Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Автобус ныряет на ухабах. Улицы нет. Едем прямо на балок с беленькими занавесками на маленьких оконцах, круто поворачиваем и чуть не наезжаем на барачек с плоской крышей, возле которого полощется на ветру сохнущее белье. Вильнув в сторону, огибаем груды белесоглинистой земли, круто замешанной в колдобинах и клубящейся мельчайшей пылью на возвышенных местах. Останки деревьев, искореженных тракторами, похожи на растерзанные трупы на поле боя. Лес тут, как и в Нефтеюганске, уничтожили, а озеленения нового еще нет. По дну оврага, рядом с будущей улицей, суетясь, течет речушка-крохотушка, торопится отдать Оби свои красноватые от торфяного настоя воды.
Наконец наш автобус застрял в грязи намертво. Вытягивал его мощный грузовик «Урал». А мы смотрели в окна на другую нашу писательскую бригаду, которая под предводительством Георгия Маркова шла пешком по дороге и, заметив нас, явно злорадствовала: их автобус тоже буксовал в ямине.
И все это казалось веселым приключением, потому что люди, которые приедут сюда через два-три года, уже не поверят тому, что на улицах можно было вот так «сидеть» в грязи. Когда мы, двинувшись дальше, увидели в чудом сохранившемся лесочке избушки на курьих ножках, самовольно построенные жителями, а неподалеку большой клуб строителей с мозаичным панно на стене, с ярко освещенным фонарем сплошь застекленного фойе, нам наглядно представился контраст между вчерашним и завтрашним днем нефтяного города.
Провели встречи в клубах и уже подумывали об ужине, но вдруг нас с ходу перехватили и потащили выступать… на телевидении. Вот вам еще одна характерная деталь: в городе тысяч двадцать жителей и уже свой местный, как в Горноправдинске, телевизионный центр!
Когда я вижу на фоне нового для меня городского пейзажа ажурный контур телевизионной башни, сразу падает настроение. Тот, кто не сидел в ослепительном жарком свете прожекторов перед двумя камерами, то почти вплотную подъезжающими к тебе со своими загадочными смотровыми щелями, то сверлящими прицелом издалека, тот не поймет беспомощного состояния и даже страха пойманной в объектив «жертвы». Благо тому, кто привык! Ладно тому, кто читает по бумажке, не обращая внимания ни на камеры, ни на висящие над ним микрофоны!
У меня, честно признаюсь, возникает ощущение холода в груди, леденеют руки и возникает страшный соблазн — встать и уйти, пока еще не поздно. Какое усилие надо сделать, чтобы выглядеть хотя бы полуживым человеком, заставить себя вообразить, что за этим бьющим в лицо светом, за этими стенами и слепыми стеклами есть слушатели, в том числе твои друзья-читатели, которым интересно посмотреть на знакомого только по книгам автора. Но что смотреть, когда родная мать иной раз не узнает тебя на экране телевизора!
Однако, как говорится, «массы требуют», и ты нет-нет да и выступаешь; так, будто входишь в один дом, обращаешься к одной аудитории, стараясь не думать о том, что тебя слушают десятки миллионов людей, которым нужны не только замечательные артисты, но и хорошие ораторы.
Мы выступили в Нижневартовске перед телезрителями, как были с дороги, непричесанные, небритые. Но разве геологов, строителей и нефтяников удивишь этим? Город у них тоже еще не причесан, а зато каков завтрашний день! Как и в Нефтеюганске, здесь во всем сказывается кипение молодых сил, веяние больших дел, и наши новые встречи с читателями прошли на подъеме в очень теплой, дружеской атмосфере.
На другой день мы отправились в Сургут, откуда нам предстояло лететь в Тюмень самолетом.
Сургут на языке ханты значит — рыбное место. Основан он воеводой Барятинским по указу царя Федора Иоанновича в 1593 году.
Далеко развернутый над излучиной реки этот белый город предстал перед нами, смотревшими на него с борта подходившего теплохода, настоящим морским портом с массой судов на рейде у причалов, за которыми двигались гигантские портальные краны. Мы уже знали, что Сургуту предстоит большая роль в освоении Ханты-Мансийского округа и всего севера Тюмени. Здесь строится громадный речной порт, прокладывается нефтепровод, ударно сооружается ГРЭС мощностью 2 400 000 киловатт, которая впервые в стране будет работать на попутном газе, ведется через пойму Оби труднейший участок пути навстречу железной дороге Тобольск — Сургут. В целом этот Сургутский комплекс объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.
Мне очень хотелось побывать на строительстве ГРЭС. Ведь это первая попытка широко использовать попутный газ, миллионы кубометров которого (да что там миллионы — миллиарды!) сгорели в факелах, десятки лет пылавших на нефтепромыслах Башкирии, Татарии и всего Поволжья, а теперь пылающих и в Западной Сибири.
Когда на фоне зарева вполнеба появится такой факел на пойменном берегу, то с теплохода кажется, будто пламя встает из воды. Факелы горят возле тюменских нефтяных скважин повсюду. И чем больше нефти дает скважина, тем сильнее бушует дико ревущее пламя над устьем невысокой черной трубы. Какие колоссальные богатства летят на ветер! Ведь это пластмассы, заменяющие лучшую сталь, сказочно прекрасные ткани, покрышки для автомобилей, чудесные ковры и шубки, корабельные — вечные по прочности — канаты и просто трубы, легкие, нержавеющие, которых хватило бы для проведения водопроводов и канализации во всех городах и селах нашей страны.
Преувеличение? Не думаю — небо там больше тридцати лет кровянится от зарева факелов. Когда прекратится это чудовищное транжирство в давно обжитых районах? Как избежать таких невозвратимых потерь на молодых промыслах Тюмени?
В Нефтеюганске я задала этот вопрос управляющему трестом «Нефтеюганскгазстрой» Ивану Иоанновичу Тригубенко.
— Мы готовимся принять попутный газ с Усть-Балыка на Сургутскую ГРЭС, первый блок которой будет готов в тысяча девятьсот семьдесят втором году, — сказал он. — Когда эта ГРЭС войдет в строй, многие факелы погаснут. Но для того, чтобы использовать весь тюменский попутный газ, надо построить добрый десяток таких станций.
А почему бы не построить? Почему, прежде чем приступить к бурению на площади будущего промысла, когда при подсчете запасов нефть разливается по всей земле, — не подготовиться по-настоящему к сбору и нефти и газа? Затраты? Но они окупятся сторицей. Промедление? Но недаром говорится: поспешишь — людей насмешишь. Хотя, прямо скажем, совсем не до смеха, когда видишь, как жгут нефть в ловушках или упускают ее в реки, а газ сжигают, чтобы уберечься от взрывов и отравлений. Кого винить? Кто должен отвечать? Сколь ни богаты мы, нельзя так хозяйничать! Или сегодняшний рубль дороже завтрашнего червонца?..
По скрипучим деревянным настилам на причале, по дощатым тротуарам торопимся к автобусам. Улицы Сургута — превосходное шоссе из бетонных плит, по обе стороны которого то кварталы новых многоэтажных домов, то потемневшие от времени добротные деревянные домики и избы старого села с палисадниками, где теснятся рябина и черемуха, с широкими по-сибирски дворами и ухоженными огородами. Кое-где красуются среди гряд невысокие пышные кедры, увешанные тяжелыми шишками. Трогательно зеленеют в пришкольных садах, расшитых белыми звездочками ромашек, молоденькие березки — тоненькие, как девочки. А мы едем туда, где строится речной порт, через который скоро пойдет на север мощный поток пассажиров и грузов.
В железобетон заковывается берег Оби: длина причальной стенки восемьсот метров, тут будет переваливаться около трех миллионов тонн грузов в год. Пассажирская стенка — сто метров, да еще причал ГРЭС на двести пятьдесят метров… Более двадцати кранов-тяжеловесов будут день и ночь разворачиваться на этой линии. Мы ходили по набережной, одетой в серую броню железобетона, удивлялись мощности кранов, размаху работы, гадали о будущем этого большого северного порта, а потом поехали на автобусах осматривать город.
Болота, поросшие чахлым от вечной сырости лесом, подступают к самым окраинам. Странно смотреть на сосновый «бор», деревья которого не выше человеческого роста. Тонкие стволы, реденькая хвоя. Занесло же их на эту мокрую кочковатую землю!
Зато на этой суровой неприветливой земле бурно растет новый город, стремительно раздвигая свои границы, отвоеванные у болотистой тайги: «поселок энергетиков», «поселок строителей», «поселок нефтяников». Но эти поселки представляют собою городские кварталы двух-, трех — и пятиэтажных домов с водопроводами, с центральным отоплением и телевизорами. В каждом таком микрорайоне свои кафе, клубы, магазины, автобусное сообщение.
А вон станция «Орбита», принимающая московские телевизионные передачи от спутника «Молния», проходящего четыре раза в неделю над неоглядными сибирскими просторами.
Едем мимо новых и старых домов, останавливаемся возле сосенок, посаженных вдоль набережной, среди которых стоит памятник сургутским партийцам и комсомольцам, погибшим во время кулацкого мятежа в феврале — мае 1921 года. На обелисках слова: «Первым комсомольцам Сургута от молодежи 60-х годов», и еще: «Они свершили прометеев подвиг, нас вырвав из невежества и тьмы». Памятник сделан студентами Львовского университета.
