Анатолий Буйлов - Большое кочевье
Вот уже далеко внизу остались корявые лиственницы, а до вершины отрога еще полпути. Теплые струйки пота щекочут спину. Дышать тяжело, сердце в груди трепещет, точно птичка в кулаке. Пастухи идут гуськом, ритмично, изредка делая минутные передышки.
Николка, как обычно, тащится сзади, все его внимание сосредоточено на том, чтобы точно попадать носками своих торбасов в ямки чужих следов и не отставать от пастухов. Но как он ни старается, отстает все дальше и дальше. Он готов плакать от обиды из-за своего бессилия, и от этого еще больше устает. Временами его начинает подташнивать, и он переставляет дрожащие в коленях ноги лишь невероятным усилием воли. Не дай бог упадет, раскиснет — засмеют тогда его пастухи.
Но он скорей умрет, чем раскиснет. Не бывать этому!
Пастухи, привычные к ходьбе, во время передышек смотрели на мальчишку сочувственно, но работа есть работа, и, дождавшись Николку, они продолжали подъем. Он стал прибегать к маленькой хитрости: как только пастухи останавливались над ним для передышки, он тут же садился, трогались пастухи — поднимался и он.
Шумков, разгадав его хитрость, кричал:
— Ты чего там на отшибе сидишь? Иди к нам, отсюда дальше видно!
— А мне и тут неплохо, — нарочито бодрым голосом отвечал Николка, устало потирая колени.
Но вскоре он заметил, что не одному ему трудно в гольцах. Аханя, присаживаясь отдыхать, протяжно и тяжело вздыхал, иногда, морщась, восклицал: «Эны-ы-ый!» Этим словом выражалась боль. Трудно давались горы и Фоке Степановичу. С наслаждением присаживаясь на корточки, он шутливо объявлял:
— У-ююй! Однако немножко подохнуть надо.
Это слово «подохнуть» вместо «отдохнуть» смешило Николку.
Шумков ходил по сопкам сравнительно легко, но больше удивлял Николку Костя. Он мог подниматься в гору бегом и при этом во всю силу легких кричать на оленей, почти не задыхаясь и не испытывая острого желания отдохнуть.
Как-то перед сном Николка обратил внимание на голые Костины ноги и был поражен их видом — удивительные, почти страшные ноги — мышцы на них слоились одна на другую и при каждом движении вздрагивали и трепетали. Они были перевиты и перекручены выпуклыми жилами. Это были ноги ходока!
«Буду таким, как Костя», — решил Николка и на следующий день приступил к тренировке. Попросив у Фоки Степановича маленький рюкзак, он положил в него завернутый в тряпку камень килограммов на пять и начал таскать этот груз по сопкам, намериваясь прибавлять к нему еженедельно по килограмму. Пастухи подняли Николку на смех — не спятил ли он. Но Николка рассказал им о древнегреческом атлете, который каждое утро носил на своих плечах теленка. Теленок рос, вместе с ним росла и сила атлета, смогшего в конце концов носить на плечах быка. Пастухи махнули на Николку рукой: таскай, паря, таскай. Нам не жалко! И только Шумков, пренебрежительно усмехнувшись, сказал:
— Вся эта ересь от книжек, начитался, понимаешь, всякой чепухи. Ты книжки эти — брось! Лучше в свободное время маутом потренируйся. А то книжек полную мунгурку набрал — груз лишний, свечи жгешь…
— Ты, Васька, сам это брось! — резко одернул бригадира Фока Степанович. Пастухи осуждающе смотрели на Шумкова.
— Да вы чего, братцы? — притворно удивился Шумков. — Свечек мне, что ли, жалко? Глаза его жалею — пусть читает сколько хочет, но глаза ведь испортит…
Николка обиженно притих, забрался в угол палатки, вспомнился ему отчим… Не однажды у Николая появлялось нестерпимое желание выбросить камень. Но всякий раз он вспоминал Костины ноги. И, стиснув зубы, обливаясь потом, упрямо продолжал носить свой нелепый груз. Заметив его упорство, пастухи стали посматривать на него с некоторым уважением.
— С характером парень! — говорили они друг другу одобрительно. — Настырный — может, и добьется своего.
На новом пастбище олени быстро окрепли и уже не стояли подолгу на одном месте, как в первые дни, а, разбившись на малые группы, разбегались за одну ночь по всем окрестным отрожкам.
— Вот попробуй не походи к ним неделю, — говорил Костя Николке, — все стадо разбежится — за год не соберешь. Когда снег глубокий — они в кучу лезут, а как помельче — разбредаются. Такие черти. — Последние слова Костя, как показалось Николке, произнес ласково.
Несмотря на то что ежедневные походы по крутым сопкам отнимали много сил, пастухи были довольны. Осматривая оленей, Аханя удовлетворенно восклицал: «Окси! Какой жирный олешки! Хокан ая!» — и улыбался широко, показывая желтые неровные зубы. Лицо его, усыпанное мелкими капельками пота, которые на солнце серебрились, словно бы расцветало.
Больше недели сидели пастухи без мяса, ели юколу и строганину из мальмы. Рыба — пища легкая, легко от нее животу, тяжело ногам — не тянут ноги в сопку. Но Аханя не разрешал забить оленя.
— Рано еще олешек трогать, не нагуляли олешки жира, а без жира какое мясо? Давайте лучше на баранов поохотимся.
Все сопки вокруг были испещрены бараньими следами. Много раз видели пастухи и Самих животных, но, занятые работой не имели возможности охотиться. Поэтому, когда пастухи сообщили Николке о предстоящей охоте, он чрезвычайно обрадовался и весь вечер возбужденно расспрашивал пастухов об этих загадочных для него баранах. Выяснилось, что у них великолепное зрение и удивительная фотографическая память. За полкилометра баран способен увидеть рукавицу. А если в том месте, где обитает баран, положить новый камень или воткнуть палку, баран тотчас отличит новый предмет и будет долго смотреть на него. Баранье мясо вкусней оленьего. Баранья шкура теплей и легче оленьей. Из бараньего рога делают набалдашники для маута. Но убить барана, не умеючи, трудно. Заметив опасность, животные застывают точно камни и могут стоять неподвижно и полчаса, и час до той поры, пока не начнешь приближаться к ним или не исчезнешь из их поля зрения. В обоих случаях бараны тотчас же срываются и убегают по своим тропам.
На охоту решили выйти затемно, с тем чтобы рассвет застал их уже на хребте. В это время бараны выходят кормиться из глухих каменистых распадков и их легче обнаружить. Днем же они лежат неподвижно среди камней или на вершине гольца, куда трудно подойти незаметно.
Всю ночь Николка почти не смыкал глаз, то и дело высовывал из кукуля голову. Луна стояла еще высоко, матовый свет ее проникал сквозь тонкий брезент, но Николке казалось, что уже утро и пора вставать, и он тормошил Аханю. Старик высовывал из-под мехового одеяла руку, чиркал спичкой, смотрел на часы, недовольно бурчал:
— Чиво твоя не спи? Тыри часы только. Спи!
Когда он разбудил Аханю в третий раз, старик, не выдержав, отстегнул часы и бросил ему на постель. Было половина четвертого. В шесть часов Николка затопил печь.
Рассвет застал охотников в гольцах.
Выбрав господствующую высоту, охотники долго осматривали через бинокли ближайшие отроги и вершины распадков. Первым увидел баранов Фока Степанович. Насмотревшись на животных вдоволь, он передал бинокль нетерпеливо стоящему возле него Николке.
— На, посмотри баранов, — и он указал рукой направление.
Сколько ни вглядывался Николка, но, кроме продолговатых камней, лежащих в вершине распадка, ничего не видел.
— Нету там баранов, камни какие-то лежат.
Пастухи заулыбались.
— А ты внимательней приглядись, — посоветовал Костя. — Наведи бинокль на камень и смотри на него, может, у камня рога вырастут.
Николка стал смотреть на камень и тотчас различил рога. Вот камень пошевелился. Да ведь это не камни, а стадо баранов! Вон отдельно на бугорке стоит, должно быть, вожак. Он застыл точно каменное изваяние, его огромные рога закручены спиралью. Хотя до баранов было далеко, Николка почувствовал такое волнение, словно животные стояли рядом.
Коротко посовещавшись, охотники решили сделать так: Аханя, Костя и Шумков, обойдя баранов, сделают засаду на их тропах, а Николка с Фокой Степановичем, выждав время, начнут подкрадываться к зверям и, если не смогут подойти к ним на расстояние выстрела, то наверняка спугнут их на стрелков. Николке очень хотелось пойти в засаду, но он не посмел высказать свое желание вслух.
Ждать пришлось больше часа. Наконец Фока Степанович удовлетворенно сказал:
— Теперь и нам пора, — и, спрятав бинокль в футляр, он пошел в противоположную от баранов сторону.
Николку это удивило, но он промолчал.
Они долго шли вниз по крутому распадку, потом пробирались среди скальных нагромождений, вышли на голый заснеженный склон, быстро пробежали по нему, низко пригнувшись, и наконец очутились на вершине отрога. Тут Фока Степанович, обернувшись к Николке, тихо предупредил:
— Смотри не стреляй без моей команды. А когда разрешу — в лоб не бей, твоя мелкашка лоб не пробьет. Стреляй под лопатку. Бараны где-то внизу. Смотри, чтобы камни под ногой не стучали…
