Александр Жуков - Высоко в небе лебеди
«Запор… по часовой стрелке… может, наоборот?» — он судорожно дергал то один рычажок, то другой. Они щелкали, но дверь не открывалась.
— Ты куда? — в коридоре вспыхнул свет. — Ишь, напакостил, а теперь бежит. Иди в залу!
Виктор повиновался жесткому голосу. Он застыл посреди комнаты, не решаясь поднять голову и посмотреть на Лиду. Она сидела на собранной, покрытой синим пледом тахте и смотрела на него так, словно боялась, что он исчезнет, а она не запомнит его лица, и мучилась тем, что не видит его, и немного приопускала голову, пытаясь заглянуть в него, но сделать это мешали гребнем нависшие длинные волосы Виктора.
— Ты откуда взялся? Я что-то одежонки твоей не вижу? — спросила из прихожей тетя.
— Он тут… — вскочила с тахты Лида.
— Не тебя спрашивают! — обрезала ее тетя.
Виктор понял, что этой сильной, самоуверенной женщине ничего не стоит пойти сейчас к Лельке и тогда… «Лучше умереть, чем окунуться в такой позор!» — чудовищный, жуткий стыд отрезвил его, и с непривычной, но вдруг какой-то обнадеживающей наглостью он, не оборачиваясь, спросил:
— Что вам от меня надо?
Лида испуганно отшатнулась от него.
— Что-что?.. — по-мужски заложив руки за спину, тетя вышла из прихожей.
— Что вам от меня надо?! — еще тверже и громче повторил Виктор, уже еле сдерживаясь от клокотавшей ненависти к этой женщине, к Лиде и ко всему, что случилось с ним в эту ночь.
— Ой! — Лида потерянно опустилась на тахту и со смешанным чувством страха и восторга посмотрела на Виктора. «Ты мне лишь один раз понравился до конца, когда ты разговаривал с тетей. В тебе тогда проснулся настоящий мужчина. Я тогда готова была упасть перед тобой на колени, только бы ты не ушел», — позже призналась она ему. А Виктор старался вычеркнуть этот эпизод из памяти, ставший, как это было ни странно, началом нового этапа в его жизни.
Наткнувшись на отчаянное сопротивление, Лидина тетя, многое повидавшая на своем веку, сразу притихла и осторожно заметила:
— Что мы все ругаемся? Давайте лучше чайку, что ли, выпьем.
Виктор посмотрел на Лиду. Эта худенькая девочка с фиолетовыми кругами под глазами не была для него еще никем; все, что произошло между ними, не помнилось, хотя он знал, что это было, но само знание о происшедшем не вызывало никаких чувств, и он думал, что и у Лиды все так же, что они остались чужими друг другу и что весь этот маскарад с чаепитием устраивается больше для тети.
— Родители знают, где ты? Беспокоятся, поди, — шумно дуя на блюдечко с чаем, спросила тетя.
— Мама знает, что я… — Виктор не договорил, вспомнил о сокурсниках и ужаснулся тому, что они, наверное, переполошились. Он же исчез внезапно, в такой мороз… «Ах, как глупо все получилось», — обжегшись чаем, Виктор поперхнулся и, сдерживая кашель, весь напрягся до слез и пересилил себя.
— Одна мать, значит, — словно для себя самой, тихо произнесла Лидина тетя и, заметно потеплев, придвинула Виктору тарелку с печеньем. Он посмотрел на желтоватые квадратики с зубчатыми краями, автоматически прочитал «привет» и, словно споткнувшись об это случайное слово, встревожился еще больше. «Вдруг к маме побегут?» — крупными глотками, обжигаясь, он допил чай и, стараясь выглядеть спокойным, сказал:
— Спасибо. Но мне, знаете ли, пора. Мама знает, что я ушел надолго, но все равно будет беспокоиться.
— Верно, — согласилась Лидина тетя и ожидающе посмотрела на племянницу, молчание которой настораживало ее.
— Ты вечером заходи, — смущенно проговорила Лида, — может, в кино сходим.
— Ладно, — тоже смущаясь, пообещал Виктор.
Едва за ним захлопнулась дверь, он облегченно вздохнул и почти весь скрылся в клубе морозного воздуха; запотевший после чая, он тут же стал замерзать и, оттолкнувшись от перил, резко влетел на третий этаж; оправил пиджак и нажал кнопку звонка.
Дверь открыл двухметровый Игорь Добрынин. Ничего не говоря, он взял Виктора за воротник и, словно проштрафившегося школьника, ввел в комнату.
Чувствуя на себе завистливые взгляды приятелей, Виктор приободрился. Все уселись за стол и до самого вечера разговоры шли с поправкой на него, его подкалывали, а он играл роль этакого удачливого повесы, нему нравилась эта непривычная роль. Захмелев, все кинулись танцевать; в комнату ввалилась компания параллельной группы, праздновавшая Новый год в соседнем доме. Незаметно Виктора вытеснили на кухню.
Около окна стояла Лелька в нежно-голубом платье.
— Ты? — словно не узнала, спросила она.
— Я, — уловив в ее голосе что-то настораживающее, он выпрямился.
— Не думала, что ты такой! Ты всегда казался мне чистым и светлым. Я считала, что мизинца твоего не стою. Даже боялась тебя… А теперь поняла, что ты такой же, как и все. Что ты лишь искусно играл под другого…
Виктор хотел было что-то сказать в свое оправдание, объяснить, что, все произошло случайно, но Лелька говорила и говорила сбивчиво, зло. И когда она внезапно замолкла, устыдившись своей откровенности, Виктор, подавленный, разбитый окончательно, тихо обронил:
— Леля, ты же знаешь, что я люблю тебя. Только тебя…
— Хам! — гордо вскинув голову, она обошла его, как обходят свежеокрашенный столб, и вышла из кухни.
Виктор очнулся от громкого стука. Растаяв в клубе морозного воздуха, Лида скрылась в полумраке коридора. «В клуб пошла», — автоматически отметил он и подумал, что все крупные неприятности у него почему-то случаются на кухне. «Ирония судьбы!» — усмехнулся Виктор и, вспомнив про случай со щами, обнаружил, что голоден и придвинул табуретку к столу.
— Папа! — из дверей выползла дочка.
— Иди к себе… там играй, — понуро отозвался Виктор.
В кухню вошла Светлана Васильевна, легко подняла девочку и унесла ее на свою половину; вернулась к Виктору и потянула его за руку — он подчинился, а когда на следующий день отказался прийти в ее спальню, она рассмеялась:
— Смотрите, Виктор Павлыч, я Лиде расскажу…
Проклиная себя и свою нескладную судьбу и не зная, как выйти из щекотливого положения, он каждую неделю бывал у Светланы Васильевны и часто ловил себя на мысли, что как бы ни ругал себя, как бы ни были велики его угрызения, все же его тянет на другую половину дома. Фантазируя, он даже пробовал представить Светлану Васильевну своей женой, но та не признавала никаких обязательств, и потому семьи не получалось, а Виктор тяготел к чему-то прочному, основательному.
«Какой ты маленький у меня, прямо — ребенок, — лаская, говорила ему Светлана Васильевна, — и ты мне таким нравишься. С тобой поэтому жить, наверное, тяжело. А вот с Кирзухиным легко. Кирзухин на все смотрит иначе…»
Слыша про Кирзухина, Виктор, заранее его возненавидевший, замолкал и отворачивался.
«Ну, не буду о Кирзухине, не буду, — смеялась Светлана Васильевна, — к нему нельзя ревновать, потому что он — Кирзухин… Все, все, кончаю о нем».
Лида после ссоры с Виктором почти не разговаривала; размолвки случались и раньше, но тогда они оба уже через какой-то час искали зацепку, чтобы все вернуть в прежнее русло; теперь же Лида вела себя так, словно все ей было глубоко безразлично, и это, как чувствовал Виктор и что пугало его больше всего, не было игрой.
В субботу, после первого урока, его вызвал к себе директор школы. Он с настораживающей тщательностью прикрыл дверь и, в упор глядя на Виктора, сказал:
— Слушай, Виктор Павлыч, я уж тебе без разных подходов, напрямик. Как мужчина мужчине скажу: твоя жена погуливает с нашим зоотехником.
— Как?.. — Виктор ошарашенно опустился на стул.
— Очень просто: откроет клуб, а сама уходит с ним часика на два…
— Не может быть!.. Лида!.. Это наговоры.
— Ну пусть так, — миролюбиво согласился директор, — ты уж, Виктор Павлыч, будь добр, прекрати их. В деревне живешь. Тут все на виду. А ты — учитель. С тебя спрос выше.
Виктор и вечером и в воскресенье утром пробовал заговорить с Лидой, пытался намекнуть ей, что она «ведет себя не совсем правильно», но жена отмалчивалась.
— Уже вся деревня говорит о том, что ты имеешь какие-то странные отношения с зоотехником! — сорвался Виктор.
— Плевать мне на всех! — криво усмехнулась Лида.
— Ну, знаешь!.. — Виктор даже поперхнулся от неожиданности.
— Мне надоело. Понимаешь, н а д о е л о!.. Я окончила механический техникум, а тут превратилась в уборщицу и киномеханика по совместительству. Ты вечно торчишь в школе. Даешь ученикам какие-то сверхпрограммные задания. Они у тебя пишут рефераты. Ты их словно в академики готовишь. В роно тебя хвалят, а в деревне над тобой посмеиваются. Не понимают твоих благих намерений!.. И если ты своей дурацкой тягой делать больше, чем тебе позволяет зарплата, метишь в деревенские сумасшедшие, то меня к этому не примешивай!
— Разве я так уж много делаю? — как Виктор ни вымучивал из себя раздражение, на него нашла апатия.
