Зайчики на стене - Аркадий Тимофеевич Аверченко
— Молодец! Я, признаться, хотел испытать вас — настоящий вы мужчина или нет. Вы сразу раскусили меня.
Действительно, полдоллара за строчку — это сор. All right! Я заплачу вам доллар.
— Не находите ли вы, — угрюмо возразил я, — что покойница, дорогая сердцу мужа, — плохое средство для утирания носов зазнавшимся Чарли Пегготам.
Джошуа Перкинс смутился и крепко пожал мою руку.
— Простите, если я не так выразился. Конечно, утирание носа Пегготу вашей… дорогой покойницей… это скорее метафорический оборот…
— Ничего. Прекратим этот разговор. Вы давно путешествуете по Европе?
— Третий месяц.
— Что же вас тут больше всего интересует?
— Искусство.
— Значит, музеи, картинные галереи, да?
— Да. Есть изумительные вещи. Говорят, тут за одного Рубенса отвалили около двух миллионов?
— Да.
— Вот это приемная вещь!
— Что это такое — приемная?
— Вещь, которую не стыдно повесить в приемной. А, откровенно говоря, все эти Луки Кранахи да Паоло Веронезе — ведь это так… для кабинета или в другую какую комнату… а?
Он нерешительно заглянул в мое непроницаемое лицо.
— А? Как вы думаете?
— Да… Это правда. Кранахом Пегготу носа не утрешь!
— Вы думаете? Это, пожалуй, верно. Можете представить, у него в буфетной комнате, в дверцах буфета, вделаны четыре настоящих Фрагонара!
— Шикарно! Надеюсь, вы утерли нос этому зазнавшемуся выскочке?
Джошуа подмигнул мне:
— Собираюсь. Да так, что он и не ожидает! Хе — хе!
Мы оба долго смеялись.
— Небось, — предположил я, — обмеблируете свою квартиру египетскими мумиями? Они стоят бешеных денег. А живот ей выдолбить, да устроить там погребец для ликеров… То — то позеленеет ваш Пеггот.
— Нет, это почище мумий. Вы знаете, я подыскиваю себе старинный замок!
— Для чего?
— Жить в нем. Буду приезжать месяца на три в год, да и жить в нем. Не правда ли, комфортабельно?
— Нашли что — нибудь подходящее?
— Нет. Есть или простые развалины, или хорошие замки, но не продают. Я приторговывал замок Барбароссы в Нюрнберге… Нет, говорят, нельзя. — Почему? — Неизвестно!
— Как же вы думаете устроиться?
— Я уже говорил с архитектором. Он обещал выстроить новый, но как бы старый. Как вы думаете?
Я подумал немного и сказал решительно:
— Нет, это не то.
— Ну что вы говорите!..
— В старых замках обыкновенно есть прекрасные галереи портретов, где так сладостно — жутко и страшно по ночам, когда желтая луна тускло светит в разбитые, затканные паутиной окна…
— О, за этим дело не станет. Любой антикварий развесит за гроши целую галерею!.. Стекла, если их разбить…
— Пожалуй. Но где летучие мыши, гнездящиеся под потолком полуразрушенной башни, где треск ветхой мебели, шорохи под полом и завывание ветра в трубе громадного, веками закопченного камина?
— Да, это так. Гм…
Джошуа поднял ноги, положил их на перила палубы и, осмотрев свои похожие на лошадиные копыта башмаки, спросил:
— А вы не знаете, как их разводят?
— Кого?
— Летучих мышей.
— Кто же их разводит… Сами разводятся. Черт их знает как. Пустите одну пару для завода, а там видно будет. Остальное, конечно, пустяки. Камин можно закоптить порохом, под полом поставить несколько аппаратов, которые трещали бы при ходьбе, ветер в трубе прекрасно имитируется парой органных труб, вековая пыль в нежилых комнатах оседает в три дня, если десяток дюжин рабочих будет посменно шаркать пыльными сапогами… Все это не так трудно. И устроите вы такое помещеньице, что утрете нос самому Барбароссе… Одного только у вас не будет.
— Ого!
— Да — с. Не будет у вас старого зловещего привидения, которое бродило бы по ночам, пугая обитателей замка.
— Да ведь привидений — то вообще нет.
— Ну, это смотря где. Конечно, в вашем нью — йоркском небоскребе ему не ужиться, а в старых замках их целые гнезда. Может быть, и у меня заведется…
— Не — ет, дорогой мой… На имитацию его не подловишь. Оно, как тесто на муке, замешивается на легенде, на каком— нибудь старинном злодеянии. А старинного злодеяния вам за миллион не устроить.
Джошуа был огорошен искренно и серьезно.
— Наловить их в развалинах да напустить ко мне…
— Убегут. Главное дело — легенды нет. Злодеяния нет.
— Есть дело! — сказал Джошуа, хлопнув меня по колену— Вы писатель? Так придумайте мне легенду Легенду старинного замка Джошуа Перкинса.
— Да что ж тут можно придумать? Есть определенные американские легенды: железнодорожные короли Дженкинс и Бридж, имея две параллельные железнодорожные линии, конкурировали в ценах на перевозку скота из места, где его было много, в места, где его было мало. Дженкинс спустил цены за перевозку до минимума, а Бридж, по американскому обычаю, захотел «утереть нос» Дженкинсу и назначил цены себе в громадный убыток. Что же делает умный Дженкинс? Он начинает сам покупать скот и отправлять его за гроши по дороге своего конкурента, кладя в карман огромные прибыли, чем и разоряет его. Вот вам и легенда. А что из нее сделаешь? Если даже Бридж повесился, то и тогда, что он скажет Дженкинсу, явившись к нему темной страшной ночью — в качестве привидения? «Дженкинс, Дженкинс, — скажет он только, — зачем ты отправлял скот по моей дороге?» — «Да ведь и ты, голубчик, — основательно возразит ему Дженкинс, — спустил цены так, что хоть ложись да помирай. Не надо было зарываться». Нет. Такой легенды никакой замок не выдержит.
Джошуа сосредоточился, что — то припоминая.
— А вот у меня дед скончался при крайне таинственных обстоятельствах.
— Именно?
— Его повесили в Канзасе за кражу лошадей…
Я скептически пожал плечами:
— Уж и легенда! Да махните рукой на привидение. Живите так.
— Это не то. Не комфортабельно. Впрочем, я поговорю с архитектором.
— Вам бы жениться лучше, — посоветовал я.
— О, это очень трудная вещь — брак. У меня есть две девушки на примете — не знаю, на какой из них остановиться.
— А какая между ними разница?
— Хлебный элеватор.
— Удивляюсь я вам, американцам… Все вы сводите на деньги да на элеваторы. Могли бы хоть тут последовать влечению сердца. Каковы они собою?
— Одна миниатюрная, небольшого роста, килограммов около пятидесяти весу, другая высокая, хорошо развитая девушка.
— Килограммов в семьдесят?
— Да, около этого. Вот вы тут и посоветуйте!..
— И советовать нечего. Женитесь на той, которая весит больше.
Он с сомнением посмотрел на меня — не смеюсь ли я.
— Однако… Это, мне кажется, несколько меркантильный взгляд…
— Ничуть! — горячо возразил я.» Вы подумайте. Что такое жена? Это нечто такое, что дороже всего человеку И если этого дорогого, прекрасного будет на двадцать процентов больше, то не ясно ли даже не умеющему считать, что от этого счастье
