Владимир Успенский - Неизвестные солдаты
Черновод убежал, оставив лошадь на попечение красноармейца. Видно, на своих ногах управлялся быстрее.
Член Военного Совета смотрел на двигавшуюся мимо колонну. Красноармейцы шли размеренным шагом, привычно и неторопливо. Выгоревшие гимнастерки, засаленные пилотки, черные, прокаленные солнцем лица. Обувь разнокалиберная: сапоги и русские и немецкие, с широкими раструбами голенищ, и ботинки с обмотками, и даже гражданские штиблеты. Некоторые бойцы курили на ходу. Многие, кроме винтовок, несли еще и немецкие автоматы. Затертые до блеска мешочки с гранатами оттягивали ремни.
Человеку, привыкшему любоваться строгими колоннами войск, может быть, неприятно было смотреть на шагающих вразнобой красноармейцев, на ломаные шеренги. Но в этих нестройных рядах член Военного Совета искал и находил признаки особого фронтового порядка, присущего тем воинским частям, которые много раз вступали в бой и готовы в любую минуту быстро и привычно развернуться цепью, огнем встретить врага. Член Военного Совета отмечал разумную целесообразность построения колонны: следом за каждой ротой ехали повозки с пулеметами и боеприпасами. За головными подразделениями прошла батарея — сытые, крепкие кони легко вынесли на взгорок орудия.
Вглядываясь в лица бойцов, комиссар видел не только усталость, вызванную боями, длительными переходами и бессонными ночами. Он видел главное — уверенность движений, полное отсутствие нервозности, какая бывает на фронте у новичков. И еще — присущее всем им какое-то жесткое выражение глаз.
Разгулявшийся ветер гнал желтые, шуршащие листья, заметал ими дорогу, заглушал недружный топот солдатских ног. Ряд за рядом шли и шли мимо обвешанные оружием бойцы, иные сгорбившись, другие распахнув гимнастерки, подставляя осеннему ветру разгоряченную грудь… Иногда белели в рядах повязки раненых, и обязательно возле, раненого шел кто-нибудь, навьюченный двойной ношей, своей и товарища.
— Какие люди! — негромко сказал член Военного Совета. — Много я видел парадов, но, чтобы понять армию, чтобы понять дух бойцов, надо увидеть вот это, — показал он рукой. — Это настоящие солдаты, настоящая гвардия.
— Разбитая гвардия, — хмуро ответил полковник.
— Нет, разбитые армии бегут. Они рассыпаются и погибают. А это те люди, которые погонят врага назад… Нам с самого начала недоставало опыта и злости, а у этих бойцов и командиров есть и то и другое.
— Мало тяжелого оружия.
— Рабочие дадут нам его, новое и в достаточном количестве. Люди — это самое главное… А вы, полковник, скажу вам прямо, серьезно больны.
— Я совершенно здоров.
— Есть такая хворь — неверие в человека. Это очень опасно. Не доверять людям — значит потерять почву под ногами. Вам нужно лечиться, и поскорее.
— Я постараюсь.
Мост проходили последние ряды красноармейцев. Замыкали строй два командира. Один худощавый, с прямыми плечами, туго стянутый ремнем. На коричневом от загара лице с ввалившимися щеками отчетливо проступали белесые брови. К петлицам пришиты по три выцветших матерчатых кубика. Рядом с ним, придерживая висевший на груди автомат, шагал высокий старший сержант. Лицо у него несколько удлиненное, с резкими чертами. На выдающемся вперед подбородке — глубокая как разрез, ямочка.
Возле члена Военного Совета оба остановились.
— Старший лейтенант Бесстужев. Исполняю обязанности командира полка, — представился первый. Голос его звучал сухо, смотрел он настороженно, будто спрашивал взглядом: «Ну, что вы еще тут нам придумали?»
— Старший сержант Дьяконский, командир стрелковой роты, — пристукнув каблуками разбитых сапог, четко доложил второй. Он с явным любопытством разглядывал члена Военного Совета.
— Здравствуйте, товарищи, — комиссар пожал им руки. — Хороших бойцов вы привели. Очень хороших и очень кстати. Что, люди сильно устали?
— Устали, — ответил Бесстужев. — Люди вымотались.
— Сколько времени вам нужно на отдых?
— Ну хотя бы до завтрашнего утра. До утра немцы главными силами не подойдут. А нам бы выспаться, окопы не рыть.
— Хорошо. Окопы для вас приготовят. А как вы оцениваете этот рубеж?
— Место выгодное, товарищ член Военсовета. Река, лес. Есть где укрыться. Отойдет с того берега наш арьергард — мост взорвем.
— Трое суток здесь продержитесь? — спросил комиссар, обращаясь сразу и к полковнику и к старшему лейтенанту. Полковник пожал плечами: я, дескать, свое мнение высказал.
— Сколько нужно, столько и продержимся, — сказал Бесстужев. — Пока людей хватит.
— Только бы с флангов не обошли, — добавил Дьяконский. — Они это любят, а соседей у нас, очевидно, нету.
— Растяните на флангах милиционеров и ополченцев, — посоветовал комиссар. — Там бездорожье, там немцы крупными силами не пойдут. Главный удар они нанесут здесь.
— Это точно, — подтвердил Бесстужев.
— Простите, товарищ член Военного Совета, — заговорил полковник. — Я просил бы вас давать указания непосредственно мне. За боевой участок отвечаю я, а не старший лейтенант.
Бесстужев и Дьяконский удивленно переглянулись. Виктор кивнул чуть заметно: уязвленное самолюбие!
Дивизионный комиссар недовольно прищурился.
— Здесь, полковник, справятся и без вашего руководства. Вернетесь со мной в Харьков… А вас, товарищ старший лейтенант, назначаю командиром участка. Милиция и ополченцы передаются в ваше подчинение… Могу я надеяться, что эта дорога на три дня для немцев закрыта?
— Да, — сказал Бесстужев. — Будет выполнено.
— А вы как думаете, товарищ старший сержант?
— Наш полк еще ни разу не отступал без приказа.
— Ну, а по приказу много отступали? — улыбнулся член Военного Совета.
— С самого начала…
— Сколько раз были в бою?
— Теперь уже трудно сосчитать.
— А вы заметили, товарищи, как изменились немцы за последнее время?
— Не особенно, — ответил Бесстужев.
— Разве что техники поменьше, — добавил Виктор. — Раньше танки сотнями лезли, а теперь десятками…
— А солдаты?
— Осторожнее немцы стали.
— Они начинают разочаровываться, — сказал член Военного Совета, глубже надвигая фуражку. — Они думали совершить прогулку, а мы бьем их в хвост и в гриву. Это им не очень нравится… Чем я могу вам помочь? — спросил он, доставая из кармана блокнот. — Что вам требуется в первую очередь?
Бесстужев задумался.
— Батарею противотанковых пушек, — он загнул палец на левой руке. — Сотни три бутылок с горючей смесью. Противотанковых гранат.
— Бутылки и гранаты доставят к утру, — ответил, записывая, комиссар. — Пушки не обещаю. Это все?
— Пополнение бы нам, — вздохнул Бесстужев. — С комсоставом совсем плохо. Хоть бы младших лейтенантов прислали. У меня ефрейторы взводами командуют.
— И справляются?
— Постольку-поскольку. Кадровые, опыт есть.
— Вы отберите несколько десятков кадровиков и направьте их к ополченцам. Там народ хороший, сознательный народ, а опыта боевого не имеют.
— У меня у самого каждый человек на счету!
— Ополченцы — это теперь тоже ваш полк. И вам просто грех командиров себе просить. У вас же замечательные обстрелянные люди. Выдвигайте их на должности, присваивайте звания.
— Прав у меня таких нет.
— Ходатайствуйте перед Военным Советом. Да не задерживайтесь с этим. Командиров нам нужно много. Мы сами у вас фронтовиков брать будем.
Дивизионный комиссар посмотрел на часы, подумал.
— Вот что, товарищ старший лейтенант. У меня еще есть время. Соберите красноармейцев, я побеседую с ними.
* * *Бойцы выстроились неподалеку от моста.
— Смирно! — скомандовал Бесстужев и, вскинув руку к козырьку, шагнул навстречу члену Военного Совета, спустившемуся с пригорка. Хотел отрапортовать по всей форме, но комиссар сказал громко:
— Отставить!
И, повернувшись к красноармейцам, предложил:
— Подходите, товарищи, ближе.
Шеренги сломались. Бойцы, стоявшие впереди, сели на землю.
Все ждали каких-то высоких, торжественных слов, а комиссар начал просто.
— Вчера я побывал у харьковских рабочих. Прямо скажу — трудно им сейчас. Из цехов не выходят по целым суткам. И едят у станков, и, если сон сморит, ложатся тут же. Делают оружие для вас, для своих защитников. Харьковские рабочие просили меня передать братский привет фронтовикам и узнать, как вы тут воюете. Я с удовольствием передаю привет вам, воинам вашего полка. И еще от себя добавлю: спасибо, товарищи! Вы хорошо сражались, в вашем полку хорошие командиры и бойцы. Я уверен, что и впредь вы будете бить врага как надо. Вы теперь обстрелянные солдаты, вас, как говорится, нахрапом не возьмешь. Я вам, товарищи, поскольку тут все свои, открою одну военную тайну: скоро придет день, когда мы повернем на запад и погоним фашистов с нашей советской земли. Впрочем, какая это тайна, — улыбаясь, развел он руками. По рядам прошелестел смех. — Вы, товарищи, и сами об этом догадываетесь. Вы же сами, уничтожая немецких солдат и технику, приближаете день наступления.
