Александр Яшин - Рассказы
— Помощником. Не знает уж, как избавиться от этой бедолаги, затаскали совсем.
Выбравшись из кухни, подобревший директор попал в руки правдоискателей.
Три невестиных братана — так зовут здесь двоюродных братьев — работают вместе на дальнем лесозаготовительном участке: один шофером, другой пильщиком-мотористом, третий заведует школьными производственными мастерскими и одновременно преподает физкультуру в восьмилетке. Три человека — три разных характера, а друг с другом не расстаются.
Шофер Василий Прокопьевич — бунтарь по натуре. Он забывает про еду и пиво, как только начинает рассказывать о непорядках в лесу, при этом лицо его бледнеет, глаза блестят и требуют ответа сразу на все вопросы, какие ставит перед ним жизнь. А ездит он широко и знает много.
Другой братан — Ленька, человек веселый до легкомыслия, знает печальных историй не меньше, но непреодолимая жизнерадостность не дает ему надолго впадать в тоску и негодовать из-за каких-то несуразностей жизни. Он любит пошутить, посмеяться и вовремя рассказанным анекдотом смягчает острые разговоры и тяжелое настроение Василия Прокопьевича. Может быть, в этом больше мудрости, чем легкомыслия?
Третий — преподаватель физкультуры — вторит то одному, то другому из братанов. Он легко воспринимает чужие настроения, легко поддается им, и в спорах и разговорах может становиться на любую из сторон. Где перевес там и Михаил Кузьмич. Разгорячится Василий Прокопьевич — горячится и он и еще больше добавляет огня в костер самосожженца; развеселит всех Ленька — и он расскажет подходящий к случаю анекдот.
Я узнал, что жена Михаила Кузьмича называет своего благоверного бескостной миногой. Ей больше нравится шофер Василий Прокопьевич,
Директор льнозавода сам подошел к братанам, сидящим за столом. Они смеялись.
— Ну что, воины, как живется?
— Живем помаленьку! — ответил Михаил Кузьмич.
— Помаленьку нельзя. Вы молодые, вам надо хорошо жить. Время у нас такое. А пьется как?
— Пьем по маленькой, — отрапортовал Ленька.
— Маленькую и я сейчас выпил — хорошо прошла. А смеетесь над чем?
— Над директорами.
— Что такое? — встревожился директор.
— Да вот понимаете, — Михаил Кузьмич повторил анекдот, только что рассказанный Ленькой:
— Угробил у нас один шофер новую машину и вместе с ней директора, стоит в затылке чешет: "Ладно, говорит, директора дадут нового, а вот где я теперь запчасти достану?"
Рассказал и от удовольствия расхохотался снова. Засмеялся и Василий Прокопьевич. А Ленька, моторист, смотрит в глаза директору и ждет, как тот примет шутку. Но директор только нахмурился и задумался. Тогда Ленька рассказал еще один анекдот:
— Расхвастался иностранец своей чудо-техникой. "Смотрите, дескать, что у нас могут делать. Вот, скажем, курица. — Ленька развернул ладошку перед носом директора льнозавода и дунул на нее. — Фу — и вместо курицы яйцо. Фу — опять курица". Тогда наш инженер обиделся и сказал: "Подумаешь, чудо! У нас и не такое могут делать. Вот, скажем, — Ленька опять развернул ладошку, директор!.. Фу — дерьмо. Фу — опять директор".
Братаны все трое дружно расхохотались, а подвыпивший директор льнозавода нахмурился и задумался еще больше и наконец сурово спросил:
— Вы где работаете?
Василий Прокопьевич сразу посерьезнел и пошел в атаку:
— А вам, собственно, для чего нужны наши сведения? Анкетку хотите заполнить?
По недоразумению или по злобе многие считают всех шоферов без исключения "леваками" и "калымщиками", бесстыже подрабатывающими на случайных пассажирах, и "малопьющими" в том смысле, что, сколько ни пьют, им все мало. Василия Прокопьевича ни в каком левачестве не заподозришь: не таков он человек, не тем живет, не о длинных рублях думает. К тому же и возит он не людей, а лес, ему не с кого собирать подорожные.
— Мы работаем в лесу, у нас свои порядки, и мы про них знаем, — запальчиво продолжал он. — А вот вы — директор. Знаете ли вы, что у вас на льнозаводе делается? Знаете? Ваши приемщики колхозы грабят, номера тресты занижают. Вы калымщик, вот вы кто! А ведь в партии, наверно, состоите?
Директор поначалу опешил, но, услышав слова о партии, воспрянул духом:
— Ты вот что, парень, меня критикуй, а партию не трожь!
— Партию я не трожу! — сказал Василий Прокопьевич. — А вы зачем колхозы обсчитываете? Партия с вас все равно спросит. Не прикроетесь!
Весельчак Ленька и Михаил Кузьмич дружно поддержали своего братана.
В разговор о льнотресте немедленно включились соседи по столу, и давний конфликт вышел наружу. Суть его в следующем.
На заводе старое, почти допотопное оборудование, из-за чего при первичной обработке льна получается очень большой, недопустимый по нормам процент отходов. Что бы не прогореть даже при этом древнем оборудовании и выполнить и перевыполнить производственный план (обязательно перевыполнить — для отчетности, для премиальных!), работники льнозавода приноровились умышленно занижать сортность поступающей тресты. А лен — основной источник колхозных доходов. Треста оплачивается государством щедро, и разница в цене за лучший номер, даже за половину номера очень велика. Райком партии установил свой контроль за приемкой льнотресты, первый секретарь сам досконально изучил правила определения сортности льна, но этого контроля оказалось недостаточно. Колхозы и колхозники продолжают терпеть убытки и очень обижаются.
Пиво развязало языки, гости наговорили служащим льнозавода немало резкостей.
— Критиканы вы все, вот что, очернители! — огрызался директор.
А с кухни снова зазвенел высокий нестарушечий голос Натальи Семеновны — и полилась песня про князьев да бояров.
— Ладно, треста трестой, а вы скажите, долго ли у нас в лесу щепки будут лететь? — переключился на новые разоблачения Василий Прокопьевич. Он кричал, чтобы заглушить песню: — Почему везде человек человеку друг, а у нас в делянке один закон: совесть на совесть, кто кого обставит да обсчитает?
В наступление были пущены смазочные масла и горючее, нормы выработки в кубометрах, и километраж, и запчасти, запчасти для машин и трелевочных тракторов — главное, запчасти.
— Почему для одних шоферов запчасти есть, а для других нет? И почему все надо доставать, а не получать, не покупать?
Василию Прокопьевичу подают белушку пива, он принимает ее, не глядя, обеими руками, выпивает всю, до дна, не заметив даже, что пьет и сколько пьет, и, вытирая губы рукавом, продолжает говорить, говорить и спрашивать. В душе его горит страстный огонь правдолюбца, он в запале и уже не видит и не воспринимает ничего, что не касается прямо и непосредственно его производственных бед и обид…
Михаил Кузьмич, заведующий школьными мастерскими, впадая в тот же тон, рассказывает, в свою очередь, что ребят приходится знакомить не с современной техникой, не с трактором, не с бензопилой "дружба", потому что их в школе нет, а с утилем, собранным на кладбищах машин, а то и просто использовать школьников как чернорабочих, только бы, заполнить часы, отведенные для производственного обучения; что зарплата для учителей все еще не упорядочена и многие уходят на лесозаготовки, становятся механиками, шоферами.
Наступило время для Леньки. Чтобы разрядить атмосферу, он вдруг начинает неистово кричать:
— Горько! Горько!
Его крик подхватывают гости из-за других столов:
— Горько!
Молодые послушно встают и чинно-благородно целуются.
— Ну как теперь? — спрашивает Петр Петрович.
— Горько, — не уступает Ленька.
Молодые целуются снова и уже не садятся:
— Теперь сладко? — спрашивает жених.
— Теперь ничего, жить можно!
Все пьют. Петр Петрович тоже поднимает стакан, но бдительная сваха останавливает его, и жених в который уже раз шутит:
— Даже выпить не дают как следует. Если б знал, не женился бы.
Гости с готовностью смеются. Смеется и счастливая невеста. Но разошедшийся Василий Прокопьевич все еще не смеется. Он услышал вдруг сладкоголосую Наталью Семеновну и обрушил на нее остатки своего гражданского гнева:
— Бояры-бояры, а сама тянет из колхоза все, что плохо лежит — то лен, то сено охапками, то ржаные снопы. Прижмут ее — она в слезы: плакальщица ведь, артистка! А когда муж стоял в председателях, от нее никому житья не было. Однажды Ванька Вихтерков подкараулил ее в поле Да забрался под суслон, будто от дождя, ждет, что будет. Причитальница добралась и до этого суслона, снимает хлобук, а он ей: "Хлобук-то оставь, Натаха, а то меня дождь смочит!"
— Брось обижать старуху! — вступился за Наталью Семеновну Ленька. — Наговоры одни, да еще заглазно.
— Я и при ней скажу.
— Чего скажешь, коли сам не видел.
— Я не видел, другие видели.
— Никто ничего не видал.
