Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев
— Вот ты, председатель, говоришь, людей мало. А нет разве таких, что живут тут, а работают в городе? Почему бы их не вернуть?
— Да с милой душой! Кто возвращается, мы, знаешь, как встречаем — чуть не с музыкой! А насильно не имеем права. Я ведь с ними толковал.
— Со всеми говорил?
— Со всеми. Каждого по отдельности приглашал.
— Ну что тебе, к примеру, сказал Овез, сын Сахета?
— Который каменщиком? Сказал, что останется строителем.
— И пусть! Что, в колхозе дома нельзя строить? Ты ему про это-то говорил?
— Сказал… А он: ничего, мол, колхоз и без меня обойдется.
— Неужели так и сказал?
— Прямо так! А чего вы удивляетесь?
— Удивляюсь, потому что знаю его. А ты, верно, не очень хорошо его знаешь.
— Возможно, Сапар-ага. Пойдемте на стан, чайку выпьем!
— Чайку — это хорошо, это можно.
Солнце приближалось к зениту, спина прогрелась до самых костей, губы запеклись — самое время чай пить.
А все-таки с Овезом что-то не то. Неспроста он председателю так ответил.
Конечно, Овеза Сапар давно не видал — болел, а он не из тех, кто по соседям ходит, но все равно: не мог Овез переродиться. Может, председатель просто подхода к нему не нашел?
Расспрашивать обо всем этом подробно Сапар-ага счел неприличным. Решил, сходит вечером к Овезу, поглядит, как он, чайку попьет, а заодно и поинтересуется… Едва ли Овез повторит ему эти слова.
За чаем Сапар-ага помалкивал, но председатель почему-то догадался, о чем он думает.
— Я, Сапар-ага, не меньше твоего жалею, когда люди из колхоза уходят. А только задерживать их права у нас нет. Строят кругом; тут стройка, там стройка… На юге, говорят, газ в земле нашли, город большой будет. И везде люди нужны. Если каждый только о своем думает, это тоже не дело. Так что я считаю, нужно по желанию: хочешь — в город иди, хочешь — в селе оставайся.
Сапар-ага огорчился. И не потому, что неверный этот довод, а потому, что на Овеза такие слова вполне могли произвести впечатление: если и намеревался вернуться, не вернется.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сапар-ага вернулся домой уже за полдень. Сейитли тоже пришел, сидел пил чай. Внуков не было видно ни в доме, ни во дворе — убежали куда-нибудь играть…
Едва Сапар-ага вошел в прохладную комнату, как усталость разлилась по всему его телу. Он вышел во двор, засучил рукава, умылся холодной водой. Но усталость почему-то не проходила, наоборот, ноги начали дрожать… Видно, увлекся он, побродил больше чем можно. А поясница ничего, помалкивает. Да и сердце вроде не щемит. Обойдется. Сейчас перекусить, полежать немножко, и все будет в порядке.
— Чай настоялся. Будешь пить, папа?
— Обязательно, сынок, во рту совсем пересохло.
— Я смотрю, устал ты? Ходил много?
— Пустяки… Разве может человек устать от полей? Вот больница — это да, вконец она меня вымотала!
Невестка поставила перед Сапаром-ага большой чайник.
— Джамал говорит, без тебя старики наведывались. Узнали, что из больницы вышел, навестить хотели.
Джамал кивнула, подтверждая слова мужа.
— Это хорошо, что они решили навестить…
— Сказали, вечером еще придут.
— Хорошо, если придут…
От зеленого чая тело пробило потом, внутри все смягчилось, отошло… Сапар-ага с удовольствием поел плова с курицей. Умеет невестка плов готовить, и рис у нее всегда мягкий, с морковкой ровно перемешан. Да, видно, старость свое берет, теперь только мягкая пища по душе. Покойница Бибиш тоже мастерица была на плов, а вот такой мягкий он у нее не получался. Скоро пять лет, как умерла, бедняжка… Плохо без нее. Недаром умные люди говорят: "Жена мужу не на радость, а на старость". Сильно он тосковал, когда умерла Бибиш. Потом ничего, притерпелся. Счастье еще, что семья у него ладная: хороший сын, невестка уважительная. У Джамал свекор всегда на первом месте. Может, это Сейитли ее научил, а только думается, сама все понимает. Потому что, если нет у человека понятия, если сердце ему не подсказывает, тут уж учи не учи… С невесткой повезло, ничего не скажешь. Не он один так думает, люди так говорят, а это вдвойне приятно…
Пообедал, и потянуло поспать: положи сейчас голову на подушку, мигом сон сморит.
— Ты бы вздремнул, отец, — сказал Сейитли, видя, что старик совсем отяжелел. — А я пока схожу к Агаджану, сегодня уезжает. Он потом зайдет к тебе проститься.
— Что это он больно скоро собрался?
— Так ведь только за матерью приезжал.
— Опять хочет в город свозить?
— Нет, отец, на этот раз насовсем увозит. Сапара-ага словно кто за плечи тряхнул.
— Быть не может! Не согласится она!
— Уговорил. Вечерним поездом уезжают. Мы с ним еще с утра вещи в багаж сдали.
Сапар-ага резко выпрямился, словно пробудился от кошмара. Усталости он больше не чувствовал, и спать ему уже не хотелось. Резануло в спине, под лопаткой, сердце забилось неровно и часто. Однако старик не стал прислушиваться к тревожным сигналам — новость, которую он только что услышал, оглушила его. Сон, приснившийся ему сегодня, его нынешняя встреча с полями, эта новость… Между всем этим есть какая-то связь, невидимая, но ощутимая. Только вот не разберешь сразу, в голове все как-то перепуталось, смешалось… На мгновение перед Сапаром возникло лицо Ямата. Показалось и тотчас исчезло.
— Сынок! — окликнул Сапар-ага стоявшего в дверях Сейитли. — Ты иди. Я тоже приду. Я сейчас…
Сейитли возражать не стал, только встревоженно взглянул на отца и вышел, не сказав ни слова. Невестка собрала посуду, унесла во двор. Старик остался один в пустой просторной комнате.
Вот видишь, Ямат, что получается? Солтанджамал уезжает… Каково ей покидать родное гнездо? А с другой стороны посмотреть, ведь и одной не сладко на старости-то лет. Единственный сын, и врозь жить? Лучше б, конечно, если Агаджан в село вернулся. Не получается, городская у него работа…
И останется брошенный дом. Не старый еще, жить бы да жить в нем!.. И на двери будет висеть замок. На двери твоего дома, Ямат! Как же я теперь буду говорить с тобой, а?
Какая-то пустота заполонила вдруг душу Сапара-ага. Целый кусок его жизни, огромный, главный кусок, оказался ничто, бессмыслица. И он ничего не в силах изменить. Старик тяжело вздохнул и поднялся. Ноги у него тряслись, колени подламывались…
Сапар-ага взял в руки посох, вышел и неторопливым, размеренным шагом направился к дому Ямата. Сегодня он опустеет. Двухкомнатный дом с большим коридором, с верандой. Чуть не каждый кирпич, положенный
