Фазиль Искандер - Сандро из Чегема. Книга 2
А дядя Сандро в это время приводил в действие свой гениальный план.
– Слушай внимательно, – сказал дядя Сандро своей возлюбленной, – вот что я придумал. Ты скажешь ему, что у тебя родственники эндурцы. И до конца держись за сказанное – остальное получится само.
– Ладно, – сказала слегка обалдевшая от всех этих дел возлюбленная дяди Сандро, хотя все еще и невеста Аслана, – я скажу, что у меня бабушка по материнской линии эндурка.
– Не важно, по какой линии, – быстро уточнил дядя Сандро, – главное – держись за сказанное!
– Да что вы там расшушукались, – крикнул Аслан, – неровен час кто-нибудь нагрянет!
– Я тебе должен сказать что-то важное, – промолвил дядя Сандро и с мрачным выражением горевестника подошел к Аслану и отвел его в сторону.
– Да что мы тут будем сходку устраивать, – пробормотал Аслан, чувствуя, что предстоит что-то неприятное, и понимая, что от него невозможно увильнуть.
Тут дядя Сандро сообщил ему печальную весть. Он сказал, что вчера до него дошел слух о том, что у его невесты бабушка по материнской линии эндурка. И так как он сам вчера не мог у нее проверить, правда ли это, он всю ночь волновался, но ничего не говорил Аслану, чтобы не расстраивать его, если этот слух не подтвердится. Но вот, к сожалению, она сама сейчас подтвердила.
– Ты меня убил без ножа, – тихо завыл Аслан, – простая девушка да еще эндурка! Теперь я навсегда потерял отца, мать, братьев, сестер!
– Знаю, – сказал дядя Сандро и твердо добавил: – Я тебя выручу!
– Выручи! – озарился Аслан. – Любой подарок за мной!
– Одного быка приведешь к нам во двор, – сказал дядя Сандро, все еще испытывавший слабость к быкам.
– Двух быков! – воскликнул Аслан.
– Нет, одного хватит, – скромно возразил дядя Сандро.
– Но как ты меня выручишь? – воскликнул Аслан.
– Я женюсь на ней, – сказал дядя Сандро, торжественно, как человек, берущий на себя выполнение трудного долга.
– Ты?! – опешил Аслан.
– Да, я, – сказал Сандро, – мой отец – простой человек, и он не будет дознаваться, какие там у нее родственники по материнской линии.
– Но согласится ли она?! – воскликнул Аслан. – Она же меня любит. И как я ей в глаза посмотрю после этого?
– Я все беру на себя, – сказал дядя Сандро, – а потом она перед тобой виновата.
– В чем? – оживился Аслан, очень хотевший, чтобы она перед ним была виновата.
– Собираясь замуж за такого родовитого человека, как ты, – важно сказал дядя Сандро, – она тебя должна была предупредить, что у нее эндурская примесь.
– Тоже верно, – согласился Аслан, – но ведь я никогда у нее об этом не спрашивал. Мне такое и в голову не могло прийти! Но ты уверен, что она согласится выйти за тебя?!
– Я постараюсь ее уговорить, – сказал дядя Сандро, – ведь теперь ей некуда деться…
– Вообще-то я тебя ей очень хвалил, – обнадежил его Аслан, – но, ради бога, Сандро, избавь меня от разговора с ней! Мне будет ужасно стыдно!
– Я все беру на себя, – сказал дядя Сандро.
– Но куда же ты ее приведешь, ты ведь не подготовился к женитьбе? – спросил Аслан, имея в виду, что по абхазским обычаям жених, умыкающий невесту, не сразу приводит ее в свой дом.
– К твоим родственникам, – сказал дядя Сандро просто, – мы оба женимся, я на твоей бывшей невесте, а ты на этой… как ее?
– Шазине?! – снова опешил Аслан и, оглянувшись на Шазину, бдительно следившую за ними, взглянул на свою белоснежную черкеску, словно спрашивая у нее совета.
– Да, – сказал дядя Сандро неумолимо, – во-первых, она прекрасная девушка. Во-вторых, мы ее опозорим, если, умыкнув, не женимся на ней. А в-третьих, твои родственники ждут тебя с невестой, а получится, что ты ввел их в расходы ради того, чтобы женить своего друга. Насмешка получится.
– Ой, – сказал Аслан и схватился за голову, – я про них совсем забыл… Если я не женюсь, пойдет сплетня, что я не смог умыкнуть девушку…
– В том-то и дело, – снова согласился дядя Сандро.
– Это запятнает мою честь, – сказал Аслан и снова оглядел свою белоснежную черкеску.
– В том-то и дело, – снова согласился дядя Сандро.
– Но мне ужасно неловко, – вдруг задумался Аслан, – на глазах у собственной невесты жениться на ее подруге.
– Ничего, – сказал дядя Сандро, – твоя невеста тоже на твоих глазах выйдет замуж за твоего друга.
– Как так?! – пыхнул Аслан.
– По твоему собственному желанию, – напомнил ему дядя Сандро.
– Да, – успокоился Аслан, – по моему собственному. Слушай, – спохватился Аслан, – а вдруг Шазина тоже с эндурской примесью? Тогда я лучше женюсь на своей.
Тут дядя Сандро испугался.
– Ну уж такого невезенья не может быть! – воскликнул он. – Я сейчас все узнаю!
Чувствуя, что тело его от волнения покрылось холодным потом, дядя Сандро подошел к Шазине. Заставить свою возлюбленную признать себя эндуркой, когда она абхазка, и тут же уговорить чужую девушку, если она с эндурской примесью, чтобы она выдавала себя за чистокровную абхазку, было и для дяди Сандро слишком.
– Послушай, – тихо сказал дядя Сандро, подойдя к девушке, – говори только правду. В твоем роду есть эндурцы?
– Эндурцы?! – взвизгнула девушка, и глаза ее метнули в глаза дяде Сандро две молнии. – Вы посмотрите, через какую бесовскую хитрость они от меня хотят избавиться! Да мои братья только за то, что вы так подумали, перестреляют вас, как перепелок!
– Все, – сказал дядя Сандро, – ты выходишь замуж!
– За кого? – полыхнула самозванка достаточно уместным любопытством.
– За Аслана, – сказал дядя Сандро, – и больше ни слова!
– За Аслана? – слегка опешила девушка. – А разве у них с Катей не было…
– Не было! – перебил ее дядя Сандро, чувствуя приступ ревности. – Не было и не могло быть!
Дядя Сандро подошел к своей возлюбленной и сказал ей, что она больше не невеста Аслана, а его невеста. Главное – держать себя в руках. Никакой радости. Легкий, благопристойный, однако и ненавязчивый траур. Возлюбленная дяди Сандро, почти ничего не соображая, кивнула ему и опустила голову.
– Эх, Катя, Катя! – сказал Аслан, со стороны наблюдавший за ними и почувствовавший, что дядя Сандро ее уговорил. – Зачем ты мне сразу не сказала правду?
– Ты у меня не спрашивал, – ответила Катя и вовсе потупилась.
– Поздно каяться, все решено! – зычно воскликнул дядя Сандро. – На лошадей!
– Поклянись аллахом, что в тебе нет эндурской примеси! – в последний раз взмолился Аслан, болезненно вглядываясь в свою новую невесту и одновременно как бы извиняясь перед старой, показывая ей причину, по которой он не мог не отступиться от нее.
– Эндурской примеси?! – возмутилась Шазина. – Не смеши людей! Да мои братья…
– Про твоих братьев мы уже слышали, – сказал дядя Сандро, – быстрее в путь!
– Чудо! – воскликнул веселый головорез Теймыр. – Кто бы подумал, что эта вертихвостка такого парня отхватит.
– Но у нас только четыре лошади, – вспомнил Аслан, первым подходя к ольшанику, где были привязаны лошади.
– Эта вертихвостка так хотела замуж, – сказал веселый головорез, – что я думаю, она рядом с лошадью побежит!
– Так и побежала! – опять воскликнула Шазина. – Да мои братья…
– Не надо так ее называть, – сказал Аслан примирительно, – ты же знаешь, чья она теперь невеста…
– Кажется, разобрались, – сказал Теймыр и тронул поцарапанную щеку.
– Мы с Асланом сядем на мою лошадь, – сказал дядя Сандро, – она вынесет обоих!
Девушек посадили на лошадей, причем Аслан, помогая Кате сесть на лошадь с женским седлом, проявил благородный такт, то есть, изменив содержание первоначального замысла, мы имеем в виду смену невест, он оставил в целости техническую сторону – Катя должна была сесть на эту лошадь, и она на нее села. Впрочем, мужское седло Шазине, по ее характеру, было как раз впору.
Дядя Сандро гостеприимно предоставил свое седло Аслану, а сам уселся сзади на спину своего рябого скакуна.
– Если б я знал, что вы оба женитесь, – сказал веселый головорез, – я бы и третью для себя приволок!
– Поздно, – отозвался дядя Сандро из-за белой черкески своего друга, – к тому же для жениха тебе Шазина подпортила портрет!
Они ехали гуськом глухой лесной тропкой, и Теймыр, он был впереди, иногда оттягивал кнутовищем камчи нависавшие над тропой буковые, ольховые, каштановые ветви, оплетенные лианами обвойника, и давал проехать остальным.
Сквозь могучий, заколюченный лес, потом сквозь узорчатые папоротниковые пампы, стреноживающие лошадиные ноги, и снова в зеленый, влажный сумрак леса, переплетенного всеми ветками и корнями, опутанного всеми лианами, задыхающегося от собственного яростного обилия и неожиданно, как вздох, расступающегося возле шумной речушки с несколькими светлыми, покорно склоненными ивами на берегу, как бы намекающими на возможности христианского начала в буйном царстве языческого леса.