Виктор Курочкин - На войне как на войне (сборник)
— Наши! Как это здорово! — прошептал Богдан, голова у него от радости закружилась, тело обмякло, и он опять потерял сознание.
Принять еще такой бой? Это было сверх человеческих сил. И немцы повернули назад по картофельному полю. Их догоняли, кололи, били прикладами, стреляли в спину. Они не сопротивлялись.
Когда к Сократилину снова вернулось сознание и он пошевелился, кто-то рядом сказал:
— Глянь, братцы, еще один очухался.
Сократилин приподнялся, сел. Ныло в паху, а голова, казалось, развалилась на части. Перед ним на корточках стоял ефрейтор и пускал ему в лицо дым.
— Чего ты на меня уставился? — спросил Сократилин ефрейтора. — Посмотри лучше, что у меня с чердаком. Могзи там еще не вылезли?
Ефрейтор осмотрел голову и сказал, что чепуха, малость кожу пробили. Он вынул из противогазной сумки бинт.
— Сейчас мы ее запеленаем.
— Ты сначала дай мне покурить, а потом перевязывай, — сказал Богдан.
Ефрейтор бинтовал голову, а Сократилин спрашивал:
— Немцы сбежали?
— Как же, сбежали! Всех подчистую! — хвастливо заявил ефрейтор.
— Молодцы! — похвалил Сократилин. — Какой же вас бог надоумил прийти к нам на помощь? Ведь нам была бы хана.
— Распоследняя хана, — подтвердил ефрейтор. — А надоумил нас не бог, а одна дамочка. Я бы на такой с ходу женился.
У Сократилина задрожали руки, он жадно затянулся и обжег губы.
— И что же эта дамочка? — не своим голосом спросил Богдан. Он был уверен, что это была она.
— Прибежала. Мы-то расположились в кремле. Она прибежала и давай кричать: «Как вам не стыдно?! Ваши там насмерть дерутся с фашистами, а вы тут за стенами прячетесь!» Ну, мы, не раздумывая, винтовку в руки — и сюда. Ох и женщина!
— А где теперь она? — как бы между прочим спросил Сократилин.
— Наверное, домой побежала. Ну, брат старшина, скажу я тебе, с такой только под ручку по проспектам щеголять. — Ефрейтор вздохнул. — Есть же на свете русские красавицы, не ведают они, что где-то тоже существует красавец Тихон Шустиков.
— Кто же это такой красавец Тихон Шустиков? Уж не ты ли? — ревниво спросил Сократилин.
— Ну и что? Разве плох?
Сократилин смерил ефрейтора с головы до ног и остался очень недовольным. Тихон Шустиков и в самом деле был что надо: лицо доброе, чистое, глаза веселые.
— Прижал бы я ее, милую, — продолжал Тихон, — да так крепко…
— Нос у тебя до таких не дорос, — грубо оборвал его Сократилин.
— Почему же не дорос? — искренне изумился Тихон.
«Сказать этому дураку? — спросил себя Сократилин. — Не поверит. Ни за что не поверит».
— Болтаешь ты много, Тихон Шустиков, — сердито сказал Сократилин.
Подошел лейтенант. Бесцветные навыкате глаза его смотрели устало.
— Как чувствуете себя, старшина? — спросил лейтенант.
— Так себе. Голова гудит, — ответил Сократилин.
— Встать можете?
Сократилин поднялся.
— До переправы дойдете? Собственно говоря, переправа разбита. Но раненых перевозят на лодках.
Чего ж еще желать лучшего? Есть возможность перебраться на ту сторону Волхова. Другой бы на месте Сократилина побежал. Богдан задумался. Во-первых, являться с такой раной в медсанбат не очень-то было солидно. Во-вторых, и самое главное, — вечером его ждет она. Правда, женщина ему таких обещаний не давала. Но Сократилин был почему-то уверен, что она ждет. Да если не ждет — от одной только мысли, что к ней может подкатиться кто-нибудь другой, вроде этого красавца Шустикова, Сократилина бросало в дрожь.
— Сколько сейчас времени? — спросил он лейтенанта.
— Начало седьмого.
«Уже вечер, немцы получили по зубам и больше, наверное, сегодня не полезут. А что будет завтра — наплевать. Лишь бы ночь была моя». — И Сократилин улыбнулся.
— Я останусь, товарищ лейтенант.
Лейтенант пожал плечами и пошел дальше.
От взвода Сократилина осталось четверо: Костомаров-Зубрилин, Левцов и пулеметчик Лапкин. Попов дышал еще. Лейтенант приказал было немедленно его отнести на переправу, но, внимательно посмотрев в мутные глаза учителя словесности, сказал:
— Бесполезно.
— Вы посмотрели бы, товарищ старшина, как разуделали нашего Лапкина, — сказал Левцов.
— Какого Лапкина?
— Этого толстого, с ручным пулеметом.
Лапкин сидел, свесив в окоп ноги. На его распухшее, с разбитыми губами лицо нельзя было смотреть без содрогания.
— Ну как, Лапкин, самочувствие? — спросил Богдан.
Лапкин открыл рот и прошамкал что-то непонятное.
— Боже! Да где же твои зубы? — воскликнул Сократилин.
— В шадниче, — прошамкал Лапкин.
Левцов захохотал. Богдан посмотрел на него укоризненно:
— А ты, кажется, удачнее всех отделался?
Это обидело Левцова.
— Сначала посмотри на мою шею, а потом делай выводы, — сказал он.
— Ничего особенного. Царапина.
Левцов стал горячо доказывать, что он был на волоске от смерти.
— Ты думаешь, этот фриц был сильнее меня? Пьяный он. Как навалился, как дыхнул винищем, меня так и вырвало. — Заметив, что Сократилин усмехнулся, Левцов воскликнул: — Не веришь? Да они же все были пьяные… Видишь фляжку? Снял с одного. Полнехонька.
У Левцова на ремне действительно висела фляжка в суконном чехле.
— Хочешь глоток?
Разумеется, Сократилин не отказался. Он приложился к фляге, глотнул, и у него перехватило дыхание.
— Что это? Спирт?
— Ром.
— Ром? Откуда ты знаешь?
— Я все знаю, — хвастался Левцов. — А ты знаешь, с кем мы дрались?.. С эсэсовцами из дивизии «Тотен Копф» — «Мертвая голова». Личные войска самого Гиммлера.
Богдану теперь было совершенно наплевать на то, с кем он дрался. Он глотнул из фляги и сказал:
— Мы с тобой, Ричард, видимо, в сорочке родились. А вот Могилкин погиб.
— Да, — как эхо отозвался Левцов, — от самой границы мы с ним топали. Ведь он спас мне жизнь. — Левцов отвернулся и вытер рукавом глаза.
Могилкин лежал на спине в луже крови. Его нос заострился и был похож на клюв грача.
— Он как будто помолодел, — отметил Сократилин, вглядываясь в юное и спокойное лицо Могилкина.
Татарин Кугушев до сих пор сжимал винтовку, штык которой увяз в теле немецкого ефрейтора. Левцов попытался разжать ему пальцы, обхватившие цевье винтовки.
— Не отдает. Воистину мертвая хватка.
Они положили Кугушева на спину. Восковое лицо Кугушева было обезображено мучительной гримасой, во рту — земля.
— Умирая, землю грыз. Чудной мужик был. Все песни пел.
Левцов посмотрел на Сократилина:
— Ты знаешь, что он мне сказал, когда я его спросил: «О чем поешь?»
— Знаю, — сказал Сократилин.
Метрах в десяти от Кугушева лежал расчет «максима». Два парня: один сухонький, чернявый, другой — блондинистый здоровяк. Они вдвоем таскали пулемет, вдвоем стреляли из него и вдвоем бросились врукопашную. Даже смерть их не разлучила. Они лежали рядышком и широко раскрытыми глазами смотрели в небо. Их пулемет стоял на краю окопа и тоже смотрел в небо.
Подошел лейтенант и спросил Сократилина, знаком ли он с пулеметом. Богдану приходилось стрелять из «максима». Лейтенант назначил к «максиму» первым номером Сократилина, а вторым Левцова.
— Ребят похоронить надо, — сказал лейтенанту Сократилин.
— Обязательно, — заявил лейтенант. — Как только отроем окопы, похороним.
Подразделение лейтенанта спешно окапывалось. Сократилин сказал Левцову:
— Схожу узнаю, кто остался еще в живых из нашей роты.
Но сходить он не успел. Помешал артиллерийский залп. Снаряды со скрежетом пронеслись над головой. Один уткнулся возле забора. Второй снаряд угодил в крышу дома и поднял коричневый столб пыли. Поклубившись, пыль постепенно оседала.
Второй залп разорвался в районе ограды, но уже ближе к окопам. А третий перед окопами поднял стену земли. Градом посыпались комья глины и картошка. Сократилин с Левцовым прыгнули в окоп.
— Начался сабантуй, — сказал Ричард.
— Это еще пока пристрелочка. Сабантуй впереди. Глотнем рому?
— Глотнем, — охотно согласился Левцов. — Не пропадать же добру.
Над темной полоской кустарника, который словно барьером перегородил низину, взлетели бледные клубки дыма. В воздухе завыло, засвистело. Левцов навалился на Сократилина, прижал его к земле и крепко обнял. Если бы он этого не сделал, его наверняка выбросило бы из окопа. В густой пыли и тяжелом дыму сначала ничего не было видно. Потом показался «максим», лежащий на боку, с разорванным кожухом.
Немецкая батарея пристрелялась, и снаряды посыпались градом. Очередной снаряд разорвался возле окопа и засыпал расчет землей. Сократилин не успел стряхнуть с ворота землю, как услышал сначала вой, а потом громкое шептанье.
