Павел Нилин - Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы
— Что-то чудно, — усомнился впервые Василий Егорович. — Как же он мог доставить в деревню такую бомбу? Сто килограмм? И подвесить? Нет, что-то очень чудно. Уж очень большая бомба. Не верится...
— Ничего особенного, вы погодите, — не смутился Михась. — Лавруха же был не один. Ему деревенские мальчишки помогали. Знакомые, хорошо знакомые мальчишки. И одна деревенская женщина. Тоже вдова. Но не Лаврухина вдова, а другая. Они все вместе будто из леса с дровами ехали, а под дровами бомба. И у самого этого моста сани будто бы опрокинулись. Одни ребята и женщина будто бы собирают дрова, а другие с Лаврухой вместе работают незаметно под мостом...
— Ну, это нормально, — успокоился Василий Егорович. — Только надо быстро работать.
— А они очень быстро и работали. Потом Лаврушка научил тех же ребят распространить слух по деревне, что, мол, где-то подготовлен немцам сюрприз к Новому году. Слух дошел сперва до полицаев, а от них уж до самого коменданта Губермана. Обыскали немцы все-все. Все закоулки. И за час до встречи Нового года нашли эту бомбу. «Дурачок», — посмеялся над Лаврухой комендант: даже, мол, замаскировать не сумел как следует. Бомбу моментально обезвредили, то есть удалили, одним словом, взрыватель и уложили ее, как другие такие находки, в склад в сарае во дворе комендатуры. Тут же рядом и дом коменданта и офицерский клуб. И что вы думаете? Ровно в двенадцать ночи, когда офицеры стали откупоривать это французское шампанское (я его в Слуцке тоже пробовал — кислое), вдруг ка-ак жахнет, как жахнет! У бомбы же внутри часовой завод был. И там же, в складе, были еще другие бомбы. Все сейчас же к чертовой матери полетело. Только, считайте, доски обгорелые остались...
— Толково, — одобрил Василий Егорович.
А Феликсу, похоже, не понравился рассказ. Он огорченно пошвыркал носом. Потом спросил:
— А вдова куда девалась?
— Какая вдова?
— «Какая»! Ну, у которой жил Лавруха.
— Откуда я знаю, — сказал Михась. — Куда-нибудь девалась.
— Ее же, наверно, немцы повесили за Лавруху, — предположил Феликс. Ему-то ничего, а ее, я уверен, повесили.
— Не знаю, — пожал плечами Михась. Вопрос Феликса его явно смутил.
— Ладно, — остановился у кладбищенской сторожки Василий Егорович. Лавруха свое дело, как говорится, сделал, а наша работа только начинается. Давайте выгружаться. Про вдову потом подумаем. Хороший ты, Миша, рассказ рассказал. Замечательный просто рассказ!
10
В старой заброшенной кладбищенской сторожке Бугреев разместил что-то вроде кузницы. Самодельное горно, наковальня, небольшой верстак с тисками. Он называл это, смеясь, филиалом своей фирмы. И все знали, что здесь он по заказу иногда варит оси для деревенских телег, ошинивает колеса и делает разные кузнечные работы. Летом отремонтировал две пролетки для полиции и городской управы в Жухаловичах. От ковки лошадей он, правда, отказался. Дело это ему малознакомое. И крупных заказов сейчас не принимает — по случаю болезни. Да и помощников у него нет для большой работы. Смешно сказать, Ева несколько раз помогала ему здесь как молотобоец. Конечно, это не занятие для женщины, какая бы она ни была сильная. На Феликса же надеяться нельзя, он — совсем слабый.
— Ты, Феликс, тут не топчись, — говорит отец, сбрасывая с плеч телогрейку. — Ты лучше поглядывай, чтобы никого лишнего поблизости не было. Стой там снаружи. Поглядывай. Сегодня мы хорошо поработаем. Воскресенье. Никого нет. Но ты все-таки поглядывай, Феликс.
Михась удивился, что сегодня — воскресенье. Он забыл делить дни на выходные и рабочие. Все дни идут теперь под одну масть.
— Обстановка будет такая, — говорит ему Василий Егорович, снимая со стены с гвоздя брезентовый, обгоревший во многих местах фартук и надевая его через голову, — ты становись к тискам. Будешь откручивать головки, вынимать взрыватели, а я — вытапливать. Вот такой будет порядок. И еще, погоди, самое главное. Идем сюда.
Он вывел Михася из сторожки и показал ему старинный купеческий склеп в виде маленькой часовенки с отбитым крестом и двумя мраморными херувимами, охраняющими литую чугунную дверь с решетчатым окошечком.
— Это на всякий случай, — потянул к себе дверную скобу Василий Егорович.
Дверь со скрежетом приоткрылась.
Из темного пространства дохнуло холодом и сыростью замшелого камня, а в глубине что-то зашуршало и поникло.
— Это на всякий случай, — повторил Василий Егорович. — Если, конечно, что-нибудь такое... Ну, сам знаешь, могут все-таки появиться... Хотя едва ли в воскресенье. Но все-таки. Ты, в случае чего, сюда лезь. Я тебя закрою, опять же замотаю дверь проволокой. Не побоишься? Скажи откровенно — не побоишься?
— Ну чего же бояться, если надо, — смущенно улыбнулся Михась. И в то же мгновение представил себе всю незавидность своего положения. Вдруг нагрянут немцы или полицаи, заберут, уведут, убьют Василия Егоровича и Феликса. А Михась так и останется здесь в склепе. И никто не будет знать, что он остался. Ищи тогда свищи.
— Ты сам понимаешь, мы здешние. Нас тут все-таки знают, — говорил Бугреев как бы извиняющимся голосом. — В случае чего, нас проверят, на месте ли мы. И все. А тебя начнут спрашивать, откуда пришел, по какому делу. Поведут еще на проверку. Ну сам знаешь...
— Знаю, — еще раз заставил себя улыбнуться Михась.
— Тогда начнем работать. Не будем терять время. Пойдем, я покажу тебе, какое я сделал изобретение. Это, ты понимаешь, я в шутку говорю изобретение. Пустяки. Но все-таки теперь у нас дело пойдет скорее...
Василий Егорович быстро ломиком разобрал в сторожке половину пола и ловко сложил доску на доску.
Под полом оказалась довольно глубокая яма. В ней — чугунный котел на кирпичной кладке. Это — по сути дела — горно. И рядом небольшое поддувало с деревянной подножкой.
— Видал? — засмеялся Василий Егорович. И сию же минуту закашлялся.
До этого он не кашлял долго. Кашель сейчас был протяжный, со стоном. Василий Егорович почти лег на котел.
Михась стоял перед ним на неразобранном полу у верстака и не знал, что предпринять.
Наконец он увидел в темном углу большой ушат с водой и ковшик на ушате.
— Попейте, Василий Егорович.
— Не надо, — отстранил его руку Бугреев. — От воды, пожалуй, будет хуже. Сейчас пройдет. Откручивай пока головки, как прошлый раз делали. Помнишь? Только осторожно. Чтобы не стукнуть головку. Чтобы головки не подавались вовнутрь. Ну, ты сам знаешь. Не торопись...
Михась легонько зажал снаряд в больших тисках.
— Нет, подожди, — высунул голову из ямы Бугреев. — Возьми вон то ведро и подавай мне сюда воду.
Они до половины наполнили котел водой. Бугреев стал разводить огонь под котлом. А Михась снова занялся снарядом.
То ли головка попалась какая-то упорная, то ли старые тиски плохо держали, но Михась долго возился — не мог открутить головку.
— Ну, давай. Что ты там ковыряешься? — подал голос из ямы Бугреев. Он уже легонько помогал огню поддувалом, нажимал на подножку. Дым почти незаметно уходил под железный шатер и в трубу.
— Не получается что-то, Василий Егорыч. Давить очень сильно не хочу.
— И не надо давить. Осторожно. Погоди, погоди. Ключ-то как держишь?
Василий Егорович вылез из ямы. Раскрутил тиски. Обмотал снаряд паклей. Опять зажал в тисках.
Головка отвернулась мгновенно.
— Отвыкаешь работать. Не успел еще привыкнуть, а уже отвыкаешь. Не твоя вина, — потрепал он Михася шершавой ладонью по волосам. — Эх, как зарос! Подстричься бы надо. После подстригу тебя. У меня своя машинка для стрижки. И сними стеганку, здесь не холодно. Огонь горит. Смотри, как горит. По нашей воле и желанию. А то жди, как раньше, когда вода согреется на костре. И главное — шито-крыто. В случае чего — туши и закрывай пол досками, чтобы никаких знаков препинания не было. Вся секретная фабрика под землей...
Он вдруг повеселел, как в былые времена, когда Михась учился у него.
Даже странным казалось, что он только что надсадно кашлял, будто умирающий.
Для Михася он снова был учителем, не сердитым, не строгим, даже ласковым, но таким, который невольно внушает свое превосходство ученику.
— Теперь смотри сюда. Эти головки открутишь и побоку их — вон туда, за склеп, в яму. И стаканы от снарядов — туда же. Потом присыпем эту яму. Чтобы не было никаких следов, в случае чего. Понятно?
— Полностью, — повеселел и Михась. Он откручивал одну головку за другой.
— Конечно, это пойдет у нас теперь скорее, чем раньше. Но, откровенно тебе скажу, это будет немножечко опаснее. Вот так, — поднял брови Василий Егорович. — Это надо иметь в виду. Скорость — дело хорошее. Но за скорость и на железной дороге приплачивают. Ведь печальнее всего, что мы не знаем всех тонкостей и секретов. Не знаем... — как бы это сказать? — той самой черты, за которой начинается, так сказать, опасность. Я смотрел в старых справочниках. Мало что полезного можно из них выудить. Сказано, при температуре такой-то и такой-то в закрытом сосуде происходит детонация. А как я могу узнать, какая тут температура? Градусника нет. Я могу это только чувствовать, угадывать.
