Л. Пантелеев - Том 1. Ленька Пантелеев
Белочка говорит:
— Она под диваном находится.
— А что она там делает — под диваном?
— Она там сохнет у нас.
Вытащила мама из-под дивана скатерть и опять на табуретку села.
— Господи! — говорит. — Боже ты мой! Такая миленькая скатерть была! И вы посмотрите, во что она превратилась. Ведь это же не скатерть, а половая тряпка какая-то.
Девочки еще громче заплакали, а мама говорит:
— Да, милые мои доченьки, наделали вы мне хлопот. Я устала, думала отдохнуть, — я только в будущую субботу собиралась большую стирку делать, а придется, как видно, сейчас этим делом заняться. А ну, прачки-неудачки, снимайте платья!
Девочки испугались. Говорят:
— Зачем?
— Зачем? А затем, что в чистых платьях белье не стирают, полов не моют и вообще не работают. Надевайте свои халатики и — живо за мной на кухню…
Пока девочки переодевались, мама успела на кухне зажечь газ и поставила на плиту три больших кастрюли: в одной — вода, чтобы пол мыть, во второй — белье кипятить, а в третьей, отдельно, — скатерть.
Девочки говорят:
— А почему ты ее отдельно поставила? Она ведь не виновата, что запачкалась.
Мама говорит:
— Да, она, конечно, не виновата, но все-таки придется ее в одиночку стирать. А то у нас все белье синее станет. И вообще я думаю, что эту скатерть уже не отстираешь. Придется, наверно, выкрасить ее в синий цвет.
Девочки говорят:
— Ой, как красиво будет!
— Нет, — говорит мама, — я думаю, что это не очень красиво будет. Если бы это было действительно красиво, то, наверно, люди каждый бы день кляксы на скатерти ставили.
Потом говорит:
— Ну, хватит болтать, берите каждая по тряпке и идемте пол мыть.
Девочки говорят:
— По-настоящему?
Мама говорит:
— А вы что думали? По-игрушечному вы уже вымыли, теперь давайте по-настоящему.
И вот девочки стали по-настоящему пол мыть.
Мама дала им каждой по уголку и говорит:
— Смотрите, как я мою, и вы тоже так мойте. Где вымыли, там по чистому не ходите… Луж на полу не оставляйте, а вытирайте досуха. А ну, раз-два — начали!..
Засучила мама рукава, подоткнула подол и пошла пахать мокрой тряпкой. Да так ловко, так быстро, что девочки за ней еле успевают. И конечно, у них так хорошо не выходит, как у мамы. Но все-таки они стараются. Белочка даже на коленки встала, чтобы удобнее было.
Мама ей говорит:
— Белочка, ты бы еще на живот легла. Если ты будешь так пачкаться, то нам придется потом и тебя в корыте стирать.
Потом говорит:
— А ну, сбегай, пожалуйста, на кухню, посмотри, не кипит ли вода в бельевом баке.
Белочка говорит:
— А как же узнать, кипит она или не кипит?
Мама говорит:
— Если булькает — значит, кипит; если не булькает — значит, не вскипела еще.
Белочка на кухню сбегала, прибегает:
— Мамочка, булькает, булькает!
Мама говорит:
— Не мамочка булькает, а вода, наверно, булькает?
Тут мама из комнаты за чем-то вышла, Белочка Тамарочке и говорит:
— Знаешь? А я апельсины видела!
Тамарочка говорит:
— Где?
— В сетке, в которой мясо висит. Знаешь, сколько? Целых три.
Тамарочка говорит:
— Да. Будут нам теперь апельсины. Дожидайся.
Тут мама приходит и говорит:
— А ну, поломойки, забирайте ведра и тряпки — идем на кухню белье стирать.
Девочки говорят:
— По-настоящему?
Мама говорит:
— Теперь вы все будете делать по-настоящему.
И девочки, вместе с мамой, по-настоящему стирали белье. Потом они его по-настоящему полоскали. По-настоящему выжимали. И по-настоящему вешали его на чердаке на веревках сушиться.
А когда они кончили работать и вернулись домой, мама накормила их обедом. И никогда еще в жизни они с таким удовольствием не ели, как в этот день. И суп ели, и кашу, и черный хлеб, посыпанный солью.
А когда они отобедали, мама принесла из кухни сетку и сказала:
— Ну, а теперь вы, пожалуй, можете получить каждая по апельсину.
Девочки говорят:
— А кому третий?
Мама говорит:
— Ах вот как? Вы уже знаете, что и третий есть?
Девочки говорят:
— А третий, мамочка, знаешь кому? Третий — самый большой — тебе.
— Нет, доченьки, — сказала мама. — Спасибо. Мне хватит, пожалуй, и самого маленького. Ведь все-таки вы сегодня в два раза больше, чем я, работали. Не правда ли? И пол два раза мыли. И скатерть два раза стирали…
Белочка говорит:
— Зато чернила только один раз пролили.
Мама говорит:
— Ну, знаешь, если бы вы два раза чернила пролили, — я бы вас так наказала…
Белочка говорит:
— Да, а ведь ты же не наказала все-таки?
Мама говорит:
— Погодите, может быть, еще и накажу все-таки.
Но девочки видят: нет, уж теперь не накажет, если раньше не наказала.
Обняли они свою маму, крепко расцеловали ее, а потом подумали и выбрали ей — хоть не самый большой, а все-таки самый лучший апельсин.
И правильно сделали.
1938–1947
Рассказы, стихи, сказки
Веселый трамвай
Тащи сюда стулья,Неси табуретку,Найди колокольчик,Тесемку давай!..Сегодня нас трое,Давайте устроимСовсем настоящий,Звенящий,Гремящий,Совсем настоящийМосковскийТрамвай.
Я буду — кондуктор,Он будет — вожатый,А ты — безбилетный покаПассажир.Поставь свою ножкуНа эту подножку,Взойди на площадкуИ так мне скажи:
— Товарищ кондуктор,Я еду по делу,По срочному делуВ Верховный Совет.Возьмите монетуИ дайте за этоМне самый хорошийТрамвайныйБилет.Я дам вам бумажку,И вы мне — бумажку,Я дерну тесемку,Скажу:— Поезжай!..
Вожатый педалиНажмет у рояля,И медленноТро — нетсяНаш настоящий,Как солнце блестящий,Как буря гремящий,Совсем настоящийМосковскийТрамвай.
1939
Две лягушки
СказкаЖили-были две лягушки. Были они подруги и жили в одной канаве. Но только одна из них была настоящая лесная лягушка — храбрая, сильная веселая, а другая была ни то ни се: трусиха была, лентяйка, соня. Про нее даже говорили, будто она не в лесу, а где-то в городском парке родилась.
Но все-таки они жили вместе, эти лягушки.
И вот однажды ночью пошли они погулять.
Идут себе по лесной дороге и вдруг видят — стоит дом. А около дома погреб. И из этого погреба очень вкусно пахнет: плесенью пахнет, сыростью, мохом, грибами. А это как раз то самое, что лягушки любят.
Вот забрались они поскорей в погреб, стали там бегать и прыгать. Прыгали, прыгали и нечаянно свалились в горшок со сметаной.
И стали тонуть.
А тонуть им, конечно, не хочется.
Тогда они стали барахтаться, стали плавать. Но у этого глиняного горшка были очень высокие скользкие стенки. И лягушкам оттуда никак не выбраться.
Та лягушка, что была лентяйкой, поплавала немножко, побултыхалась и думает:
«Все равно мне отсюда не вылезти. Что ж я буду напрасно барахтаться. Только нервы даром трепать. Уж лучше я сразу утону».
Подумала она так, перестала барахтаться — и утонула.
А вторая лягушка — та была не такая. Та думает:
«Нет, братцы, утонуть я всегда успею. Это от меня не уйдет. А лучше я еще побарахтаюсь, еще поплаваю. Кто его знает, может быть, у меня что-нибудь и выйдет».
Но только — нет, ничего не выходит. Как ни плавай — далеко не уплывешь. Горшок узенький, стенки скользкие, — не вылезти лягушке из сметаны.
Но все-таки она не сдается, не унывает.
«Ничего, — думает, — пока силы есть, буду барахтаться. Я ведь еще живая — значит, надо жить. А там — что будет».
И вот — из последних сил борется наша храбрая лягушка со своей лягушачьей смертью. Уж вот она и сознание стала терять. Уж вот захлебнулась. Уж вот ее ко дну тянет. А она и тут не сдается. Знай себе лапками работает. Дрыгает лапками и думает:
«Нет. Не сдамся. Шалишь, лягушачья смерть…»
И вдруг — что такое? Вдруг чувствует наша лягушка, что под ногами у нее уже не сметана, а что-то твердое, что-то такое крепкое, надежное, вроде земли. Удивилась лягушка, посмотрела и видит: никакой сметаны в горшке уже нет, а стоит она на комке масла.
«Что такое? — думает лягушка. — Откуда здесь взялось масло?»
Удивилась она, а потом догадалась: ведь это она сама лапками своими из жидкой сметаны твердое масло сбила.
