Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

Я прошел вдоль сада еще с полкилометра и поравнялся с маленьким домиком в одно окно, сколоченным из досок. Дверь домика была открыта, и я спросил:

— Тут есть кто-нибудь?

И опять мне никто не ответил. Я еще два раза, уже громче, повторил свой вопрос, поворачиваясь на все стороны. Но тихо было кругом. Даже птицы в листве деревьев приумолкли на минутку, испуганные моим криком. Но люди не откликнулись. И воды тоже нигде не было видно.

Лишь пройдя еще метров триста сквозь все эти ароматные соблазны, я услыхал людские голоса и скоро увидел двух рослых мужчин, с трудом несших за ручки большую круглую корзину, полную спелых яблок. Оба были коричневые от загара, в намокших от пота линялых рубахах. Один из них, что был постарше, спросил меня:

— То вы там шумели?

Я молча покивал головой, потому что рот у меня пересох и звуки из него не захотели выскочить сразу. Он спросил опять:

— А що там таке зробылось?

Я не совсем понял его, и он, видя это, спросил уже совсем по-русски:

— А что случилось?

Я ответил:

— Ничего… только я хотел… если можно… воды…

Он сказал:

— Да вы же три колонки прошли — не заметили? В ягодниках.

— Нет…

Он указал свободной рукой назад:

— Вот, пожалуйста, там еще одна, за теми сливами.

Я прошел за сливы и действительно увидел металлическую колонку, выкрашенную в зеленый цвет. Возле колонки лежал свернутый резиновый шланг с наконечником для поливки. А на кране колонки висела зацепленная ручкой большая алюминиевая кружка. Я отвернул край и, нацедив полную кружку, выпил ее одним духом. Вторую кружку я не смог допить и, выплеснув остатки в кустарник, повесил кружку на место.

Мужчины тем временем вывалили яблоки на траву в тени вишневых зарослей. Там уже красовалась изрядная груда яблок. Возле нее хлопотали две черноволосые загорелые женщины в легких платьях без рукавов. Они раскладывали яблоки по ящикам, которые тоже высились позади них целым штабелем.

Я сказал им всем «спасибо» и двинулся было поперек этого бесконечного сада, чтобы разом из него выбраться. Но в это время старший из мужчин спросил меня:

— В Продолговатое направляетесь?

Я остановился, недоумевая, но потом понял, что он шутит, намекая на продолговатый ящик, в который мне очень скоро предстояло лечь. И, улыбаясь в ответ на шутку, я сказал: «Да». Мне, правда, следовало удивиться тому, что он догадался насчет предстоящего мне ящика. Но он опять заговорил, не оставляя мне времени на удивление. Он спросил:

— А за что вы на наши яблоки так сердиты? С километр прошли по саду и ни одного не попробовали. Мы смотрели отсюда и удивлялись. Может, возьмете на дорожку?

Я не знал, что ответить на это, и промолчал, пожав плечами. А он взял из груды яблок несколько штук и, протягивая мне, сказал:

— Вот, возьмите, пожалуйста. Оксана, подбери товарищу поспелее да с дерева розмаринчику сними. А это вот в первую очередь покушайте и запомните, что этот сорт Яшка Долгоух вывел.

И он вложил мне в ладони яблоко размером в два кулака. Я хотел ему сказать, что мне нельзя давать яблоки, потому что я финн, который воевал с ними, стрелял в них, убивал и морил голодом в своих лагерях. Но я ничего не успел сказать. Он вложил мне в ладони еще несколько яблок и уступил место женщине. А она принесла яблоки в переднике и смущенно заулыбалась, видя, что высыпать их мне некуда. Все же я принял от нее тоже несколько штук, держа ладони перед грудью. При этом я твердил:

— Спасибо. Хватит. Куда мне столько? Что вы! Спасибо.

А она сказала: «Кушайте на здоровье». И, завалив мне руки яблоками до самых локтей, отошла с улыбкой. Но в улыбке ее на этот раз было лукавство. Поглядывая на меня искоса своими красивыми черными глазами, она как бы говорила: «Посмотрю я, как ты с места тронешься с этим грузом». И мужчины тоже поулыбались, прежде чем уйти с пустой корзиной на сбор новых яблок.

Я покивал им всем и снова, уже медленнее, двинулся поперек сада, выбирая такие места, где меня не могли зацепить ветви деревьев. Поднимаясь вверх по боковому скату впадины, я старался не нагибаться вперед, чтобы не выронить из рук яблоки, и только наверху опустился на колени, осторожно вывалив их на траву. Распихивая яблоки по карманам, я насчитал их одиннадцать штук. Три яблока не уместились в карманах. Держа их в руках, я бросил последний взгляд на этот сад, у которого не было конца. Вдали я увидел в нем еще группу людей, занятых сбором плодов. А еще дальше в просветах зелени мне почудились крыши домиков. Очень может быть, что в таких вдавленностях земли, кроме садов, размещались также их селения. Иначе как было объяснить, что на своем пути от станции Задолье до этих мест я видел вокруг только посевы — и ничего больше?

Дороги моей наверху уже не было. Она успела отойти от края этой вдавленности. Вернее вдавленность сама отклонилась от нее к западу. Мне пришлось на добрых полкилометра вернуться по верхнему краю сада назад, чтобы опять ступить на свою дорогу.

55

И снова я торопливо шагал по этой дороге в направлении Ленинграда, до которого мне уже не суждено было дойти. Однако вода и яблоки прибавили мне силы и, конечно, переместили на сколько-то километров к северу то место, где мне предстояло свалиться и не встать.

Яблоки я съел не все сразу. Медленно, один за другим освобождал я от них свои карманы. Разные по вкусу и аромату, они скоро приглушили вкус яблока Яшки Долгоуха, которое я съел первым. Конечно, я бы не заполучил этих яблок, если бы сразу честно сказал, кто я такой. Но я не сказал. Я обманул этих людей и обманом продлил на сколько-то часов свою жалкую, недостойную жизнь.

И, шагая так среди посевов пшеницы, подсолнечника и кукурузы, я попробовал представить себе, как повернулось бы дело, узнай они, кто стоял перед ними. Старший из мужчин тут же двинул бы меня кулаком по морде и потом принялся бы добивать меня на земле ногами. И второй — помоложе — кинулся бы ему помогать, норовя ударить меня сапогом в зубы. И даже обе женщины, узнав, какой страшный враг проник на их землю, тоже кинулись бы добивать меня чем попало.

А может быть, им даже не пришлось бы меня добивать. Просто им нечего было бы добивать. Я вспомнил, какая рука была у старшего мужчины. В одной его ладони уместились четыре крупных яблока. И стоял он, глядя на меня сверху вниз, и голос его гудел, как колокол. Нет, не понадобилось бы им добивать меня на земле. Одним ударом кулака отправил бы он меня кушать совсем иного сорта яблоки в иной, далекий мир.

Да, так вот мог внезапно оборваться мой путь к Ленинграду, если предположить, что та рука, столь щедро протянувшая мне плоды своего труда, была бы способна вдруг сжаться в кулак для удара по мне, а все те лица, смотревшие на меня с таким доброжелательством, смогли бы вдруг исказиться от ярости. Но ничего не получалось у меня: никак не мог я представить себе ничего подобного, как ни силился. Рука старшего из мужчин не переставала держать протянутые мне яблоки, а на обращенных ко мне лицах не угасала добродушная улыбка.

Продолжая продвигаться все дальше на север, я скоро заметил, что справа от меня вдали появилось что-то новое, выступающее отдельными точками над хлебными посевами. Постепенно я догадался, что это телеграфные столбы, и даже стал различать протянутые между ними провода. Потом там же появились новые точки, которые двигались туда-сюда. Тогда я понял, что там проходила дорога, где было больше движения, чем на моей дороге. И она, кажется, имела намерение сблизиться с моей дорогой, ибо все на ней как будто укрупнялось по мере того, как я шел вперед. Похоже было на то, что в какой-то точке нашим дорогам надлежало сойтись.

Я стал высматривать впереди эту предполагаемую точку и скоро увидел на горизонте деревья. Они сперва как бы плавали в мареве, оторванные от земли, но понемногу укрепились на земле, выставляя к небу свои вершины и умножаясь в количестве. Только скопились они не в одной точке, а в разных местах.

Я шагал быстро, торопясь пройти на север как можно дальше за счет тех сил, что прибавились у меня от яблок, и скоро понял, что приближаюсь к селению. Между деревьями обозначились белые домики с красными и серыми крышами. А дорога справа продолжала сближаться с моей. Я уже различал на ней отдельные машины и повозки с лошадьми, ползущие в обоих направлениях. Потом стал различать отдельных пешеходов и велосипедистов.

Солнце теперь светило слева от меня, готовясь уйти на покой, и потому люди на дороге справа освещались им как бы с моей стороны. Чем ближе придвигалась ко мне та дорога, тем крупнее становились на ней машины и люди. Я уже различал цвет платьев. А когда между обеими дорогами потянулись поля с убранной пшеницей, я увидел на той дороге машины и людей в полный рост. Но с этого момента дороги перестали сближаться.