Владимир Хазанский - Спросите у берез…
— А где он, этот Сорокин? Откуда он мог взять оружие? Кто разрешил крестьянам иметь его? Есть ли еще у кого оружие? — быстро спрашивал эсэсовец. Узкоплечий едва успевал переводить.
— Не знаю, господин офицер. Может у кого из полицейских украл. У наших крестьян нет оружия. Могу поручиться.
Немец испытующе посмотрел на старосту, прошелся по комнате. Подойдя к окну, сказал, глядя вверх:
— Сорокина — найти. Скажите, что ему ничего не угрожает. Пускай только скажет, где взял оружие.
Он немного постоял у окна, не торопясь натянул черные кожаные перчатки и повернулся к старосте, очевидно, намереваясь что-то ему еще сказать, но тут же резко отвернулся и пошел к выходу.
Следом за ним вышли остальные. Задержался только переводчик.
— Ваше положение незавидное, — сказал он тихо, не совсем четко выговаривая русские слова. — Сейчас пронесло, но…
«Чего он пугает?» — насторожился Прошко.
— Конечно, всякие могут быть случаи, — продолжал узкоплечий, — но нельзя же раздражать немцев без конца.
— Я вас н-не понимаю… — вопросительно глянул на переводчика Борис Борисович.
— Надо быть осторожным. Есть любители доносить всякую ерунду. Имеются такие и у вас, в Прошках.
Он глянул в окно. Увидел, что немцы рассаживаются по саням, и поспешил на улицу. Вышел за ним и староста.
«Что он за человек? — думал Борис Борисович о переводчике. — Хотел предупредить?.. Неужели есть доносчик и в Прошках? А не сам ли это Сорокин сообщил? Может быть, поэтому он и не боится грабить людей и убивать?.. Знает же он, что за хранение оружия — расстрел».
Но Сорокин в деревне не появлялся. Несмотря на переданное ему обещание немецкого офицера не наказывать его, продолжал скитаться по лесам, прятался от всех — своих и чужих. За много дней бездомной, беспорядочной жизни он оброс, одичал, сторонился жилья и больших дорог.
Некоторые его жалели. Зря погибает парень. Но многие не могли простить: грабить и убивать своих? Как он смог?
Несколько раз в Прошки приезжал бургомистр. Подробно расспрашивал о Сорокине, требовал его разыскать. И вот как-то вечером, после очередного вояжа пана Гудковского, Мишка сказал Аниське:
— Подежурь, коза, возле Васиного дома. Очень нужно.
— Угу, — согласилась Аниська.
Она видела, что Мишка чем-то расстроен. Это заметили и товарищи, которые собрались по вызову Василия. Он сел в стороне от остальных, опустил голову.
— Сегодня у нас не собрание, — сказал Василий, когда все расселись. — Думаю, что Михаил вас об этом известил. Сегодня у нас суд над человеком, который нарушил законы нашего государства — поднял руку на жизнь своего соотечественника.
— А имеем ли мы право судить? — спросил Петр.
— А как же? — Василий посмотрел на Григория.
Тот молча кивнул ему.
Этот кивок придал Василию смелости, помог ему найти нужные слова.
— Да, право судить имеют специальные органы. Но у нас тут по причине войны нет ни прокуратуры, ни суда, ни милиции. Однако Советская власть существует, и мы, как ее представители, должны взять это на себя.
Григорий улыбнулся. Ему понравилось объяснение председательствующего. Выждав секунду, Василий спросил:
— Понятно?
— Понятно, — ответил Петр, — только надо было, чтобы на суде присутствовал и обвиняемый.
— А ты иди и пригласи его! — задорно предложил Василий. — Могу, товарищи, пояснить: мы хотели привести сюда Сорокина. Мишка пробовал даже вступить с ним в переговоры. Но тот грозил убить всякого, кто только тронет его. Так что будем судить заочно.
Многие задумались, тяжело вздохнули. Воцарилась напряженная тишина. Впервые в жизни они выступали в такой непривычной роли. И та мера ответственности, которая ложилась на каждого из них, не позволяла ошибаться, поступать необдуманно.
— Как же это получается? — нарушив молчание, несмело спросил Мишка. — Фашисты гоняются за Сорокиным, и мы гоняемся. Они собираются его наказать, и мы собираемся. Выходит, что мы с врагами заодно? Может быть, лучше подождем прихода Красной Армии, и тогда Сорокина привлекут к ответу судебные органы?
— Кто еще так думает? — спросил Василий.
Никто не отозвался. Только шевельнулся на стуле.
Владимир Вестенберг.
— Можно мне ответить? — попросил он.
Василий кивнул.
— Но вначале вопрос к Михаилу. Почему ты так уверен, что фашисты собираются наказать Сорокина? Немецкий офицер сказал, что простит его.
— А ты уже и поверил этой сволочи, — огрызнулся Мишка.
— Представь, поверил. В данном случае, он может сдержать слово. Пойми ты, голова горячая, больше всего фашистов встревожило то, что у кого-то имеется оружие. Ведь оно может быть завтра направлено против них. А то, что Сорокин убил кого-то — на это им наплевать! Человек, который может убивать, им нравится. Не исключена возможность, что они его даже возьмут к себе на работу. Скажем, в полицию. А может, он уже и сотрудничает с ними. Кто знает?
Доводы Вестенберга были убедительными.
И все-таки Мишка не хотел сдаваться. В этом озорном, подчас бесшабашном парне сидела добрая, отзывчивая душа. Мишке по-человечески было жаль Сорокина, с которым он когда-то учился в школе.
— Но ведь он не вражина какая, — запальчиво сказал Мишка. — Пусть кровью искупит свою вину!
— Да он хуже врага! — решительно возразил Василий. — Хуже потому, что стрелял в спину, в своих. Я предлагаю приговорить его… — Он обвел внимательным взглядом лица товарищей, словно пытаясь прочесть их мысли. — Приговорить к расстрелу. Есть другие предложения?
— Кет, — сказал Петр.
— Кет, — произнес Владимир Вестенберг.
— Нет, — в один голос повторили все.
— Справедливый приговор, — заметил Григорий. Лицо его стало суровым.
Только Мишка молчал. Возражения против доводов Василия перестали убеждать даже его самого.
— И вот еще что, — добавил Григорий. — Надо, чтобы все было как следует, по закону. Приговор составить по всей форме. И прочитать его осужденному. Он должен начинаться словами: «Именем Советской власти, которая есть и всегда будет. За мародерство и убийство, за нарушение законов Родины…»
Он говорил, а Василий записывал его слова — короткие и точные. Они словно током прожгли каждого, еще раз заставили почувствовать высокую справедливость совершаемого.
А через несколько дней приговор был приведен в исполнение.
Сорокина по просьбе комсомольцев убрали жившие в деревне окруженцы. Перед казнью подсудимому был зачитан приговор. Он начинался словами: «Именем Советской, власти…»
Друг или враг?
Трудно судить о человеке по словам. Но не всегда все рассказывают и поступки. Жизнь, где люди все время над пропастью, заставляет быть осторожным. Но как отличить осторожность от обмана, маскировки?
Мишка франтовато одет: белая сорочка, галстук. Внимательно всматривается в зеркало. Заходит Василий. Он тоже необычно нарядный. В глазах Аниськи нескрываемое любопытство. Но спросить не решается.
— Пойдешь с нами? — неожиданно спрашивает Василий.
— Куда?
— К Зосе на вечеринку.
Аниська зарделась. Такое предложение ей делают впервые. Она не заставляет себя упрашивать. Быстро собирается.
Вечеринка у Зоей в самом разгаре. В широкой горнице под гармошку кружатся пары. Василий прямо с ходу потянул Аниську в круг. Танцует, а сам посматривает по сторонам.
Вначале Аниська даже обиделась. Значит, он пригласил ее только для вида? Но вскоре определила: совсем не за девушками «стреляет» Василий. Косит глазами на узкоплечего парня, что танцует с Зосей.
Так вот кто, оказывается, Зосин ухажер!
Этого парня из латышской деревни Заборье, что лежит за кордоном, хорошо знают в Прошках. Узкоплечий часто приезжает с немцами, помогая им вести допросы или просто разговаривать с населением. Но переводчик он неофициальный. Учитель начальной школы — он единственный из заборцев человек, знающий немного немецкий язык. Служит немцам с заметной для всех неохотой.
Аниська удивлена выбору молодого учителя. Разве в Прошках мало других девушек? Не знает она, что некоторые местные парни и девушки давно уже не удивляются, а посмеиваются. Приглянулась учителю не столько Зося, сколько ее хозяйство, оставленное умершим перед войной отцом. Конечно, злым языкам не всегда можно верить. Но молодой учитель не скрывал своих симпатий — был внимателен к сироте, редко приезжал без подарка.
Интерес к Иосифу Моргесу проявляет в Прошках не одна Зося. Ведь это первый человек из Латвии, которому разрешено проходить через кордон. Из местных жителей пока только ему одному немцы выдали пропуск. А узнать о жизни по ту сторону реки Синюхи каждому интересно.
Не знает Аниська, что интерес у Василия и его друзей к Иосифу Моргесу особый. Давно уже ищут они возможность для организации связи с соседними населенными пунктами Латвии, с молодежью этих деревень. И вот появился человек, который может оказаться для этой цели полезным. У подпольщиков он вызывает даже некоторую симпатию. Особенно с тех пор, как намекнул старосте о возможном доносчике.