент интересуется?
— Пильные цепи нужны, — сказал Вадим. — Аварийное положение, остановилось производство.
— Требуется его подтолкнуть?
— И возможно побыстрее.
— Так это ж, Вадик, твой родной вопрос.
— Ну да, — напустил строгости инженер. — Ты ж знаешь: без лимита родному отцу не выпишу.
— Молодец. Так и надо охранять социалистическую собственность, — проговорил Горик с откровенной иронией. — А я иногда грешу. Разве при нашей бюрократической неповоротливости достигнешь нужных успехов? Вот и приходится помогать людям в трудный момент. Взаимопомощь и выручка! — это записано в моральном кодексе. — Гавриил Тихонович внимательно осмотрел Володю маленькими пронзительными глазками, сказал: — Посмотрим на его поведение.
— Поведение гарантирую, — двусмысленно заверил Вадим.
Официантка принесла еще полграфинчика водки, столько же коньяку для Гавриила Тихоновича, закуску.
Горик налил себе в фужер, взглядом пригласил Володю сделать то же самое, подождал, пока тот разлил водку, призывна обронил:
— Поехали!
— И шаль с каймою… — энергично поддержал инженер. Он снова долго и некрасиво цедил спои сто граммов, до неузнаваемости искривив лицо.
Далее обед шел быстро и молча, будто Вадим и Горик вспомнили о чем-то важном и теперь торопились. Володя едва поспевал за ними.
Гавриил Тихонович вытер пальцы и толстогубый рот белоснежной салфеткой, бросил ее в тарелку с недоеденным гуляшом, чем сильно смутил Володю, который свою салфетку так и оставил свернутой кулечком, пожалел крахмальную ее красоту…
— Ну, я готов, — сказал Горик, отвалясь в шатком кресле. — Где она там?.. Слушай, Вера, позови Ларису, — велел он официантке, убиравшей соседний стол.
