Зажгите костры в океане - Олег Михайлович Куваев
Самолет все-таки пришел. Он пришел ночью, но мы не удивились: от сумасшедших полярных летчиков можно было ждать и не такого. Мы услышали гул мотора, и Ленька кинулся встречать курьера.
На этот раз прилетел незнакомый. Не снимая куртки, он сел к столу и стал заботливо протирать очки, вынутые из кармана.
— Чайку? — спросил Семен Иванович. Курьер, ничего не ответив, протирал свои очки. Покрасневшее от холода лицо его ничего не выражало.
Мы выполнили все формальности. Курьер старательно запер портфель и, не выпуская его из рук, стал искать шапку.
— Чудак какой-то, — сказал Ленька, когда дверь закрылась. — Наверное, новенький.
Мы вскрыли пакет. Там находилось все, что надо. Аккуратно сколотые канцелярской скрепкой бумажки лежали на столе. От них веяло чистым холодком служебного долга. Ветер все так же выл-посвистывал на улице. С низким ревом прямо над избушкой прошел взлетевший самолет. Значит, полярные летчики решили не оставаться на ночевку.
— Может, не новенький, а просто служба, — сказал Семен Иванович. — Ты вот здесь свой сейчас, а пришли бумаги — и ты уже чужой. Ты в других местах теперь свой.
На улице заскрипели шаги. Я быстро собрал пакет и спрятал его в обычную подматрацную папку. Пришел Старков.
— Угощаю, — сказал он и вынул из кармана запотевшую бутылку водки.
— Летчики подкинули? — с завистью спросил Ленька.
— Свои кореша. Полярные, — утверждающе сказал Старков.
Семен Иванович принес кусок сала, присланный ему месяц назад какой-то подозрительно заботливой родственницей.
Мы отошли от стола, чтобы не мешать ему.
— Как дела, болящий? — спросил Старков.
— Ничего дела.
— Догадываюсь, — хитро усмехнулся он. — Уедешь, я тоже заболею. Теперь дорожка проторена.
— Это ты о чем? — тихо спросил я.
— Да о больнице, конечно. Стоит пустая, вроде неудобно быть первым пациентом. — Он смотрел на меня широко, по-дружески улыбаясь. Потом сказал: — Вот, чудак, я же о больнице говорю.
Вскоре Старков ушел. Мы еще посидели около стола. Ветер стал вроде бы стихать. Он дул монотонными усталыми порывами, но все-таки стекло в окне подрагивало и странно было видеть спокойный язычок керосиновой лампы, когда на улице такой ветер.
— Когда с острова двинем? — спросил Ленька.
— Скоро.
Ночью мне не спалось. Я почти чувствовал телом твердый квадрат конверта под матрацем. В голову лезли разные заботы. Как управиться с грузом, как организовать транспорт на новом месте. И то невнятное ощущение болезни, которое томило меня все эти дни, как-то незаметно уходило, уходило и вдруг пропало совсем. Не знаю, может ли на самом деле больной человек вот так лежать на кровати и вдруг без всякого повода почувствовать себя здоровым? Видимо, это было незначительное воспаление легких…
На другой день мы с утра начали возиться с аппаратурой. Надо было сделать новую калибровку после окончания работ на острове и вообще очень много разных мелочей.
Мы все были здорово заняты, и поэтому ребята не стали оставлять нас вдвоем, как делали они все эти дни.
— А я уже выздоровел, доктор, — сказал я ей.
— Я вижу, — сказала она.
Мы еще немного поговорили. Потом она незаметно ушла, вспомнив о каком-то нужном деле.
Это был последний день апреля.
Первого мая с утра дула поземка. Потом стало тихо и солнечно. Мы вымыли пол, немного поскребли бороды и начали слоняться по комнате.
— А не пригласить ли нам женщину на праздничный обед, начальник? — сказал Ленька.
— Сходи. Конечно, сходи.
Ленька вернулся очень быстро.
— Уехала, — удивленно сказал он.
— На чем?
— На собаках.
Все было ясно. Когда кому-либо срочно требовалось в колхозный поселок, то шли пешком на участок к охотникам, и те уже везли человека на собаках. Я сказал «пешком», потому что здешний снег весной по твердости мало уступает асфальту. Таким его делают январские ветры.
— Боевитый врачонок, — сказал Семен Иванович.
И Ленька и он быстро обо всем забыли. У них было хорошее настроение, оттого что сегодня праздник, все вместе, все здоровы и впереди другие края.
— Так когда же с острова двинем, начальник? — с хитрой миной спросил Ленька.
— Дней через пять.
— И не вернемся?
— Разве мы когда-либо возвращались?
— Все время вперед без оглядки, — сказал Семен Иванович.
— Только так, — согласился Ленька. Было очень заметно, что ему не терпится отметить праздник.
Мы отметили. Потом стали составлять радиограммы. Их можно было послать через аэродромную рацию до ближайшей почты, а там уж куда угодно.
Радиограммы были обычные. «Поздравляем. Работа в порядке. Надеюсь встречу. Только когда и где».
Мы знали, что и нам сейчас пишут примерно то же самое.
Я вспомнил, что еще в больнице решил написать письмо той девчонке из Ставрополя.
— Рискнуть? — спросил я у Леньки. Мы давно уже забыли, что такое личные секреты.
— Конечно, чудак, — сказал он. — Ничего не теряешь.
— Бумаги много, — сказал Семен Иванович.
Так и прошел для нас этот день. Солнечный, тихий день на острове. Я все думал, что при таком солнце на нарте не очень холодно даже в городском пальтишке. Только вот варежки-черепашки не совсем то, что надо. Всегда первыми мерзнут руки. Но пятьдесят километров не так уж много, думал я. Хорошие собаки по весеннему насту пробегут их, пожалуй, часа за четыре.
Где-то возле Гринвича
Рассказ
Летняя арктическая навигация — время радиограмм. Два года назад среди многих тысяч смешных, отчаянных, деловых и пустяковых, служебных и личных ушли пять следующих:
«Ленинград штабу арктической навигации:
Лихтеры „Алтай“ „Умань“ шедшие Владивостока наткнулись конце маршрута крупное ледяное поле протяжением север тчк Попытке обогнуть юга сели мель поблизости друг друга тчк Неожиданным штормом севера выброшены берег жертв нет груз цел частично».
«Медвежий штабу проводки восточного сектора:
Почему прозевали поле».
«Ленинград штабу арктической навигации:
Катастрофа произошла середине трехсоткилометрового участка между известными вам станциями наблюдения тчк Ледовая разведка погоды бездействовала».
«Ленинград штабу арктической навигации:
Комиссия расследования причин катастрофы предлагает организацию сезонной станции наблюдения тчк наиболее удобным местом считаем малый остров вблизи указанных координат тчк состав поста достаточно три человека».
«Медвежий штабу проводки восточного сектора:
Организуйте пост».
Радисту первого класса Гошке Виденко оставалось до отпуска ровно два месяца. Он жил на очень хорошей полярке, где каждой имел отдельную комнату и был полный штат сотрудников, включая повара и второго радиста.
В конце марта на станцию прогромыхал приземистый, закиданный снежной пылью
