Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева
Там, в роднике, качнулась, разбилась и исчезла с лица зари побледневшая утренняя звезда. И вместо нее на меня глянула большеглазая круглолицая девчонка с множеством рассыпанных по плечам косичек. Я показываю ей язык, она не робеет, отвечает тем же.
Мне всего семь лет. Я еще не знаю, где у меня расположено сердце. Но что-то щемит в груди. Не хочется брать в руки кувшин и возвращаться в аул. Запрокинув голову, я слежу за первыми солнечными лучами и вижу, как золото разливается сперва по горным вершинам, а потом спускается все ниже и ниже.
Дрогнула тишина, и снова птицы захлебываются своим пением. Встрепенулись от легкого ветерка чашечки цветов и зеленые язычки трав. В мои глаза падает солнечный луч. Прикладываю руку козырьком ко лбу и смотрю вдаль.
Небо становится все сине́е, словно подымается выше и выше. Что-то легкое и невидимое дрожит между ним и землей. Я бегу, сбивая росу; подол моего платья намок и становится все тяжелее. Мои легкие туфли из козьей кожи — мачуял — скользят, я снимаю их и бросаю в сторону родника. Куда я бегу, не знаю и сама. Но бегу быстро, словно там, в вышине, ждут и я опаздываю.
Но вдруг останавливаюсь, зачарованная. Передо мною густой куст синих колокольчиков. Твердый большой стебель весь усыпан цветами. И в каждом — чистая прозрачная росинка; сорвешь, и она падает на ладонь. Колокольчики наклоняются ко мне, опускают головки все ниже и касаются моих коленей. Они словно тихо напевают мою любимую песню, и что-то теплое и родное вливается в душу. Я хочу уйти, делаю шаг в сторону. Колокольчики трепещут, влага сыплется дождинками из голубых бокалов, словно они плачут: дзинь, дзинь… И тут утро июльского дня волшебно превращается в этот таинственный звук. Деревья и горы, травы и родники, ручейки и я сама — все наполняется этим «дзинь, дзинь…».
Когда я возвращаюсь домой, мне кажется, что хохолок кувшина тоже звенит сегодня звоном колокольчиков. Ночью мне снится удивительный, чудесный сон: будто я кружусь по синему колокольчикову полю, порхаю с одного цветка на другой как бабочка и качаюсь в чашечках точно на качелях.
А утром крики петухов сливаются со вчерашним звоном. Мне хочется кому-нибудь рассказать о том, что я слышала, но не знаю, как рассказать… Так и несу в своем сердце эту тайну синих цветов, Я испытываю странное волнение: то смеюсь, то плачу, и не подозреваю, что колокольчики своим звоном разбудили мою душу.
Аул одет в траур, не слышны песни, больше не играют свадеб, не строят домов, не рождаются дети. Мужчины ушли на войну, в ауле остались одни женщины. Мы, школьники, ходим по домам фронтовиков и пишем письма на фронт под диктовку. Я пишу такие письма для соседки Субайбат, у нее четверо сыновей на войне. «Положим, доченька, в конверт несколько лепестков, пусть мои сыночки хоть на миг вдохнут аромат родной земли!» — говорит она однажды. И я сразу вспоминаю о моих колокольчиках… Бегу и рву те, что растут под окном нашего дома. В каждое письмо Субайбат кладет по колокольчику, и чем больше цветов я срываю с куста, тем он сильнее разрастается.
Субайбат перестала получать письма сначала от старшего сына, потом от среднего. И ее письма не доходили до адресатов. А потом пришло извещение о гибели двух младших. Но она продолжает диктовать мне письма. Пишем мы их теперь очень много, и каждый треугольник уносит с собой то свежие, то подсушенные синие колокольчики — весточку с родной земли. На конвертах я старательно вывожу: «На фронт, бойцу-дагестанцу».
И вот настает долгожданный, дорого доставшийся всем день — Девятое мая. В аул поодиночке возвращаются усталые, искалеченные солдаты. Каждый день женщины толпой идут на дорогу и смотрят, не поднимется ли пыль на шоссе, не остановится ли на дороге грузовик, не выйдет ли из него мужчина в военной форме. И я часами стою вместе с ними. В руках держу букет синих колокольчиков и тем, кто возвращается домой с фронта, дарю их как самое драгоценное. И когда я протягиваю букетик, мне кажется, что из него сыплется нежный звон.
А в сумерки колокольчики становятся темно-синими, печальными и задумчивыми, и я прихожу сюда с самым заветным, прихожу открыть им свою тайну. У моего любимого глаза голубые, голубее неба, а когда я вижу его, мое сердце трепещет и горит… Я говорю с цветами и в ответ слышу нежный звон. Их чашечки сумели сберечь до сумерек утреннюю росу: теперь колокольчики плачут. Плачу и я вместе с ними, мои слезы капают на землю.
В то время мне уже дарили цветы, но никто из даривших не угадал мои любимые. Получала ли я пышные розы, горящие пламенем тюльпаны или высокомерные гладиолусы — я невольно думала о колокольчиках, чьи синие чашечки всегда полны росою. И вот однажды в горах, когда под дикой скалой я любовалась горящим дымом водопада, несущегося с высоты, меня окликнул незнакомый парень:
— Хотите этот цветок?
Я не успела разглядеть юношу как следует, а он уже стал карабкаться по скале.
— Не надо, прошу вас, не надо! — в страхе закричала я и закрыла глаза.
Но он уже не слышит меня, он поднимается все выше и выше, обнявшись со скалой, на которой почти не за что ухватиться. У меня кружится голова даже оттого, что слежу за ним. Парень, как черная птица, теряется в высоте.
Я ничего не вижу. Бушует водопад, ветер разносит на миллиардные капельки его стремительный поток, и солнечные лучи, отражаясь в каждой капле, на мгновение укрывают парня сверкающим золотом. И когда это мгновение проходит, я вижу, как он спускается. Одна рука вытянута в сторону — другой он цепляется за скалу. Я бегу ему навстречу.
— Зачем вы… — и тут замираю на полуслове.
Парень держит в руках большой букет синих влажных колокольчиков.
— Это вам. — На смуглой руке с длинными узловатыми пальцами, в которой он держит цветы, капельки крови.
— Что это? — пугаюсь я.
— Не поддавался стебель. Это ничего… Возьмите…
Его глаза светятся, голубеют еще сильнее от отразившихся в них как в зеркале колокольчиков. Он охвачен порывом вдохновения. Я слышу зов его сердца, слышу нежный знакомый звон… Качнулось в небе солнце, сильнее зашумел водопад. Земля уходит из-под ног, я хочу лететь, но остаюсь на месте, как птица с подрезанными крыльями. Беру в руки синие цветы с капельками