Вилис Лацис - К новому берегу

В одном месте магистраль пересекала полосу песка-плывуна. Айвар еще прошлым летом, исследуя окрестности болота, наткнулся на нее, поэтому сюда заранее был доставлен материал для крепления стен и дна канала. Одним дерном и хворостом здесь нельзя было обойтись, требовались камни и крепежный лес.

Антон Пацеплис долго наблюдал за работой и чем дольше присматривался, тем сильнее охватывало его беспокойство: через две-три недели магистраль должна подойти к бывшим лугам усадьбы Сурумов — каково тогда будет ему смотреть, как чужие люди копошатся в его земле?

Он дождался окончания второй смены и вместе с Жаном пошел домой.

— Когда ты думаешь добраться до болота? — спросил Антон.

— Не раньше середины июля, — ответил Жан. — Сам видишь, как подвигается работа. Сегодня вырыл всего триста шестьдесят кубометров, только иногда удается вырыть свыше четырехсот, больше из этой машины не выжмешь. В среднем продвигается вперед по шестидесяти-семидесяти метров в день.

— А потом, когда доведете канал до болота, что тогда?

— Тогда придется немного подождать, чтобы болото осело. Пока можно будет рыть канавы мелкой сети. Мне, наверно, придется прорывать отводную канаву в том конце, от Инчупе до болота.

Пацеплис хмыкнул и ничего не сказал.

Следующий день, как обычно, он проработал на конеферме, а вечером, возвращаясь домой, встретил возле правления колхоза Регута.

— Вот и хорошо, что встретил тебя, — сказал Регут. — Одному колхознику из бригады Алксниса придется лечь в больницу, у него аппендицит. Что ты скажешь, если мы на рытье канала вместо него поставим тебя? Изба у тебя рядом, по утрам не надо так рано вставать.

Пацеплису это предложение не понравилось.

— Дай мне немного подумать… — пробурчал он.

— Чего тут думать, — не отступал Регут. — Твои дети живут этой работой: для Анны и Жана это кровное дело, а ты, глава семьи, неужели ты хочешь стоять в стороне? Я думаю, тебе это особенно не к лицу, твое место среди осушителей болота, товарищ Пацеплис…

Пацеплис озабоченно почесывал щеку.

— Если ты так считаешь, Регут… я ничуть не боюсь работы. Придется попробовать.

— Хорошо, я так и скажу Алкснису. С утра пойди на отводный канал.

— Идти так идти… — сказал Пацеплис и поспешил домой, чтобы засветло насадить лопату на новый черенок: старый был сделан много лет тому назад и для такой работы не годился.

Обтесывая черенок, он думал, что в конце концов Регут прав: все его дети активно участвовали в этой осушке болота. Для Артура, Анны и Жана это было действительно кровное дело, только он — Антон Пацеплис до сего времени стоял в стороне и смотрел, как работают другие. Каково ему придется, когда победят болото и другие будут справлять праздник? Если бы это было только общественным начинанием ну тогда можно было бы и остаться в стороне, но ведь это семейное дело Пацеплисов — как оно может идти без участия главы семьи?

Рано утром Пацеплис вышел из дому. Почти час простоял он у экскаватора и от нечего делать осматривал машину. Механизмы никогда не интересовали его, даже обычная косилка казалась ему чем-то очень сложным и непостижимым для простого человека.

«Сорванец, мальчишка… — думал он про своего сына. — Как только он справляется со всеми этими рукоятками, тросами и ковшом? Откуда у него берется смекалка?»

В половине шестого пришел Алкснис со своей бригадой, без четверти шесть явился экскаваторщик, а ровно в шесть началась работа.

Весь день проработал Пацеплис на большом отводном канале, ровнял стены, дно и крепил ненадежные места. Он облип грязью, сапоги начали пропускать воду, и ноги промокли, поэтому настроение у него было неважное. Когда первая смена кончила работу и на экскаватор сел Жан, Антон Пацеплис договорился с Алкснисом, что впредь будет работать в одной смене с сыном.

Айвар все время был на ногах. Ему, как производителю работ, надо было присутствовать всюду, где происходило что-нибудь важное. Дважды в день он навещал оба экскаватора, проверял качество сделанных работ. Он и сам часто спускался в отводный канал, брал шаблон и проверял, правильно ли выведены откосы стен магистрали, соблюден ли требуемый уклон дна, чтобы на пути к реке вода не встречала препятствий. Долог был теперь рабочий день Айвара, а в редкие свободные часы, когда не надо было думать о горючем, механизмах и крепежном материале, он садился за книги и готовился к последнему экзамену за второй курс Сельскохозяйственной академии.

Если бы Анна не вспоминала о нем и не навещала иногда на большой магистрали, они, наверно, не виделись бы целыми неделями. На деревьях распустились листья, везде запестрели цветы, в гнездах уже пищали птенцы скворцов, воробьев и соловьев, но прекраснее цветущей весны был труд человека.

4

Около середины июня землекопы отводного канала наткнулись на новую полосу плывуна. Она была шире первой. Мелиоративной бригаде при креплении стен и дна пришлось немало потрудиться и применять всевозможный крепежный материал.

Однажды утром землекопы увидели печальную картину: в канале, где накануне работал со своими товарищами Пацеплис, все крепления были разрушены, камни и крепежный лес сброшены в кучу на дно канала, а поверх кучи накопилось по колено воды.

Колхозники немедленно принялись за работу, но прошло почти два часа, пока удалось очистить дно и заново укрепить стены. Это не был обычный обвал, который мог случиться в результате неряшливой работы.

— Это дело какого-то негодяя… — мрачно рассуждал Пацеплис. — Кому-то не нравится то, что мы здесь делаем. И как раз в том месте, где я своими руками крепил.

Разозлившись, он спешил поправить разрушенное до прихода прораба, но в то утро Айвар пришел на магистраль раньше обычного.

— В чем дело? — удивился он, застав Пацеплиса на том же месте, где тот две смены назад кончал крепежные работы.

— Какой-то гад пакостит, — отозвался из канала Пацеплис.

Узнав о происшедшем, Айвар помрачнел.

— Так, так… Значит, теперь придется бороться не только с водой и грязью, но и с вредителями! Ну ладно, бороться так бороться. Справимся и с ними. Без ответа этого вызова мы не оставим, — сказал Айвар.

Вечером, когда закончилась вторая смена, один колхозник из мелиоративной бригады остался сторожить экскаватор и вырытый за день участок. В два часа ночи его сменил другой. Далеко от экскаватора сторожа уходить не могли, поэтому большая часть вырытого канала по-прежнему оставалась без охраны.

Утром рабочие обнаружили новое разрушение: в одном из самых опасных мест вредители снова разобрали крепления, а на дне канала сделали запруду из дерна и крепежного леса. На гладкой стене отводного канала печатными буквами было нацарапано:

И опять разрушение было сделано именно там, где работал Пацеплис. Он стал темнее тучи. Стиснув зубы, восстанавливал он разрушенное и обдумывал тайный план.

«Неспроста эти подлости творят как раз на моем участке. Знает гад, что делает. Меня ненавидит, против меня все направлено. Кто же это так обозлился на старого Пацеплиса? Кого берет зависть, кого я обидел?»

Весь вечер Пацеплис работал у себя на дворе: рубил хворост, оттачивал топор. Жан эту неделю работал в первой смене и сейчас ушел в Народный дом обменять книги, а заодно немного поболтать с Гайдой. Когда Гайда кончит работу в библиотеке, можно будет проводить ее домой. От такой перспективы забывались и усталость н трудности предстоящей работы.

У Анны в тот вечер было совещание с руководителями политкружков, и, хотя она могла на купленном недавно велосипеде в четверть часа доехать до дому, раньше полуночи ждать ее не было смысла.

Когда начало смеркаться, Антон Пацеплис запер двери, спрятал ключ под камнем у колодца и окольным путем, через поросшее кустарником пастбище, направился к отводному каналу. Он хотел добраться до канала так, чтобы даже сторож, охранявший экскаватор, не заметил его, поэтому двигался с большими предосторожностями, как браконьер, хоронящийся от зоркого глаза лесника.

5

Была теплая летняя ночь. При лунном свете в лужицах спокойно поблескивала вода. В кустах какая-то птица пела свою песню, точно так же, как пели ее древние предки и как, возможно, через тысячу лет будут петь ее потомки, ничего не изменяя в ней, будто песня эта была само совершенство и к ней не относились никакие законы развития.

По узкой тропинке, которую даже при луне трудно было разглядеть на однообразном фоне большого болота, медленно шагал человек. Временами его темная фигура сливалась с тенью кустов и сосенок, иногда, попав на открытое место, выделялась на окружающем фоне и походила на скользящую по земле черную тень большой летящей птицы.