Валентин Катаев - Том 9. Повести. Стихотворения
1931
Цветок магнолии
Босую ногу он занесНа ветку. — Не сорвись! —Листва магнолии — поднос,Цветы на нем — сервиз.
И сверху вниз, смугла, как вор,Проворная рукаНесет небьющийся фарфорГромадного цветка.
Его к груди не приколоть.И мглистых листьев лоскМясистую лелеют плотьИ нежат ярый воск.
Зовет на рейд сирены вой.На темный зов в ответПрильнула детской головойК плечу больная ветвь.
Она дрожит. Она цветет.Она теряет пульс.Как в бубен, в сердце дизель бьетСтруей гремучих пуль.
Маяк заводит красный глаз.Гремит, гремит мотор.Вдоль моря долго спит Кавказ,Завернут в бурку гор.
Чужое море бьет волной.В каюте смертный сон.Как он душист, цветок больной,И как печален он!
Тяжелый, смертный вкус во рту,Каюта — душный гроб.И смерть последнюю чертуКладет на синий лоб.
1931
Девушка
Степная девушка в беретеСтояла с дынею в руке,В зеленом плюшевом жакетеИ ярко-розовом платке.
Ее глаза блестели косо,Арбузных семечек черней,И фиолетовые косыСвободно падали с плечей.
Пройдя нарочно очень близко,Я увидал, замедлив шаг,Лицо, скуластое, как миска,И бирюзу в больших ушах.
С усмешкой жадной и невернойОна смотрела на людей,А тень бензиновой цистерны,Как время, двигалась по ней.
1942
Сон
Полдневный зной мне сжег лицо.Куда идти теперь?Стена. Резная дверь. Кольцо.Стучи в резную дверь!
За ней узбекский садик. ТамВ теки ковер лежит.Хозяин сам — Гафур Гулям —С цветком за ухом спит.
Есть у Гафур Гуляма дочь.По очерку лица,Халида смуглая точь-в-точьПохожа на отца.
Но только меньше ровный нос,Нежнее кожи цвет.И говорят пятнадцать кос,Что ей пятнадцать лет.
Она в саду цветет, как мак,И пахнет, как чабрец.Стучи в резную дверь… но так,Чтоб не слыхал отец.
1942
Аральское море
Пустыня. В штабелях дощатые щиты.Дымок над глиняной хибаркой.И вдруг средь этой черствой нищетыПроплыл залив, как синька, яркий.
Проплыл. Пропал. И снова степь вокруг.Но сердце этой встрече радо.Ты понимаешь, милый друг,Как мало радости нам надо?
1942
Сыр-Дарья
Еще над степью не иссякЗакат. Все тише ветра взмахи.Под казанком трещит кизяк.Вокруг огня сидят казахи.
Угрюмо тлеет свет зари.Века проходят за веками.И блещут воды Сыр-Дарьи,Как меч, засыпанный песками.
1942
Четверостишия
Старый городНад глиняной стеной синеет небо дико.Густой осенний зной печален, ярок, мглист,И пыльная вода зеленого арыка,Как память о тебе, уносит желтый лист,
ГлинаИх будто сделали из глины дети:Дворцы, дувалы, домики, мечети.Трудней, чем в тайны помыслов твоих,Проникнуть в закоулки эти.
ДыняТы не сердись, что не всегда яС тобою нежен, дорогая:У дыни сторона однаВсегда нежнее, чем другая.
СердцеРаз любишь, так скорей люби.Раз губишь, так скорей губи.Но не давай, Халида, сердцуБесплодно стариться в груди.
СольГорит солончаками поле,И в сердце, высохшем от боли,Как на измученной земле,Налет сухой и жгучей; соли.
1942
Могила Тамерлана (картина Верещагина)Бессмертию вождя не верь:Есть только бронзовая дверь,Во тьму открытая немного,И два гвардейца у порога.
ВерблюдПустыни Азии зияют,Стоит верблюд змеиномордый.Его двугорбым называют,Но я сказал бы: он двугордый.
ЛунаЯ ночью в переулке узкомСтою, задумавшись над спуском,И мусульманская лунаБлестит, как ночь на небе русском.
1942
Ташкент
«До свиданья, воздух синий…»
До свиданья, воздух синийИ пустыни поздний зной.Лег на шпалы нежный иней,Лед дробится под ногой.
Кровь с похмелья остывает.Радость выпита до дна.И мороз меня встречает,Как сердитая жена.
1942
Город Белый
Здесь русский город был. Среди развалин,В провалах окон и в пролетах крыш,Осенний день так ярок, так зеркален,А над землей стоит такая тишь!
Здесь думал я: ведь это вся ЕвропаСюда стащила свой железный лом,Лишь для того чтоб в зарослях укропаОн потонул, как в море золотом.
Кто приподнимет тайную завесу?Кто прочитает правду на камнях?…И две старушки маленьких из лесуНесут малину в детских коробках.
1943
Калининский фронт
«Весну печатью ледяной…»
Весну печатью ледянойСкрепили поздние морозы,Но веет воздух молодойЛимонным запахом мимозы.
И я по-зимнему бегу,Дыша на руки без перчаток,Туда — где блещет на снегуВесны стеклянный отпечаток.
1943
«Сначала сушь и дичь запущенного парка…»
Сначала сушь и дичь запущенного парка.Потом дорога вниз и каменная арка.Совсем Италия. Кривой маслины ствол,Висящий в пустоте сияющей и яркой,И море — ровное, как стол.
Я знал, я чувствовал, что поздно или раноВернусь на родину и сяду у платана,На каменной скамье, — непризнанный поэт, —Вдыхая аромат цветущего бурьяна,До слез знакомый с детских лет.
Ну, вот и жизнь прошла. Невесело, конечно.Но в вечность я смотрю спокойно и беспечно.Замкнулся синий круг. Все повторилось вновь.Все это было встарь. Все это будет вечно,Мое бессмертие — любовь,
1944
Дон-Жуан
Пока еще в душе не высохРодник, питающий любовь,Он продолжает длинный списокИ любит, любит, вновь и вновь.
Их очень много. Их избыток.Их больше, чем душевных сил, —Прелестных и полузабытых,Кого он думал, что любил.
Они его почти не помнят.И он почти не помнит их.Но — боже! — сколько темных комнатИ поцелуев неживых!
Какая мука дни и годыНосить постылый жар в кровиИ быть невольником свободы,Не став невольником любви.
1944
Шторм
Издали наше море казалось таким спокойным,Нежным, серо-зеленым, ласковым и туманным.
Иней лежал на асфальте широкой приморской аллеи,На куполе обсерватории и на длинных стручках катальпы.
И опять знакомой дорогой мы отправились в гости к морю.Но оказалось море вовсе не так спокойно.
Шум далекого шторма встретил нас у знакомой арки.Огромный и музыкальный, он стоял до самого неба.
А небо висело мрачно, почерневшее от норд-оста,И в лицо нам несло крупою из Дофиновки еле видной.
И в лицо нам дышала буря незабываемым с детстваЙодистым запахом тины, серы и синих мидий.
И море, покрытое пеной, все в угловатых волнах,Лежало, как взорванный город, покрытый обломками зданий.
Чудовищные волны, как мины, взрывались на скалах,И сотни кочующих чаек качались в зеленых провалах.
А издали наше море казалось таким спокойным,Нежным, серо-зеленым, как твои глаза, дорогая.
Как твои глаза за оградой, за живою оградой парка,За сухими ресницами черных, плакучих стручков катальпы.
И впервые тогда я понял, заглянувши в глаза твои близко,Что они как взорванный город, покрытый обломками зданий.
Как хочу я опять увидеть, как хочу я опять услышатьЭтот взорванный город и этих кричащих чаек!
1944
