Федор Панфёров - Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
— Как он развернулся. Смотри, что ни выступление, так новой стороной поворачивается к народу, — задумчиво произнес Григорий Григорьевич. — И народ доволен тем, что он стоит теперь у руководства.
— Да. Народу нужна даровитая личность, нужен руководитель, который живет думами, помыслами, устремлениями народа и вовремя осмысливает, разумно освещает путь, по которому идет народ. Я заметил, с каким вниманием и поощрением он выслушивал каждого оратора. Одних с теплой улыбкой, других внимательно-строго, третьим сам готов был аплодировать, особенно людям с мест, непосредственным руководителям колхозов. Меня, например, раздражало выступление представителя Министерства финансов, и я уже готов был репликой оборвать его, а докладчик…
Григорий Григорьевич перебил:
— Тот «лев» привык собирать рубли, но не добывать их. Все последние реформы нарушают его привычную систему. А ныне Центральный Комитет все перевернул и сказал — рубль надо добывать с учетом закона стоимости, закона спроса и предложения. Этого особенно потребует только что принятое нами решение о передаче тракторного парка колхозам. Докладчик, ораторы, в том числе и ты, затронули в своих выступлениях и еще ряд важнейших вопросов: о денежной оплате труда, о единой закупочной цене, о гармоническом сочетании промышленности, сельского хозяйства и науки, о внутреннем и внешнем рынке.
— Хорошо то, что на Пленуме, в связи с подъемом народных масс, было единодушие, а не только единогласие: многие выступали и с возражениями по деталям доклада… а это, я считаю, хорошо.
— Люди стали глубоко думать, смело выступать — вот что радует.
Так, раздумчиво беседуя, они покинули Москву, и вот уже машина несется по извилистой асфальтированной дороге Подмосковья, обрамленной по сторонам густой, до черноты, стеной леса. Справа завиднелся высокий дощатый забор. Сейчас, при освещении фар, он кажется густо-серым. И длинный-длинный.
— Что это? Заповедник? — спросил, любопытствуя, Аким Морев.
— Моя дача, — почему-то смеясь, ответил Григорий Григорьевич. — Пятнадцать гектаров.
— Куда это тебе столько?
— Менжинский… помнишь?.. талантливый чекист… больной тут жил. Ему нужна была тишина, и врачи, спасая его, посоветовали выгородить такой большой участок. А я, признаться, боюсь.
— Чего?
— Привык от забора видеть другой забор, а тут и за неделю участок не обойдешь.
— Отгородился бы.
— Не разрешают: парк превращен в заповедник. Прошу, чтобы мне предоставили другую дачу. Утром голубей тебе покажу. Эх, и голуби у меня!
— Гоняешь?
— А как же!
— Гошка остался Гошкой?
— От него не уйдешь.
8Дача по сравнению с парком оказалась совсем небольшой и внешне даже невзрачной: одноэтажная, окруженная могучими соснами и елями, она выглядела приплюснутой.
У главного входа, на крыльце, их встретила Нина, жена Григория Григорьевича, все такая же, как и в те далекие годы: небольшого роста, подобранная, вроде точеная. И рядом с нею — сын, гораздо выше ее ростом, широкоплечий (из него вполне можно выкроить две мамаши). Дочки обе в мать.
— Гоша! Гоша! — приветствуя мужа, проговорила Нина и протянула руки навстречу ему. И тут же, как хозяйка, чуточку смущенно: — А с тобой еще кто-то?
— Иностранец. Понимаешь? И по-русски не говорит, — подмигивая, прошептал Григорий Григорьевич.
— Что же ты привез его без переводчика: будет сидеть за столом, как сова днем, — и растерянно воскликнула, когда Аким Морев вышел из машины и направился к Нине, широко, безудержно улыбаясь: — Этот… иностранец? — Затем от всего сердца: — Аким! Акимушка! — и вся расцвела, помолодела, став той юной женщиной, какой когда-то он знал ее и, чего греха таить, некоторое время был влюблен, хотя сердце его было переполнено чувством к Ольге, будущей жене. Как и она, он тоже протянул Нине обе руки. Дети и Григорий Григорьевич окружили их.
— Опять единая семья, только на тройку больше, — полушутя, но с грустинкой проговорил Григорий Григорьевич, понимая, что отсутствие Ольги, закадычной подруги Нины, в эту минуту особенно сильно ранит его друга.
И оно, действительно, ранило Акима Морева. Вот Гошка уже не Гошка и он, Аким Морев, уже не Акимка. Но он одинок, а у Гошки есть самое дорогое в жизни — Нина и сам-три: две дочки и сын.
— Хорошее, завидное гнездо, Нина, — сказал он и, переборов душевную боль, снова заулыбался неудержимо, как говорят, до ушей.
— Пошли. Пошли. Корми, Нинок. А то мы после Пленума духом воспарены, но и есть хотим. Накинемся, ребята, на еду, как голодные голуби! — задорно прокричал Григорий Григорьевич и, одной рукой обняв дочек, другой — сына, пошел в дачу…
За столом они ели мало, как ни потчевала их Нина, хотя она и сама часто забывалась, увлеченная их беседой. Только дети быстренько поели и, каждый поцеловав и поблагодарив мать и отца, отправились на покой.
— Мы по требованию ЦК, народа, разума превращаем Госплан в живую, творческую организацию, в такую, о какой думал и мечтал Владимир Ильич Ленин. «Госплан — это душа и разум всей страны, а не бюрократическая контора», — так недавно сказал нам наш секретарь ЦК. Сложное и трудное это дело — огромнейшую организацию превратить в живую, отражающую доподлинные требования народа и всю деятельность партии, учитывая то, что диктуется экономическими законами… Вот ты строишь Приволжский гидроузел и в душе гордишься тем, что разольется Приволжское море, как разлилось Куйбышевское, как разливается Сталинградское, Горьковское. Красота! А учел, во сколько обойдется народу эта твоя красота? А подумал, и вообще думают у нас так, как положено советскому народному радетелю: нельзя ли подешевле? Ты вырубаешь по берегам Волги, по рекам леса на огромнейшем расстоянии, заливаешь навечно великолепные пойменные луга, переселяешь сотни сел и городов… и гордишься — вот каков наш гидроузел! А ведь можно ту же электроэнергию, какую будет добывать ваш гидроузел, добывать с гораздо меньшей затратой сил и средств.
— Это как же, Гоша? — спросила Нина, полагая, что ее Гоша в своей фантазии слишком высоко взвился.
Аким Морев задумчиво молчал, считая, что все «новички, энергичные и думающие люди порою завираются, особенно за столом».
А Григорий Григорьевич еще решительнее и даже с сердцем продолжал:
— Создали искусственные моря и кичимся — вот мы какие! Но ведь по таким морям наш речной флот не может плавать. Его надо сверху донизу перестраивать. А это опять миллиарды. Когда утверждался план строительства гидроузла, то оказалось: Госплан об этих — на флот — миллиардах не думал. А ведь все можно строить и дешевле, и разумней. Строить отводные каналы и на них гидроузлы. Тогда не потребуется вырубать столько леса, заливать столько пойменных лугов, полей, переселять столько деревень и сел, перестраивать речной флот.
Аким Морев недружелюбно, даже гневно посмотрел в глаза собеседника; показалось, что тот преднамеренно гасит красоту и гордость страны — будущее Приволжское искусственное море.
— Что же? По-твоему, не надо было строить. Зря все это? Что же ты на Пленуме промолчал?
— Э! Нет. Это ты сам — зря. Строить надо было, и непременно, но со строжайшим соблюдением закона стоимости.
— Ты забываешь, что гидроузлы на Волге, кроме электроэнергии, без которой ныне промышленность задохнулась бы, наносят еще удар и по суховею… морями своими. В прошлом только году суховей в Поволжье сожрал сотни миллионов пудов хлеба. Или это тебя не касается? — грубовато возразил Аким Морев и отодвинулся от стола.
— Все меня касается, как и всех нас. Речь идет о другом: не положено нам отставать от передовой технической мысли.
— Но причем же тут наши гидроузлы? Разве они не результат передовой технической мысли?
Григорий Григорьевич передохнул и снова:
— Вот чуешь, как нам трудно отказаться от старых методов строительства? Иных из нас даже оскорбляет, когда им говорят: «Дорого. Дешевле можно было бы построить». Думать надо. Двигаться вперед надо.
— Путем осуждения всего построенного?
— У нас огромная страна. Наши ученые, геологи, за последние годы особенно, открыли неисчерпаемые богатства недр. Мы уже ныне в Поволжье добываем нефти в три раза больше, нежели добывает мудрый старик Баку… и только-только притронулись к запасам Сталинградской, Приволжской, Астраханской областей. Геологи открыли колоссальные залежи руды — под Курском, в Сибири. Открыты огромные россыпи алмазов. Нам лет на пятьдесят хватит осваивать дары природы. И мы осваиваем — построили могучую индустрию и продолжаем строить. Создали великолепную форму сельского хозяйства и ныне решительно укрепляем, развиваем ее. Создание гармонического хозяйства, то есть единство индустрии и колхозного сектора, — все это и есть путь в коммунизм. Реальный путь. Но ведь по этому неизбежному и довольно сложному пути надо шагать разумно, учитывая все требования экономических законов, и в первую очередь надо беречь народную копеечку, то есть народный труд. — Григорий Григорьевич спохватился: — Ну, алкоголики… давайте выпьем по рюмке коньяку. А то выдохнется.
