Терпение (сборник) - Юрий Маркович Нагибин
Снаружи донесся сильный стук: нетерпеливые покупатели рвались в магазин.
Завмаг Люба двинула стулом, готовая к сближению с покупателями.
– Успокойтесь, – шепнул Пал Палычу журналист, – он не будет вас бить.
– За советскую торговлю! – провозгласил Пал Палыч, опрокинул рюмку в рот и выметнулся из-за стола.
Через несколько минут журналист нашел его за штабелем дров.
– Ну, что? Угомонился наш ревнивец? – с улыбкой, но несколько нервно спросил Пал Палыч.
– А разве он буйствовал? Терпеливо сносил ваше хамство.
– Откуда мне было знать?.. Вам кто сказал?..
– Никто. Это и слепому видно. Но вы настолько эгоцентричны…
– Я увлекающаяся натура! – перебил Пал Палыч. – Ладно. По-моему, я здорово запудрил им мозги. Кстати, вы не обратили внимания: напротив нашей избы целый день в окне – очаровательная мордашка. Спелая рожь, молоко, васильки. Если б не чисто русский тип, то, ей-Богу, Ренуар…
– Успокойтесь. Это жена младшего Демина.
– С ума сойти! – взвился Пал Палыч. – Братья-разбойники! Расхватали всех лучших баб. А мне что – на Дусю кидаться? К черту!.. Вы домой?.. Я хочу заглянуть в Божий храм…
– …Слушай, – сказал Демин Лизе, – я приду сегодня.
– Боюсь, сын приедет.
– Да что он – маленький, не знает?
– Знает, конечно, – вздохнула женщина. – Все знают… Может, другой раз?
– Смотри… – сказал Демин, отводя глаза, налитые тоской.
– Ты что? – спросила она озабоченно. – Неужели из-за этого таракана?.. – Она прыснула. – Господи, да по мне!..
– Нет, – сказал Демин. – При чем тут этот?..
Он не знал слов, чтобы сказать о том, что его томило. А слова были простые, как трава, но не шли на ум.
– Так чего же ты?.. – допытывалась Лиза.
– Не знаю… Давай поженимся.
– Еще чего?.. – Ее яркие скулы побледнели. – Мой поезд ушел. Найди молодую. Тебе дитя нужно. Слушай… ладно, может, Колька и не приедет…
..Лишь во второй половине дня, прихватив гостинцев для изнемогающих в заброшенном Пёрхове старух и забрав Жорку, Демин отправился за дальним сеном. Немного распогодилось, в небе появились синие промоины, и в них, будто истосковавшись по земле, лупило солнце. Шевельнулась надежда, что, вопреки мрачным прогнозам метеослужбы и бушующему над Тянь-Шанем антициклону, погода установится. Уж больно хотелось этому верить, ведь что ни год, то потоп, то засуха, и вообще не стало ровного, справедливого на дождь и вёдро лета. Можно впрямь поверить старухам, что продырявило кровлю над землей, отчего не стало защиты от всякой вражды.
По дороге Демин поведал брату о своей встрече и разговорах с председателем. Из всего услышанного Жорка заинтересовался лишь тем, что касалось дорог, и сразу стал тереть свою черепушку. Демин уже жалел, что коснулся запретной темы, вредно это для Жорки.
– Значит, он так ни черта и не понял? – морщась, спросил Жорка.
– А чего понимать-то?.. Он человек зависимый, что прикажут, то и делает.
– А вот Миликян из «Богатыря» взял да и построил дорогу. И никого не спрашивал. А «Богатырь» сейчас – лучший колхоз в области. И молодежи в нем полно.
– У Миликяна высшее агрономическое образование, ею где хошь с руками оторвут. Да и в Армении полно родни. Чего ему бояться? А нашему Афанасьичу коли дадут по шее, уже не встанет.
– А ты думал, братуша, – сказал Жорка с каким-то странным светом в дымчато-голубых, как у младенца, глазах, – что на войне люди погибали не только за Москву или Ленинград или за взятие рейхстага, а за безымянную высоту, за речушку, вроде нашей Лягвы, даже за болотную кочку?
– Ну и что?
– А то… Почему мы сейчас так за себя боимся? Ну, снимут с работы, ну, еще чего… Подумаешь!.. Ради стоящего-то дела, а?.. То, вишь, и речушка, как кот насикал, и болотная кочка столь для родины важны, что жизни не жалко. А сейчас, выходит, нету вообще ничего такого, за что пострадать не страшно?
Демин жалел, что затеял этот разговор. Он не знал, может ли доказательно возразить или всякие возражения хитры и ничтожны, а настоящая правота у Жорки, но знал, что разговор этот брату вреден, и попытался все свести к шутке:
– Постой, ты же завязал с дорогами?
– Да ну, глупость какая! Сказал со злости… Не будет дорог, не будет улиц – и ни хрена не будет. Сам же понимаешь.
Огромная лужа, обдавшая лобовое стекло мутной водой, избавила Демина от ответа…
…К удивлению братьев, в покинутом Пёрхове занялась какая-то новая, странная жизнь, посторонняя тем древним местным сельчанам, которые еще теплили свою свечу. Пёрхово давно уже отключили от электросети, сняли со снабжения продуктами и хлебом. Но деревня не померла. Тут обосновались, пусть временно, сезонно, пришлые из города люди. Они населили покинутые избы, затопили печи, чего-то посадили в огородах, очистили их от сорняков, развешали белье на веревках. Не очень понятно было, как они добирались сюда, но добирались и за это пользовались здешним чистым воздухом и здешней тишиной, добрым лесом, прозрачным мелководьем Лягвы, купались, ловили рыбу и раков; наверное, об них грелись и местные старухи, чего-то им перепадало от пришельцев, и, видать, не так уж бедно, коли дары Демина были приняты хоть и благодарно, но без надрыва.
Эти перемены особенно удивляли старшего Демина; недели полторы назад, когда он косил тут, то не приметил какого-либо оживления, деревня покорно сползала в смерть. То ли городские еще не съехались, то ли в погожий день все были на речке, в лесу, то ли ему застило зрение. А Жорка взыграл и, склонный к радению о народной пользе, уже трудил свою больную голову, как надо было бы использовать Пёрхово. Объявить его дачной зоной и сдавать дома от колхоза, создать базу для грибников и ягодников и, обратно, взимать за аренду, оборудовать привал для рыбаков и охотников, тоже, разумеется, не бесплатный, а все вырученные средства пустить на дорожное строительство. В одержимости Жорки было что-то путающее…
Рассуждения брата и оживленный вид Пёрхова нарушили привычные грустные связи Демина с тем местом, где прошли его детство и юность, где он навсегда угадал Талю в стае веснушчатых, белобрысых, голенастых девчонок и где навсегда же ее потерял. Но это длилось недолго, слабые приметы новой жизни и оживляющие пейзаж фигуры новоселов смазались, истаяли и Жоркины речи, он
