Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 1 том
В домах зимовки стало чище, культурнее. Кают-компания приведена в порядок, стены покрашены масляной краской. Во всех комнатах поддерживается чистота.
Здесь теперь есть и водопровод. Его значение трудно переоценить. Столько времени, сил, энергии сохранил он зимовщикам! Авралов стало меньше.
На Диксоне, на далекой маленькой точке Советского Союза, как и везде в нашей стране, чувствуется: жить стало лучше, веселее! Отличное настроение у зимовщиков. Почти все они остаются еще на год. Ко многим приехали жены, дети. Детский смех звенит во всех углах станции, — придется детский сад открывать. Жилой дом для семейных уже выстроен.
На Диксоне появился универмаг — первый магазин на полярной станции. Для него выстроено специальное помещение. На полках — галантерея, трикотаж, вина, сласти, деликатесы, предметы гигиены. Магазин торгует бойко, весело.
Рядом с магазином — целый спортивный городок. Появились волейбольная площадка, турник, огромные качели, различные спортивные снаряды.
Открылась на Диксоне и собственная типография. Выходит печатная газета-многотиражка, популярная среди зимовщиков. Типография принимает заказы, изготовляет печатные бюллетени погоды, бланки, таблицы.
Люди работают самоотверженно, обслуживая Северный морской путь.
13 сентября
Знающие летчики о маршруте Диксон — Вайгач и Вайгач — Архангельск говорят, что здесь невозможно пролететь без того, чтобы не сесть по дороге из-за погоды. Здесь главная «кухня» погоды, здесь изготовляются циклоны, зреют антициклоны. Бывалые летчики даже имеют свои излюбленные места, где можно отсидеться в случае ненастья.
Никогда еще Молоков не летал от Вайгача до Архангельска. Это один из тех немногих арктических участков, над которыми ему не доводилось летать.
Из Вайгача мы вылетели при «средней» погоде, той, о которой Молоков говорит кратко:
— Лететь можно.
Пересекли Баренцево море, пролетели над ненецкой тундрой, затем снопа над морем и, наконец, вышли на большой сухопутный участок. Тот из нас, кто заметил это первым, показал на свой нос. Все поняли: пересекаем полуостров Канин Нос. Лучше нельзя объясниться во время полета под шум моторов.
А неприятное все-таки чувство, когда на морской машине летишь над сушей, да еще в туман. Туман над Каниным Носом выдался густой, низкий. Мы привыкли уж за время полета ко всяким туманам, но это 6мл особенно неприятный, какой-то липкий, густой, сырой. Арктика не хотела выпускать летчика. Она прижимала его к земле. Вот уж совсем низко, бреющим полетом идет машина. А что, если холм, гора встретятся на пути? Молоков подумал было о том, чтобы назад вернуться, — и не вернулся, продолжал бороться с туманом.
Сесть было негде. Рыжая голая тундра раскинулась на много миль окрест. Наконец тундра пройдена. Вылетели на море, но туман долго еще тащился за самолетом длинным лохматым хвостом. Это Арктика прощалась с нами.
Последний этап пройден. Летающая лодка Молокова пронеслась от Берингова пролива до Белого моря. Преодолевая сильный встречный ветер, Молоков триумфально летел к Большой Земле. Где-то у горла Белого моря, наконец, отвязался от нас туман. На побережье стали совершаться чудесные перемены. Исчезла унылая тундра, сменилась лесотундрой, а затем появился и лес, — чем дальше, тем гуще, прекраснее, великолепнее, лес, уже тронутый сентябрьским багрянцем. Начали появляться селения, лесопильные заводы, плоты на воде. Возникли и зашагали по побережью телеграфные столбы. Это был материк, магистраль, матерая земля, наша Родина.
Через девять часов полета мы были в Архангельске. Здравствуй. Большая Земля!
19 сентября
Из Архангельска мы вылетели, нагрузив доверху машину замечательным грузом. Даже Побежимов, который всегда протестует против загрузки машины посторонними вещами, тут ничего не мог возразить. Это были букеты цветов, которыми архангельцы забросали Молокова. Вся наша лодка сейчас полна цветами. Они всюду — и в корме и в носу. Не машина, а цветущий сад.
Горячо провожаемый жителями столицы Северного края, Василий Сергеевич Молоков в десять часов пятьдесят минут утра повел машину на старт. Через две минуты мы были уже в воздухе. В одиннадцать часов пятьдесят минут пролетали село Медведевское. В тринадцать часов пятьдесят семь минут пронеслись над Котласом. Здесь попали в дождевые завесы. Полосы дождя и тумана висели на пути самолета. Молоков пробил туман и повел машину на Великий Устюг. Мы прошли его в четырнадцать часов двадцать две минуты.
Трудность выбора маршрута от Архангельска до Москвы заключалась в том, что на морской машине Молокову приходилось лететь над местами, где либо нет воды, либо мелкие, малопригодные для посадки реки. Нам приходилось лавировать. Это удлиняло и усложняло путь, и Молоков шутя говорил, что над морями Арктики летать легче, чем здесь.
На всем пути Молокову приходилось бороться с сильным встречным ветром. Машину кидало, швыряло из стороны в сторону. В семнадцать часов тридцать минут мы уже подходили к Кубинскому озеру, и Ритслянд прекратил связь с радиостанциями, с которыми все время работал. В восемнадцать часов Молоков повел машину на посадку на озеро. Это оказалось не таким простым делом. Озеро очень мелкое, даже катера здесь ходят не везде и с трудом. По озеру носились бревна, плоты, из воды торчали какие-то пни. Молоков сделал несколько кругов, прежде чем выбрал площадку для посадки. Невольно вспомнилась посадка среди льдин на Карском море.
В восемнадцать часов пять минут летающая лодка села на воду. Здесь, на воде, на лодке нас встретили представители партийных и советских организаций Вологодского и Кубино-Озерского районов. Молоков и все участники перелета отправились в город. Это тоже было не просто. Сначала мы плыли на катере, затем пересели на дощатые рыбацкие лодки, затем на лошадей, потом на паром и, наконец, на автомашины.
По всему пути Молокова восторженно встречали выстроившиеся по обе стороны дороги люди. Они забрасывали его цветами, кричали «ура» и аплодировали.
— Да здравствует Герой Советского Союза наш Молоков! — кричали они.
А он, взволнованный, растроганный этой горячей встречей, отвечал:
— Да здравствует наша прекрасная Родина!..
И это подхватывалось всеми, гремело, разносилось над вечерними полями.
20 сентября
Вот мы, обитатели самолета «СССР — Н-2», и простились с нашей голубой летающей лодкой. За два месяца перелета мы сроднились с ней, она стала нашим домом. Мы так и говорили между собой: «Ну, пошли домой!» Это означало: пошли в машину. Мы обжились тут, обросли даже некоторым комфортом. Это помогло нам сравнительно легко перенести тяжелый двухмесячный перелет со всеми его авралами, неудобствами, непогодой и бессонными ночами.
Мы полюбили нашу летающую лодку. Это старая, заслуженная машина, давно работающая на Севере. На ее поджарых боках отпечатались следы всех арктических бурь и приключений. Именно ее выбрал для перелета Молоков.
— «Старушка двойка» не подведет!
И она не подвела. Показательно, что такой гигантский перелет Молоков совершил на обычной морской машине, оснащенной рядовыми советскими моторами. «Старушка двойка» тянула нелегкий груз. Помимо запаса горючего на девять-десять часов полета, в ней находились восемь человек, запас продовольствия для них, грузы для полярных станций, запасные части для мотора, инструменты, личные вещи, да мало ли еще чего! Машина была так перегружена, что еле отрывалась от воды. Приходилось всем нам перебираться в хвост лодки, тесно прижиматься друг к другу и этим облегчать Молокову взлет.
Знаменательно, что Великий Северный воздушный путь был пройден впервые самолетом с такой большой деловой загрузкой. Это отлично соответствует духу освоения Арктики. Как Северный морской путь был освоен полярниками для того, чтобы грузовые корабли могли бороздить холодные воды Ледовитого океана, так и Молоков, прокладывая Северный воздушный путь, сразу придал своему перелету буднично-деловой, производственный характер.
В этом смысле перелет Молокова открывает замечательные возможности перед полярной авиацией. Важнейшие грузы могут быстро перевозиться по воздуху из конца в конец Арктики. Большие пассажирские перевозки могут осуществляться на Севере. Воздушные командировки руководящих партийных и хозяйственных работников Севера станут обычным фактом. Решив много важнейших задач своим перелетом, Молоков, в частности, поднял на огромную высоту вопрос о возможностях транспортной авиации в Арктике.
Во всяком случае мы, жители летающей лодки, ее «освоили» вполне, превратили в настоящее и удобное жилье. Мы разместились так: в носу помещался штурман перелета Алексей Ритслянд. Мы шутя говорили, что он самый первый из нас приходит в порт. За Ритсляндом в пилотской кабине сидел Молохов. На самолете не было второго пилота, Молоков все время вел машину один. Часто ему приходилось по десять часов, а один раз и восемнадцать часов не покидать своего места. Рядом с ним сидел его верный друг и испытанный помощник Григорий Трофимович Побежимов. Баковое отделение — его царство. Здесь, в покрашенных желтой краской баках, сосредоточено горючее. Здесь пахнет бензином, машинным маслом, железом. Тут же помещался Володя Мишенков — помощник Побежимова. Он наблюдал за приборами, а в свободное время в полете читал книги. Володя — парень любознательный и до книг охочий.
