Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко
Возвратившись к центру поселка с такой же большой затратой времени, как и тогда, как он шел к дачам, Матвей узнал от дружинников, где находится Бекас. Ему вместе с тем сказали, что у него на квартире его ждет явившаяся из города какая-то девушка.
Матвей долго думал над тем, каким путем попасть на Темерник, так как из рассказов товарищей он уже знал, что поселок не только снизу, а также и со стороны Камышевахинской балки в степи обложен неприятельскими силами.
Матвей попросил дружинников позвать к себе Бекаса, затем, увидев Кубанца, он позвал с собою и его и отправился с товарищами домой.
Он с изумлением в ожидавшей его на стуле девушке узнал переодетую в платье простолюдинки Боню и познакомил ее с товарищами. Догадываясь, что визит девушки непосредственно связан с общим положением дружины, Матвей не стал ее спрашивать, пока явится Бекас, а спросил, как дела в городе.
Боня сказала о том, что там жизнь убита, улицы мертвенно пустынны, после того, как казаки несколько дней под ряд занимались расстрелом случайных прохожих.
Явился улыбающийся матрос. Он радовался тому обстоятельству, что несколько десятков товарищей из его дружины устроили баню какой-то засаде казаков и заставили несколько их команд разбежаться, оставляя убитых и раненых. Два часа под ряд Бекас именно тем и занимался, по его словам, что гонял казаков. В его отряде отличалась подруга Анатолия, Клавдия.
Матвей взглядом пригласил Боню сделать свои сообщения.
— Я в качестве добровольца пришла по поручению Макса, — сообщила девушка. — Темерник обложен и он не только доставить патронов, но и сам, без риска быть схваченным, проникнуть сюда к вам не может. Мне для того, чтобы притти сюда, пришлось прибегнуть к переодеванию, когда я узнала, что с вами никто не берется снестись и вам здесь суждено погибнуть. Кроме того, я сделала круг, идя сюда по Дону. Если бы меня кто-нибудь остановил, я бы сказала, что иду в Батайск к хозяевам, у которых служу, и меня пустили бы. Но по Дону никого нет и я прошла свободно.
Матвей склонил голову и затаил чувство глубокой благодарности к девушке. Он понял, что столько же личная, укрепившаяся их знакомством дружба к нему, сколько революционный долг толкнули девушку на рискованное предприятие проникнуть на Темерник, Сердце у него сжалось, но он, ничем не обнаруживая своего чувства, поднял глаза на Бекаса и Кубанца.
— Ну, что ж, товарищи, патронов у нас нет...
— Нет... — констатировал Бекас.
— Нет, — подтвердил Кубанец.
— Выхода у нас тоже нет: мы можем или обойти окружение, удалиться из Ростова и рассеяться, или пойти в Нахичевань, и там организованно решить, что делать дальше — может-быть. . . драться в Нахичевани. Или, наконец, здесь же распустить дружину, а самим вывесить белый флаг и кто куда может пускай уходит, пока цела голова на плечах...
— Нахичевань! — коротко сказал Кубанец.
— Нахичевань! — повторил Бекас. — Давайте выскочим с тылу у Макеева и дербалызнем по нечистой силе казаков.
— Ну вот...— согласился Матвей. — Боня, ты можешь выбраться сейчас обратно и найти Макса? — с задушевной мягкостью спросил он девушку.
— Могу. Отсюда значительно спокойнее я буду итти, чем сюда.
— Так разыщи его, как только возвратишься, и скажи: пусть он и Налбандов овладеют посредством знакомых ребят столовкой завода «Аксай» и с девяти часов ждут нас там. Налбандов аксаевец и знает, как это сделать. Мы всей дружиной и со всем оружием явимся в столовку. Пусть также они наметят для трехсот человек квартиры. Приведя дружину, мы устроим совещание и решим, что делать.
— Хорошо.
— Вот... Теперь остается решить, что мы будем делать, — обратился Матвей к товарищам. — Очевидно, нам сейчас надо предупредить всех десятников, чтобы, как только стемнеет, они собирались на сборный пункт. Место сбора у штаба школы, там у нас много пороха, револьверных патронов и бомбы. Все это дружинники фунта по два по три разложат в карманы и должны унести с собой. Итти нужно будет держась направления к Гниловской, там с Луговой улицы выйти на Дон, по льду перейти на ту сторону реки, берегом подойти к Нахичевани и здесь прямо против завода, опять перейдя реку, войти во двор завода. На случай столкновения держать оружие наготове. Итти отряд за отрядом с небольшими интервалами. Для того, чтобы какой-нибудь десяток не забрел в Гниловскую, желательно, чтобы каждый десятник из своего десятка выделил в качестве проводников нахичеванских товарищей, если такие есть в десятке. Вот и все... Это возражений не встретит?
— Нет!
— Нет.
— Ну, значит, разыскивайте десятников и предупреждайте, чтобы вечером без. паники и задержек собирались Я пойду провожу немного свою знакомую.
Все вышли. Стрельба на улицах продолжалась. Матвей удивлялся, как Боня одна могла благополучно дойти до его квартиры, стараясь укрываться за всяческими прикрытиями, Проводил девушку к выходу из Темерника с ближайшей к Дону стороны. Здесь, действительно, стрельбы почти не было, и Матвей тогда понял почему. Это было то место, откуда, по рассказам Бекаса, он выбил засаду. Бекас только поскромничал, или недооценил того, что ой сделал, ибо это было не мелкое изгнание засады, а нечто в роде настоящего прорыва фронта, давшего возможность войти в Темерник Боне.
Убедившись, что дальнейший путь возле переезда и известковых заводов уже не представляет опасности, Матвей подал девушке руку.
— Мотя, ты когда сегодня освободишься от своих обязанностей, приходи ночевать ко мне. Ты, очевидно, почти падаешь с ног, а я тебе дам отдохнуть у себя. Я живу в трех минутах ходьбы от „Аксая“.
Да, Матвей почти не спал всю неделю. Он решил, возвратившись домой, в первую очередь одеть чистое белье и согласился на предложение.
— Хорошо, Боня. Спасибо, родная, что ты так заботишься обо мне. Все-таки ты сделала сегодня большое дело, про которое и тебе самой не следует забывать...
Боня махнула рукой.
— Значит до вечера... Буду ждать. Дай лоб, Мотя!
Боня все свои чувства выражала поцелуем.
* * *
Стемнело. Вместе с наступлением сумерек прекратилась стрельба. Дружина выстроилась возле белого одноэтажного дома, где был в течение недели штаб повстанцев.
В полной тишине дружинники очередными небольшими партиями входили в дом, нагружали карманы порохом, конфискованным в начале борьбы из одного
