Николай Кузаков - Красная волчица

— Шибко горюет.

— Да, история. Здесь мы с тобой не помощники.

Ятока порывисто встала, столкнула на воду берестяную лодку и поплыла к скале, издали похожей на женщину с ребенком. Подплыла, на гранитный выступ положила два цветка.

— Все девушки приносят подарки Поющей женщине, — пояснил Кайнача, не ожидая вопроса учителя.

— Эта скала — Поющая женщина?

— Да, бойё. Когда подуют ветры, она поет.

— Поющая женщина. А почему?

— Это только старики помнят. Стоял здесь тогда род Орла. Был у них хороший охотник Удуллан. Пошел он однажды сохатить. Шибко далеко ушел. У него была любимая Дынкия. Когда он ушел, Дынкия родила ему сына. Пошла она встречать охотника. Пришла к озеру, стала здесь ждать его. Прошел день, другой, неделя, а охотника все нет. Потом прилетел орел и сказал, что Удуллан погиб. Дынкия от горя превратилась в скалу. Стоит и слушает песни девушек, а потом отыскивает их любимых и поет им. И Ятока пошла к ней, чтобы Дынкия пропела песню Василию. Тогда проснется его сердце, и он придет к ней.

Домой Поморов вернулся уже поздно. Записал в дневник все, что видел на стойбище, и взял книгу. В дверь постучали. Вошла Татьяна Даниловна, мать Семы, сестра отца Василия.

— Я по делу к вам, Михаил Викторович, уж извините, что поздно.

Татьяне Даниловне около сорока, но на лице ни единой морщинки. Темные волосы собраны на затылке в тугой узел. Высокая, держится прямо. С загорелого лица смотрят строгие зеленоватые глаза.

— Садитесь, Татьяна Даниловна. — Поморов показал на табурет.

— Я уж от всех баб наших. Которую ночь шаманка превращается в огненную птицу и летает над деревней. Это она Василия ищет, хочет заколдовать, но найти не может. Мы боимся, рассердится она и спалит всю деревню.

— Вы эту птицу видели?

— Своими глазами. Как стемнеет, так и вылетает из елового колка[16] и все норовит держать ближе к домам. А с самой так искры и сыплются. Ей, шаманке, чо, учинит пожар — и горюшка мало. А мы потом как жить-то будем? Вот мы и рассудили: привязать Ятоке камень к шее и в реку ее. Иначе беды не миновать.

— Решили? Кто это мы?

— Бабы. — Татьяна Даниловна была уверена в своей правоте. Казалось, встанет она сейчас и поведет баб на расправу с шаманкой. И уж ничто не остановит ее.

Вот уж правду говорят, что северянку бог сотворил из ключевого накипня, влил в ее жилы горячую кровь горной серны, а лицу придал полутемный цвет зарослей. Потому-то она и неприхотлива, легко переносит все тяготы северной жизни. Но когда закипит в ней горячая кровь, не каждый укротит.

— Горячие головы. Мужчин вы спросили, кто это летает?

— Всем им головы заморочила. Ржут как жеребцы, прости господи. Как бы потом плакать не пришлось.

— А вы не думаете, что они за Ятоку вам всыплют как следует?

— После драки-то пусть кулаками машут.

— Вы точно знаете, что это летает не настоящая птица, а именно шаманка?

— С чего бы простая птица огнем горела? Люди век прожили, а такого не видывали. Да шаманка в кого хочешь, хоть в змею, превратится. Говорят, на Холодной реке она ящерицей бегала.

— Все это, Татьяна Даниловна, вымысел.

— Люди своими глазами видели.

— А вы видели?

— Нет.

— И я не видел. А сказкам верить не будем. Идите сейчас домой и скажите женщинам, чтобы они не трогали Ятоку. Я сегодня же постараюсь взглянуть на эту птицу. Потом мы с вами поговорим.

Поморов вышел вместе с Татьяной Даниловной.

— Откуда она вылетает?

— Вон из того темного леска, что под бором.

— Ну, я пошел.

— Да как же вы без ружья?

— Птица не медведь.

Поморов побрел вдоль опушки леса, потом прилег на траву под кустом волчьих ягод. Густая, смолистая ночь лежала над тайгой, глухо вздыхала река, беспокойно шумели прибрежные кусты. Но вот из-за облаков вынырнул месяц, через реку упала серебряная дорожка, она переливалась, вздрагивала, точно была живая. Вдали, в бледном свете, горбились хребты. Прошла минута, другая, туча на небе сдвинулась, закрыла месяц, и опять все утонуло во мраке.

Поморов закурил. Огненная птица не выходила из головы. О ней он слышал еще несколько дней назад, думал, очередная побасенка старух. И вот на тебе. Поморов пытался вспомнить что-нибудь подобное из прочитанного, но память ничего не сохранила.

А ночь становилась все глуше. Сырой ветер забирался в рукава, холодил тело. Где-то в ельнике тихо плакало дерево. Поморов встал, прошелся по поляне. И вдруг небо чиркнула серовато-белая холодная полоска, и Поморов увидел птицу, освещенную блестящим фосфорическим светом. Птица описала круг и полетела вдоль деревни.

Поморов долго не мог уснуть. Светящаяся птица была загадкой. Утром он направился в сельсовет. Степан был уже там. Поморов рассказал ему о птице и о разговоре с Татьяной Даниловной.

— Я им эту летающую шаманку под юбку пущу. — Степан схватил кепку. — У тебя пила и топор есть?

— Есть.

— Пошли.

К вечеру деревня знала, что Поморов со Степаном поймали огненную птицу. С наступлением темноты все собрались в школе. Вошли Михаил Викторович со Степаном и на стол поставили небольшой фанерный ящик.

— Вот что, товарищи, — заговорил Степан. — До каких же пор вы будете позорить Советскую власть своим суеверием? Кто из вас придумал, что шаманка превращается в птицу и летает по ночам? Плетки бы тому хорошей по мягкому месту. Я с вами, бабы, последний раз говорю. Если будете еще морочить головы людям, я вас выселю. Построю где-нибудь зимовье в хребте, и живите там, наслаждайтесь суеверием, а я больше такого терпеть не могу.

— Степан, ты хоть одного мужика нам дай, — крикнул кто-то из баб. — Хоть деда Корнея.

— На что он нам такой, — подхватила шутку Татьяна Даниловна. — У него мочи нет даже ширинку застегнуть.

Все зашумели. Дед Корней крутил головой, как сыч, и плевался. Степан постучал карандашом по столу.

— Вы мне тут беспорядок не учиняйте. Сейчас будет говорить Михаил Викторович.

Поморов встал.

— Про шаманку мы с вами насочиняли столько небылиц, что слушать тошно. А она обыкновенный человек.

— Птица-то летала, — крикнула Татьяна Даниловна.

— Летала. Вы ее сейчас увидите.

Поморов дунул на лампу, стало темно, и там, где он только что стоял, вдруг замахала светящимися крыльями птица. Кто-то в испуге вскрикнул.

— Не бойтесь, товарищи.

Степан чиркнул спичку, зажег лампу, и все увидели в руках Михаила Викторовича обыкновенную сову.

— Вот вам и шаманка, — он поднял сову над головой. — Эта сова живет в дупле. Во время дождя в него попала вода и намочила гнилье. Теперь на перья совы эти гнилушки и налипают. Вот они и светятся. А вы тут бог знает что придумали. — Поморов подошел к открытому окну и выпустил сову.

— Пусть летит, у нее птенцы, — и вернулся к-столу. — Ну что, будем Ятоку топить? Я думаю, не стоит это делать. И вообще, товарищи, приведите мне хоть один пример, когда бы шаманка творила чудеса.

— У Макара Беспалова испортила ружье. Хорошо стреляло, а встретился с ней — бить перестало, — сказал дед Корней. — Тут как понять?

— Все очень просто, — улыбнулся Поморов. — С Ятокой, он и правда разговаривал, а потом стал к речке спускаться, поскользнулся и упал. Ствол ружья, конечно, забило снегом, Так ведь было, Макар Леонтьевич?

— Знамо, так, — ответил Макар.

— Выстрелил он, а ружье раздуло. А мы поклеп возвели на шаманку. Ружье у него в кладовой висит. Можете сходить и посмотреть.

— Еще вопросы есть, товарищи? — спросил Степан.

— А ты ругаться не будешь? — Татьяна Даниловна подошла к столу.

— У меня будто только и дел, что с тобой ругаться.

— А Марью, Григория Краснощекова, сколько лет лихорадка била. Ятока пошаманила, и все как рукой сняло. Это как понять?

— Видите ли, я не врач, улыбнулся Поморов. — Почему лихорадка Марию Давыдовну бросила трепать, трудно сказать. Вот дочь ее болела воспалением легких, Ятока над ней колдовала, и все-таки ребенок умер. А я вас предупреждал, чем это кончится. Вот вам и шаманка. Она, может быть, и хотела помочь, да не умеет этого сделать, потому что не врач.

— Так вы дайте нам врача.

— Это другой разговор. Я писал. Обещают прислать фельдшера. Придется еще немного потерпеть.

Мария Семеновна несла из погреба туес с вареньем из кислицы — красной смородины. Кайнача должен скоро подойти, покормить парня надо. Ничего он в жизни не видел, кроме мяса, да и оно не каждый день бывало. «Надо вареньица свежего сварить, яичек, пусть с собой возьмет», — поднимаясь на крыльцо, думала Мария Семеновна.

Взгляд ее случайно упал на речку. У берега стояла лодка, окруженная людьми. На угоре кричали ребятишки. Из домов выскакивали бабы и бежали к лодке. «Что там случилось?» — подумала Мария Семеновна. В это время во дворе появился Кайнача. Взглянула на- него Мария Семеновна, и от предчувствия недоброй вести сжалось сердце.