Алексей Мусатов - Зелёный шум
— Этот не продаётся, — хрипло выдавил Гошка. — Берите свои деньги!
И не успела старуха понять, что к чему, как Гошка выхватил у неё из рук поросёнка, бросив на колени пачку денег.
Но старуха была не из уступчивых. Размахивая деньгами, она с криком затрусила вслед за Гошкой.
За старухой двинулись любопытные. Вскоре большая группа зевак собралась около саней.
— Да отдай ты бабушке поросёнка, — багровея от смущения, упрашивала сына Александра. — Что продано, то уж продано.
— Не отдам! — упрямо твердил Гошка, прижимая к груди задыхающегося от визга Черныша и держась от матери на приличном расстоянии. — Не твой он! И продавать права не имеешь!
Старуха продолжала кричать, что это не колхозная торговля, а чистый разбой и пусть добрые люди вступятся за неё.
Две дюжие тётки стали приближаться к Гошке.
Александра вдруг метнулась к сыну, загородила его спиной и, обернувшись к старухе, принялась перед ней извиняться:
— Неувязочка получилась. Этого поросёнка мой сынок вырастил, привязался к нему, а я, глупая, на базар его прихватила. Ну, сынку и обидно, понятное дело. Ты уж не гневись, бабуся, отступись, а я тебе вот что за это. — Она достала из кармана двадцатипятирублёвку и поспешно сунула её старухе в руку.
Старуха посмотрела бумажку на свет, потом пересчитала деньги в пачке и, покачав головой, успокоилась:
— Ну, бог с вами. Чем бы дитя ни тешилось… А коли так, зачем на базар выехали? Морока одна, а не торговля.
Она побрела прочь от саней, а за ней разошлись и зеваки.
— А где остальные поросята?.. — подступил к матери Гошка.
— Ладно, помолчи пока, — перебила его мать. — Поехали-ка отсюда. В дороге поговорим. — Она подтолкнула сына к саням и кивнула на поросёнка. — Суй в корзину своё золотце. Да не бойся, никто больше на него не польстится.
Гошка опустил Черныша в корзину и вдруг вспомнил про Никитку:
— Так я же не один. Никитка со мной.
— Никитка? — испуганно ахнула Александра. — И он тоже всё видел? А ну, где он? Зови его.
Гошка огляделся по сторонам и увидел Никитку. Тот стоял шагах в пяти от саней и не сводил глаз с Александры. Гошка кивнул ему на сани — давай, мол, поехали.
Никитка робко присел на задок саней.
Александра суетливо затянула чересседельник, кое-как поправила дугу и, подобрав вожжи, тронула лошадь.
Гошка сидел на соломе и ничего не понимал: мать правила, точно пьяная. За вожжи дёргала невпопад, кричала на лошадь, два раза хлестнула её ремённым, узловатым кнутом. Лошадь, не понимая, чего от неё хотят, бросалась из стороны в сторону, с треском цепляла розвальнями за придорожные столбы, за встречные сани и едва не сбила оглоблей какого-то-старичка в шляпе.
— Дай-ка мне вожжи, — попросил Гошка. — Ещё беды натворишь.
Но мать круто повернула влево и остановила подводу около чайной. В душной, как баня, чайной Александра приметила в углу около двери свободный столик, усадила ребят и заказала три обеда.
— Ну, сынок, — мать зябко поёжилась, — закатил ты мне спектакль нынче. При всём народе, на весь базар. Хоть в землю провались.
— А зачем ты наших поросят продала? — встрепенулся Гошка. — Кто позволил?
— Не сама же, понятное дело, не по своей воле, — устало призналась мать. — Что прикажут — то и делаю…
Официантка принесла обед. Гошка, пристально посмотрев на мать, принялся допытываться, кто же распорядился продать поросят.
— Да мало ли начальников у нас в колхозе? — помолчав, уклончиво заговорила Александра. — Ведь сам знаешь, околел вчера один ваш шпитомец. Вот мне начальство и приказало: «Вези, Александра, поросят в лечебницу, показывай доктору. А если больные окажутся, продавай кому ни на есть». Я и повезла. А в лечебнице, как глянули, так сразу и сказали: «Больные, слабые, на ферму нельзя их». Куда же их после этого, как не на базар. Только я, глупая, торговать-то не умею: почти что за полцены спустила.
Ложка замерла в руке Гошки. Да и весь он застыл, боялся поднять голову и посмотреть на Никитку. Ему даже показалось, что все, кто сидел в чайной, перестали пить и есть и, не спуская глаз, слушают его мать.
— Мама, — еле слышно спросил Гошка, — а когда… когда ты в лечебнице была?
— Так сегодня же. — Глаза у Александры забегали. — Всё утро там проторчала. И доктор такой солидный попался, в очках. Всех ваших поросят осмотрел.
— А чем они заболели, тоже сказал? — спросил Никитка, искоса поглядев на Гошку.
— А как же? Полное им освидетельствование было, по всем статьям, — продолжала Александра, наклоняясь над столом. — И болезнь доктор назвал. Как её? Вот уж не вспомню. Слово-то трудное, язык поломаешь. Ну, вроде нутром поросята маются. От зелёного овса, значит.
Гошка, словно от боли, еле слышно застонал и придвинулся к матери:
— Мама! Ну зачем так, зачем? Это же неправда всё! Не было этого!
Александра вскинула голову и встретилась с глазами сына. Они смотрели на неё в упор, с ожиданием и тревогой. Кровь бросилась матери в лицо.
— Да ты… ты что? Рехнулся? — раздражённо заговорила Александра. — И такое матери смеешь сказать! Что ж я вру, по-твоему, обманщица? А ну, повинись сейчас же… — И она схватила сына за плечо.
Гошка вырвался и резко вскочил из-за стола, так что табуретка с грохотом отлетела в сторону.
— А вот и врёшь! Обманщица! — не помня себя, громким и каким-то свистящим шёпотом выкрикнул он, торопливо роясь в карманах пиджака. Найдя пакетики с крысиным ядом, он кинул их на стол и бросился к двери.
— Гошка! Вернись! — позвала Александра, но тот уже исчез.
— Вот это детки пошли, — сказал кто-то за соседним столиком. — Нравные.
Вздрогнув, Александра перевела взгляд на Никитку, который, забыв про обед, беспокойно поглядывал на дверь чайной:
— Чего это он, как чумной, сорвался?
Никитка пододвинул пакетики ближе к Гошкиной матери.
— Это что такое? — спросила Александра.
— Яд, тётя Шура.
— Какой ещё яд?
— Крысиный. Нам его с Гошкой в лечебнице дали. Врач выписал.
— В лечебнице? Да разве вы… — Александра запнулась.
— Ходили, тётя Шура. — Никитка торопливо рассказал, как они с Гошкой целое утро сидели в очереди, как доктор вскрыл дохлого поросёнка, как дал им крысиного яду. — И зачем вы Гошку обманули? — с обидой упрекнул он Александру.
Александра молчала. Опустив на колени руки, она оцепенело смотрела на весёлую, в крупных цветах, клеёнку на столе.
Никитка осторожно тронул Александру за рукав:
— Тётя Шура, пойду я. Гошку поищу.
— Да-да, — очнулась Александра. — Зови его. Домой пора ехать.
Подслушанный разговор
Никитка разыскал своего дружка около саней. Гошка прилаживал к валенкам лыжи. Лицо его было хмуро, на лоб набежали морщины, ноздри всё ещё сердито раздувались.
В такие минуты ребята обычно звали Гошку «ёж колючий» или «петух-хорохор».
— Ну, чего ты убежал как ошпаренный? — заговорил Никитка. — Мать-то как разобиделась.
Гошка резко вскинул голову:
— А зачем она так…
— Подумаешь, беда, — усмехнулся Никитка. — Ну, приврала немного. Все они, матери, такие. Я вчера спросил у своей рубль на кино. «Нету», — говорит. А я знаю, в сундуке под бельём у неё девятьсот рублей лежат. И даже нафталином пропахли.
— То рубль на кино, а тут такое дело.
— Или ещё вот, — продолжал Никитка. — Тятька из города в воскресенье приедет, так мамка охает, стонет. И тут у неё болит, и там свербит. Тятька, как заведённый, крутится. А уедет — у мамки все хвори как рукой снимет…
— Так что ж, и нам с тобой тоже привирать да обманывать? — перебил его Гошка.
Он наконец затянул ремни на валенках и взялся за лыжные палки.
— Ты куда? — удивился Никитка. — Там же щи стынут и котлеты.
— Уминай за двоих, а я пошёл, — отмахнулся Гошка и, высоко поднимая лыжи, выбрался на обочину дороги.
Но снег, прогретый за день солнцем, стал рыхлым и липким, и лыжи никак не хотели скользить.
Гошка с силой оттолкнулся палками и порвал на левой ноге крепление. Чертыхнувшись, он вскинул лыжи на плечо и зашагал по чёрной от вытаявшего навоза мостовой.
«Вожжа под хвост попала. Теперь не остановишь», — подумал Никитка. Он взял из саней свои лыжи и бросился догонять приятеля.
— Тоже мне «нравный»… — с досадой заговорил Никитка. — Не хочешь — не разговаривай с матерью, а зачем же от подводы отказываться? Теперь вот хлебай киселя восемнадцать километров.
— А мы с попутной машиной доедем. — Гошка остановился и стал «голосовать» проходящим грузовикам. Потом вдруг вспомнил про пакетики с крысиным ядом.
— Зачем они теперь? — удивился Никитка. — Всё равно шпитомцев-то нет.
— Надо. Кузяеву покажем. Пусть он не наговаривает на нас, — сказал Гошка и попросил Никитку сходить за пакетиками. Сам же он за это время поищет попутную подводу или машину.
