Николай Шундик - Белый шаман
– Вот это и хорошо, что молод. Плох тот старик, который не выводит на свою тропу молодого. Тильмытиль давно идёт по моей тропе. Теперь я вижу, что он может идти дальше меня.
– Подержи своего волка, мне надо идти. Не хочу я твоего чаю.
– Тебя никто и не угощает.
– Да, да, я это чувствую. В этом доме уже живёт не чукча. Чукча давно бы меня напоил чаем.
– Ты только тогда и помнишь, что родился чукчей, когда пьёшь чай. Однако этого для чукчи маловато.
Из своей комнаты вышла Кэргына.
– Твой отец выжил из ума! – зло сказал Ятчоль. – Пойду заявлять большой вопрос. Уведи в другую комнату вашего проклятого волка. Он мне всю душу взглядом своим издырявил.
– Мой отец не может выжить из ума, – со сдержанным негодованием сказала Кэргына. – Чтобы такие слова говорить, надо не иметь своего ума…
– О, да ты тоже огрызаешься, как волчонок! И за что только тебя любит Мэмэль.
Кэргына с изумлённым видом ткнула себя пальцем в грудь:
– Меня любит Мэмэль?
– Только о тебе и говорит. Слёзы утирает и приговаривает: «Мне бы такую дочь…»
В дом вошёл Тильмытиль и сказал, что Пойгина просит прийти в правление артели председатель райисполкома.
– Ага! Дождался! – вскричал Ятчоль.
Волк в один прыжок оказался рядом с крикливым человеком. Глухо зарычав, уставился на него пристальным взглядом.
– Тебе надо надеть чистую рубаху, – посоветовала Кэргына. И, увидев, что отец заколебался, мягко добавила: – Так сказала бы тебе мама.
– Да, да, так сказала бы Кайти. Спасибо, я надену чистую рубаху.
Пойгин и Кэргына ушли в соседнюю комнату. А Тильмытиль вдруг тихо рассмеялся, наблюдая, как Ятчоль, казалось, даже дышать перестал под взглядом волка.
6Пойгин присел за свой председательский стол как-то сбоку, словно стесняясь занимать главное место, тогда как Тагро сидел у окна. Да, много, очень много выпало снегов с тех пор, как Пойгин впервые увидел этого человека. Но снег забвения не выпадал. Всё помнится, как будто случилось вчера. Горит костёр в яранге Эттыкая, лица людей изумлены: в руках Пойгина тоненький листочек бумаги – немоговорящая весть о том, что его приглашают в Певек. И есть в этом листочке бумаги какая-то волнующая тайна: предсказывает немоговорящая весть перемены в жизни Пойгина, да и не только в его жизни…
Не добрался тогда Пойгин до Певека: пули Аляека прервали его большую тропу, а кровь Кайти и Клявыля словно бы разожгла на снегу костёр горя. Услышал свист пуль Аляека и Тагро. Именно он тогда увёз Кайти в больницу культбазы. Значит, и он тоже один из её спасителей… Был он в ту пору совсем ещё юноша, а теперь вон какой мужчина, волосы кое-где иней прихватил, наверное, ему скоро уже два раза по двадцать.
Тагро действительно в пятьдесят шестом году было тридцать восемь. К этому времени он окончил Высшую партийную школу в Москве и уже несколько лет возглавлял исполком своего родного района.
Закурив сигарету, Тагро глубоко затянулся, щуря глаза с желтоватыми, словно подпалёнными белками.
– Я знаю, ты сейчас вспомнил тот перевал, – сказал он.
– Да, вспоминал. Тогда ты помог спасти Кайти… И опять оба долго молчали.
– Пока была жива Кайти, моя старость, как сова, сидела где-то высоко в скалах. Но после того, как я отвёз Кайти на гору, я спустился вниз вместе с этой совой. Теперь она во мне. Всё видит, всё понимает…
Председатель райисполкома принялся ходить из угла в угол. Вдруг остановился у стола, тяжело упёрся в неге руками, близко заглядывая в лицо Пойгина.
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Однако ты ещё не стар. Ты просто очень устал от забот и горя. Но больше от горя…
– Сова всё видит и всё понимает, – повторил Пойгин.
– Что же ты собираешься делать дальше?
– Глаза мои ещё различают след зверя. А на земле, к радости человека, ещё есть следы лис, песцов, горностаев, зайчишек. Я охотник. К тому же мне надо кое-чему научить молодых… Ну, что ты на это скажешь?
– Скажу, что ты лучший председатель артели в районе, а может, и не только в районе. И тут тебя никто не заменит. Ну кто? Назови мне такого человека…
Широко распахнулась дверь, и на пороге появился Ятчоль.
– Вот Ятчоль заменит, – словно и не думая шутить, ответил Пойгин.
Не разобравшись, о чём идёт речь, Ятчоль закричал:
– Ты не слушай его, Тагро! Он всю жизнь старается мне досадить. Он с моей женой спирт пил! Волка приручает! Все собаки посёлка похудели – волка боятся. Одни кости да кожа от собак остались. На чём на охоту будем ездить? Надо ставить очень большой вопрос…
– Всё сказал? – строго спросил Тагро.
– Нет, не всё!
– Жаль. Тут вот Пойгин в председатели колхоза тебя выдвигает, а ты столько на него наговорил.
Ятчоль долго смотрел на Тагро, потом перевёл взгляд на Пойгина, полный недоверия и подозрения.
– Я не такой глупый, чтобы поверить в это. Он для смеха сказал. Он с моей женой спирт пил и песни пел. У меня есть вечественное доказательство – пустая бутылка…
Пойгин вдруг тихо рассмеялся, покрутил головой. Ятчоль ткнул в его сторону пальцем.
– Вот видишь, ему и возразить нечего, потому и смеётся. Волка его я всё равно застрелю…
Пойгин встал, медленно подошёл к Ятчолю, взял его за рукав.
– Пройди-ка вот сюда, на середину…
Ятчоль упирался, однако порог всё-таки покинул, всем своим видом показывая, как он страдает от насилия. А Пойгин с таинственным видом обошёл вокруг Ятчоля и сказал:
– Я заключил тебя в круг моего предостережения…
– Вот видишь, он шаманит! – закричал Ятчоль, тараща глаза на Тагро. – Он шаманит, а ты, такой большой очоч, сидишь как ни в чём не бывало. Выходит, ты заодно с шаманом?! В Анадырь напишу! В Хабаровск, в Москву!
– Я заключил тебя в круг моего предостережения, – уже громче повторил Пойгин. – Если выстрелишь в волка, то…
Пойгин сделал долгую паузу. Не выдержав шаманской пытки, Ятчоль вскричал:
– Договаривай! Что, что будет тогда?! Пусть очоч услышит. Ты совсем обнаглел, никого не боишься…
– После выстрела в волка… ты больше никогда не опьянеешь от спирта. Будешь пить, как простую воду, и даже не поморщишься!
И стало понятно, что Пойгин опять вышутил Ятчоля. Тагро громко рассмеялся:
– Вот это шаман! Вот это придумал наказание!
– Он может, может наслать и такое! Он может огонь сделать водой, а воду огнём. Но я не боюсь! Я всё равно спасу Тынуп от волка! – Ятчоль подошёл к Тагро. – Ещё такую скажу тебе весть, самый наш большой и уважаемый очоч. Волк Пойгину, видно, рассудок помрачил. Иначе с чего бы это пришло ему в голову вместо себя выдвигать председателем Тильмытиля? Это же просто смешно! Тильмытиль ещё совсем мальчишка.
Тагро перевёл озадаченный взгляд на Пойгина.
– Тильмытиль? – и по-русски добавил: – Любопытно, очень любопытно. Как это я о нём не подумал…
– Я же говорю… просто смешно! Его никто не будет слушаться. Я первый буду смеяться над ним.
Тагро погрозил Ятчолю пальцем:
– Не советую. Ты знаешь, как может посмеяться в ответ Тильмытиль? Я ездил с ним по тундре, присмотрелся к нему и кое-что понял…
То было год назад. Тагро в поездках по району старался разобраться в проблемах оленеводства. Тильмыти-лю, главному ветврачу Тынупской артели, в это время было около тридцати. Приехал он вместе с председателем райисполкома в стойбище отца. Майна-Воопку застали в стаде: учил старый оленевод молодых зоотехников пересчитывать оленей. Майна-Воопка был явно не в духе. Рядом с ним стоял Эттыкай. Покуривал старик трубку, разглядывал молодых практикантов оленеводческих курсов и скептически улыбался. Особенно насмешливо смотрел на высокого, сутуловатого парня Коравгэ, у которого было уж слишком разнесчастным лицо с толстыми, потрескавшимися от мороза губами. Майна-Воопка выхватил из рук парня аркан, потряс им в воздухе.
– И это называется чавчыв! Как ты собрал аркан?! Ты не забыл, что имя Коравгэ происходит от «кораны».
Майна-Воопка ткнул пальцем в пробежавшего мимо оленя. Парень смущённо топтался на снегу, не смея поднять глаза. Завидев сына, Майна-Воопка набросился на него:
– Может, и ты забыл, как собирают аркан?
Тильмытиль, улыбаясь, принял из рук отца аркан, распустил его и снова спокойно собрал в кольца, передал Коравгэ и сказал:
– Придётся тебе ночей пять подежурить в стаде. Будешь пасти оленей и метать аркан. Пять ночей хватит, если очень стараться…
– Я зоотехник, а не пастух, – самолюбиво вскинув голову, промолвил по-русски Коравгэ.
– Что, что он сказал? – спросил Майна-Воопка и даже малахай с головы сорвал, наставил с насмешливым видом ухо.
– Он сказал, что пять суток не будет ни пить, ни есть, ни спать, но арканом владеть научится. – Заметив, что Коравгэ хочет возразить, Тильмытиль вскинул руку и добавил со своей неизменной улыбочкой: – Пищу я буду тебе приносить в стадо. Даже чаю в термосе принесу. Заодно сам пометаю аркан. Чувствую, что рука отвыкает…
