Иван Курчавов - Шипка
— Кто же вы, голубчик? Взаправду болгарин или турок? — спросил Скобелев, не выговаривая буквы «р» и словно нарочно заменяя ее глухой «г». На нем был новый сурового материала китель, черный форменный галстук и сверкающий белой эмалью Георгий. Глаза его улыбались, словно генерал обрадовался встрече с человеком, которого он знал давно и с которым волею судеб был разлучен на долгие годы.
— Я болгарин, ваше превосходительство, — не без гордости ответил задержанный. — Болгарин Йордан Минчев. Документы я не взял, опасался попасть в руки турок.
— Вы бывали в России? — продолжал допрос Скобелев.— У вас прекрасное произношение!
— Я жил в России, ваше превосходительство! — уже совсем бодро отвечал Йордан Минчев. — Вы лучше спросите, где я не бывал. Отец мой вел торговлю и часто брал меня с собой, он хотел, чтобы из меня получился хороший коммерсант. Четыре года я жил в Царьграде и хорошо научился говорить по-турецки. В России я прожил тоже четыре года: учился в Николаеве, в пансионе для южных славян.
Скобелев стал энергично расчесывать свои рыжие бакенбарды. Делал он это сразу двумя щетками, и с такой яростью, будто собирался выдрать надоевшие ему жесткие волосы.
— Кого же вы знаете из русских? — спросил он после недолгой паузы. — За четыре года можно было завести немало знакомств!
— Да, в Николаеве у меня большие знакомства, — ответил Минчев. — Если желаете, ваше превосходительство, я могу назвать директора пансиона, преподавателей, учащихся. Но я предпочел бы назвать другого знакомого, с которым я встретился не в России, а в Царьграде, это полковник Артамонов, которого вы тоже должны знать.
Минчев решился назвать имя полковника потому, что уловил во взгляде генерала и в интонации его последнего вопроса ехидство, а возможно, и подвох.
— Артамонова я знаю, — сказал Скобелев. — При каких же обстоятельствах вы с ним встретились? Вы мне можете сказать все, я генерал Скобелев, а полковник Артамонов мой давний друг и единомышленник. Садитесь, пожалуйста! — И Скобелев указал взглядом на стул, стоявший по другую сторону его стола.
Минчев с готовностью выполнил это распоряжение и быстро взглянул на генерала.
— Видите ли, ваше превосходительство, — спокойно начал он, не отрывая глаз от Скобелева, — я считал войну России с Турцией неизбежной и предложил полковнику свои услуги. Не подумайте, что мне нужны были деньги и поэтому я пошёл на это. Нет, я был достаточно обеспечен и в деньгах не нуждался. Я сказал господину полковнику, что буду добывать нужные для него сведения, что отличное знание турецкого языка поможет мне установить и нужные связи. Еще я сказал ему, что дело свое буду вести, не требуя вознаграждения, что лучшая для меня награда — это освобождение многострадальной родины от чужеземцев.
— И что же вам ответил полковник Артамонов? — спросил Скобелев.
— Мне показалось тогда, что господин полковник не имел полномочий от своей страны на засылку соглядатаев и потому не дал мне задания, а ограничился пожеланиями.
— Какими именно? — уточнил Скобелев.
— Если можно, узнать, получает ли Турция новое оружие, а если получает, то откуда. Какие укрепления построены на правом берегу Дуная и сооружаются ли новые?
Скобелев потянулся к столу, открыл ящик и стал что-то искать.
— Вы пока отдыхайте, голубчик, — предложил он, — разговор у нас будет долгим и утомительным.
Минчев поблагодарил и осмотрелся более внимательно: у генерала небольшая комната с двумя оконцами в сад; за окнами — вишни, черешни и яблони, поэтому в комнате стойкий запах цветов. Скобелев отыскал бумагу, карандаш и, положив все это перед собой на стол, с улыбкой уставился на болгарина.
— Я слушаю вас, — сказал он. — Артамонова тут нет, но ваши сведения будут для нас полезными.
— Турецкая армия, это, наверное, вам известно, ваше превосходительство, — приступил к докладу Йордан Минчев, — делится на низам, редиф и мустахфиз. Низам — это войска действительной службы. Служба там продолжается шесть лет: в нем есть таборы, по-вашему батальоны, пехоты, таборы кавалерии и артиллерийские батареи. В таборе пехоты должно быть семьсот семьдесят четыре человека, но насчитывается не больше шестисот пятидесяти. В кавалерии табор не превышает сотни всадников, а положено сто сорок три. К сожалению, я не мог выяснить численность всего низама, это оказалось трудным и невозможным делом, но знаю, что это лучшие турецкие войска и их в Турции, к сожалению, много.
— Да, это так, — согласился Скобелев, знавший приблизительную численность низама.
— В редиф входят обученные резервные войска, — продолжал Минчев, — а мустахфиз состоит из ополчения: в мустах-фнзе, по слухам, числится столько же войск, сколько в редифе и пизаме вместе взятых. К войне он подготовлен хуже, но и гам люди неплохо владеют своим оружием. После недолгой подготовки они могут принимать участие в боевых действиях. Наконец, всякие иррегулярные войска, из которых выходят и банды башибузуков.
— Башибузуки? Кто они такие? — осторожно прервал Скобелев.
— По-турецки «башибузуки» что, по-русски «головорезы», — Минчев пожал плечами, — Кто они такие? В их отряды входят всякие малоазиатские племена, я бы сказал, отбросы этих племен, так будет точнее. Эти люди уже давно лишились чести и совести. Учет им никто не ведет, даже сами турки не ответят, сколько их и где они сейчас находятся. Любят грабить и убивать. Как они будут воевать — не скажу, но думаю, что будут: им придется отрабатывать турецкий хлеб!
— Постараемся отучить их от дурных привычек, — сказал Скобелев. — Ну а оружие, артиллерия?
— На вооружении у турок прекрасная однозарядная винтовка Пибоди-Мартини. Турки похваляются, что у русских такой нет и что из этой винтовки можно на большом расстоянии бить по пехоте и кавалерии и наносить огромные потери. Много у них английских винтовок системы Снайдера, она заряжается с казенной части и потому более удобна и практична, чем заряжаемая с дула. Есть еще американская винтовка Генри ВинчестераХПод стволом у нее имеется магазин на тринадцать патронов, четырнадцатый находится в приемнике и пятнадцатый в самом стволе. Пятнадцать патронов она может выпустить за сорок секунд. Пушки в турецкой армии германские, крупповские, и английские, Уитворта: трех-, четырех- и шести-фунтовые, стреляют гранатой, шрапнелью и картечью. Снарядов у турок, как утверждают они сами, достаточно для большой войны.
— Благодарю, господин Минчев, — сказал Скобелев, опять принимаясь расчесывать свои рыжие бакенбарды. Он очень любил это занятие. — Как настроены турки, особенно офицеры?
Война стала реальным фактом, как они представляют себе ее перспективу?
— Настроения разные, ваше превосходительство. Часть турецких офицеров еще надеется на то, что турецкий султан и русский царь сумеют обо всем договориться и войны не будет.
Другие настроены куда более решительно: они уверены, что разобьют русскую армию. Причем эта категория делится на три группы: первая считает, что русским не будет позволено переправиться через Дунай; вторая — что если они и переправятся, то будут разбиты и сброшены в реку; третья — что русские на первых порах могут иметь успех, но недолгий и непрочный — турни ударят по флангам прорвавшихся войск и уничтожат их до подхода основных сил.
— А свое поражение они совсем не допускают?
— Есть и такие, но их немного, ваше превосходительство, — ответил Минчев, — Турки, они ведь фанатики, да и муллы стараются изо всех сил. Убить поганого гяура, как они считают, величайшее благодеяние, и кто его совершит, того непременно ждет рай со всеми азиатскими прелестями.
— Мы постараемся послать их в ад, — медленно проговорил Скобелев, — А что можно сказать про турок на Дунае? Много их? В каких пунктах их больше и в каких меньше?
— Я прошел вдоль Дуная от Черного моря до Систова, — оживился Минчев. — Войска по правому берегу реки распределены неравномерно. Очень много войск в Рущуке [2] вообще это очень сильная крепость. Встречал я тут главным образом низам, но есть и другие, даже албанцы — одеждой они очень похожи на павлинов. Около Рущука, по слухам, сосредоточено не менее ста пятидесяти тысяч хорошего турецкого войска.
— Почему так много? — спросил Скобелев.
— Турки уверены, что главный удар русская армия нанесет именно в этом месте; мол, русские очень любят штурмовать сильные крепости.
— И кто же там командует? Кто у них там главный?
— Пашей там много, ваше превосходительство, — ухмыльнулся Минчев. — Топал-паша, Измир-паша, Вали-паша, Мурад-паша, Салджазан-паша, Халил-паша, Нури-паша, Пехлеван-паша, Садык-паша, Али-паша и еще с полдюжины. На днях должен Приехать главнокомандующий Абдул Керим-паша. Пашей много, а дисциплины в войсках нет, ваше превосходительство. Появились там башибузуки и черкесы: эти начали с грабежей и насилий, христианские девушки не могут появиться на улицах Рущука не только вечером, но и днем.
