Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
— Наверно, уже соскучилась по работе, рада, что скоро вернешься в театр? — спросил Саша в один из этих дней.
Лицо Баджи выразило тревогу:
— Скажу тебе, Саша, что наша девочка еще очень нуждается в материнском уходе.
И Баджи принялась развивать мысль, с которой успела сжиться. Работа в театре заставит ее уходить по утрам на репетиции, по вечерам — на спектакли. Придется ездить в гастрольные поездки по районам. Кто в ее отсутствие позаботится вовремя накормить ребенка? Кто бережно выкупает его? Кто уложит в постельку, споет колыбельную?
Привела Баджи и рассказы Телли о том, как много сейчас приходится работать в театре, — времени не остается для личной жизни. И еще о многом говорила Баджи, все в том же духе — как бывает обычно, когда человек хочет убедить другого в своей правоте. А как же не чувствовать матери свою правоту, когда она держит дочь на руках, у своей груди?
— Как же быть? — спросил Саша.
— Может быть, снова попросить дирекцию театра об отсрочке? — подсказала Баджи.
— А удобно ли?
— Ну, хотя бы на месяц-два.
Баджи смотрела на Сашу, и было в ее взгляде что-то робкое, просительное, словно от него зависело сейчас решить нечто большое и важное для нее, и, растроганный этим взглядом, он успокаивающе обнял ее за плечи и сказал:
— Ну что ж, давай попросим отсрочку! Не думаю, чтоб тебе отказали.
Вот и все!
Еще никогда не казался ей Саша таким чутким, покладистым, добрым, как в эту минуту…
Отрывной календарь — как много таит он грядущих радостей и печалей за каждым своим листком!
Обычно Баджи отрывала листок вечером, перед сном, словно торопя приход завтрашнего дня, — верилось, что грядущий день будет хорош.
А теперь, отрывая листок, Баджи с грустью думала, что новый день приближает ее к той поре, которая отдалит ее от дочки. Теперь, сама того не сознавая, она оставляла листок календаря не оторванным до утра, словно стремясь задержать как назло торопливое время.
Когда осталось два-три листка до срока, Саша сказал:
— Ну, теперь наша Нелька совсем взрослая барышня — можешь спокойно возвращаться к работе!
Баджи, помедлив, ответила:
— Еще не скоро.
— Не скоро? — удивленно переспросил Саша. — Да ведь в понедельник кончается твой отпуск.
Баджи не сразу решилась сказать то, о чем умалчивала вот уже целую неделю.
— Мне продлили отпуск до весны — по болезни ребенка… — сказала она наконец, не глядя на Сашу.
Тот опешил, встревожился:
— Неужели девочка больна?
— Нет, нет! — заторопилась Баджи, досадуя, что так неумело сообщила о том, о чем собиралась сказать совсем иначе.
— Так почему же? — недоумевал Саша.
— Нашу девочку пожалел один врач из консультации и дал мне справку, что ребенок еще нуждается в постоянном материнском уходе.
Что-то подсказало Баджи не упоминать про Телли, которая надоумила ее и сама же помогла раздобыть справку в консультации у знакомого врача.
— Почему же ты не посоветовалась со мной, прежде чем решиться на такой шаг? — спросил Саша.
В его тоне звучал упрек. Где тот чуткий, покладистый, добрый Саша, каким он проявил себя в прошлый раз, когда возник вопрос об отсрочке?
— А разве я не вольна предпринимать такие шаги сама? — с ноткой вызова спросила Баджи.
— Все же…
— Ты что — против?
— Это как-то неожиданно…
Баджи повела плечами:
— Пойми, что мать не может оставить такую крошку без присмотра!
— А разве нельзя доверить ее Кюбре-хале — она в ребенке души не чает. Охотно возится с ней и Натэлла Георгиевна. А вечерами почти всегда дома я сам. Каждый понемногу и присмотрит.
— Именно: каждый понемногу! А у семи нянек, как известно, дитя без глаза! Нет, Саша, я ребенка никому не доверю, никому! Вот разве что тете Марии.
— Вряд ли мама сможет — она на работе.
— Вместо того чтоб возиться с чужими детишками, могла бы позаботиться о своей внучке.
— Я не могу заставить мать уйти с работы. Да и не имею права лишать ее того, что так много значит для нее в жизни.
Баджи поджала губы. Муж против жены — за мать? Старая песня!
— Остается, стало быть, заботиться о ребенке мне самой! — упрямо сказала Баджи. — И, значит, я правильно поступила, устроив себе отпуск до весны!
— Устроив? — нахмурился Саша. — Что ты хочешь этим сказать?
— То, что слышишь!
Впервые Баджи говорила с Сашей в таком тоне. Она резко отвернулась, подошла к шкафу. Порывшись в нем, вытащила свою старую кофту и, усевшись за стол, молча принялась кроить платьице для Нинель.
Саша подошел к ней, ласково обнял за плечи:
— Не понимаю тебя…
— Был бы ты матерью — понял бы!
Баджи высвободилась из его объятий. Все в ее нахохлившейся фигуре говорило: вот уж не думала я, что ты окажешься таким равнодушным к своему ребенку!
И была у Баджи еще одна тайная обида: он, видно, не только пренебрегает ребенком, но и не стремится быть с ней самой. Быстро же стала она ненужной, лишней! И, может быть, даже есть у него какая-то другая, кто ему нужней, дороже?
— Мой первый муж держал меня под замком, второй гонит из дому на работу, а я, баба, слушайся и подчиняйся? Выходит, все по старинке?
— Баджи, опомнись, что ты говоришь!
— Я вольна говорить, что хочу!
— Баджи, перестань!
Он еще смеет на нее кричать?
— Не перестану!
Глаза Баджи сверкнули, вызывающе сузились. Как была она сейчас похожа на свою мать Сару в минуты гнева!
