Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева
«Я тебе не друг и с тобой не пойду», — хотел было возразить Ибрагим, но промолчал. Его обезоруживали добродушие и спокойствие Хаджимурада. Проще было бы выложить все, что на сердце, если бы Хаджимурад был груб и негостеприимен. А как сказать ему что-нибудь резкое, если он обходится с тобой, как с близким человеком? А может быть, он великодушен потому, что уверен в расположении Шарифат? Он, наверное, думает: «Что мне речка? Я направлю ее в любое русло, сила в моих руках».
Мутные мысли бродили в голове Ибрагима, он с неохотой шел рядом с Хаджимурадом.
А Хаджимурад, казалось, не замечал его замкнутости.
— Ты готовишься к экзаменам? — расспрашивал он дружелюбно. — Документы в институт послал?
— Я пока не готовлюсь! — коротко ответил Ибрагим, входя во двор Жамалудина. «Что я делаю? Надо ему сейчас же все высказать и вернуться». Он чувствовал, что желание объясниться с Хаджимурадом угасает с каждым мгновением.
— Мне Шарифат говорила, что ты хочешь поступить в летное училище!
— Собираюсь!
«Они про меня говорили! Интересно, что она еще обо мне сказала». Ибрагиму хотелось, чтобы Хаджимурад продолжал разговор о Шарифат.
— Не знаю, что получится. Мне очень хочется стать летчиком, — сказал Ибрагим после долгого молчания.
— Все будет хорошо. Шарифат говорила: ты давно готовишься, знаешь технику и даже самолет…
— Я просто много прочел технических книг, — поняв, что Шарифат его хвалила, более мягким тоном пояснил Ибрагим. — Но экзаменовать-то будут по программе.
— Самое главное — любовь к избранной профессии, — подытожил Хаджимурад. — А ты будь гостем, снимай пиджак, умойся. Я что-нибудь соображу насчет обеда!
Хаджимурад схватил ведро и побежал в сарай за кизяком.
— Я не хочу есть! — крикнул ему вслед Ибрагим. А на самом деле аппетит у него разгорался. «Видно, он сам готовит? А какая чистота в доме, хотя здесь нет женщины».
Хаджимурад, шагая через две-три ступеньки и посвистывая, вернулся с полным ведром. Пока Ибрагим приводил себя в порядок, очаг был разожжен. На сковородке шипела яичница. Хаджимурад подал хлеб, разлил по чашкам кислое молоко.
— Присаживайся, Ибрагим, обед по имени «Скорая помощь» на столе! Отец так называет яичницу.
— А ты мастер на все руки, — улыбнулся Ибрагим. — В миг все готово!
— Когда нужно, человек всему научится!
— Ты прав! — сказал Ибрагим и подумал: «А вдруг, Хаджимурад спросит, зачем я пришел? Что ему ответить?» Ссориться ему окончательно расхотелось.
— Я всегда завидую тебе, Ибрагим. Шарифат мне рассказывала, как однажды удивился гость, что твой отец не путает имена твоих многочисленных братьев. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы у меня были сестра и брат. Нет у меня дедушки, который дернул бы за ухо, и нет младшего брата, которого бы я шлепнул. Отец заменяет мне всех.
Настроение Ибрагима улучшалось. «Смотри, много обо мне успела рассказать ему Шарифат». Удивляла и радовала откровенность Хаджимурада. «Он догадывался, что я люблю Шарифат, должен был ко мне плохо относиться, а он как с другом! Может быть, хочет у меня что-то выведать или узнать мои слабости? Если он держит камень за пазухой, почему так открыто смотрит на меня?»
Хаджимурад рассказал Ибрагиму о памятнике, который собирается поставить умершей матери, и тогда все сомнения Ибрагима рассеялись. «Потому и Шарифат его любит, что он такой откровенный», — решил Ибрагим наконец. Он сам понемногу начинал любить Хаджимурада, радовался его мечтам, уверился в его мастерстве.
Хаджимурад показал Ибрагиму несколько набросков для памятника. Повел посмотреть камень, который выбрал.
— Я бы давно начал работу, да не знаю, как переправить камень в аул, — сказал Хаджимурад. — Нужный мне камень лежит на том берегу реки, прямо у обрыва. Видишь?
— Ты не знаешь, как переправить в аул этот кусок скалы? Наши предки собственными руками мельничные жернова перетаскивали! А теперь к услугам человека арбы, машины, даже если нужно — вертолеты!
— Ни арба, ни машина сюда не пройдут, Ибрагим!
— Мы с тобой, да еще два твоих друга — вот и дотащим!
— Дело рискованное! Камень большой, тяжелый. Неверный шаг, — а внизу стремительный поток. Если бы не эта река, каким коротким был бы путь между нашими аулами!
Ибрагим посмотрел на другой берег. Там — почти отвесная скала, а под ней бешеная река билась о камни.
— Сегодня она особенно буйная, — продолжал Хаджимурад. — Это от дождей, выпавших в горах. Она на своем пути вбирает ручейки и речонки. Смотри! Волны догоняют друг друга, прыгают через валуны, как кони на скачках! Сколько бы раз соседние аулы ни строили общими силами мост через реку, все напрасно. К капризному характеру гордой красавицы трудно приноровиться! День она течет довольно мирно под мостом и вдруг, разозлившись, срывает с себя каменный пояс, часть оставляет на дне, часть уносит с собой.
Ибрагим, стоя на берегу несдающейся речки, бросил взгляд вверх по течению. Она водопадом прыгала вниз в ущелье из огромной рассеченной надвое скалы. Гигантский столб пены стоял над потоком. Капли разлетались в стороны, чтобы снова соединиться, притягиваясь друг К другу, как ртуть. И имя «река» будто было потеряно могучей стихией, когда она превращалась в «водопад» между могучими скалами, а потом снова возвращалось к ней здесь, в ущелье.
Тут она рассылает свою воду по руслам, приготовленным садовниками, чтобы деревья не страдали от жажды. Сюда с гор знойным полднем спускаются отары овец. Река течет спокойная и благостная, несущая добро и людям, и растениям, и животным. Но стоит ей снова разозлиться, и все летит прахом! Она будто стремится, чтобы все забыли о ее добрых делах. Как разбойник, она подкрадывается сзади, опрокидывает женщин, стирающих на берегу белье, выхватывает у них из рук драгоценные ковры и ткани, уносит с собою. Вырывает деревья с корнем, смывает со скал плодородный слой земли. Она… Но как бы ни злилась река, все знают — вода несет с собою жизнь. Никто не мог бы представить себе этого ущелья без неумолчного, неустанного гула, все заглушающего летом и еле слышного под слоем льда зимою.
— Убрать отсюда эту реку, и долина будет зиять пустотой, как выколотый глаз, — Ибрагим окинул взглядом окрестности.
Хаджимурад, стоя рядом с ним, думал о своем. «Как река, мчится вперед жизнь. Но не так слепо! У каждого из нас свои мечты и планы, каждый по-своему представляет будущее. И каждый видит в этом будущем стоящую рядом свою Шарифат. Даже если ее зовут по-иному».
Ибрагим тоже вспомнил о Шарифат, хотя ни тот, ни другой не произносили ее имени. Как
