Не унесу я радости земной... - Михаил Андреевич Чванов
Гавриил Державин.
Ноября 30 дня 1802 года».
По этому предложению Сенатом постановлено: «Данную 18 числа августа сего года резолюцию Всеподданнейшему Государю Императору доклада с испрашиванием Высочайшего повеления о продаже того завода оставить без исполнения».
Как видите, Гавриил Романович Державин сыграл исключительную роль в судьбе бывшего Вознесенского медеплавильного завода, затерянного в далеких и глухих бурзянских лесах. К тому же теперь мы имеем право говорить, что при написании либретто оперы «Рудокопы» Державин мог использовать и материалы этого южноуральского завода.
И еще одна любопытная деталь. В своем «Мнении», говоря о выгодах восстановления Вознесенского завода, Державин предусмотрел даже такой вопрос, как перспективы трудоустройства коренного населения края. Он писал:
«Что же касается до укрепления работ на Синзянском руднике и ему соседственных, то леса дубовые и березовые получать можно из дач башкирских, сии рудокопи окружающих, сходными ценами… Из чего заключить можно, что самые окружающие те места башкирцы охотно зимой к перевозке руд приступят, следовательно, и для них Вознесенский завод может быть великою выгодою, по елику хлебопашества они еще не имеют».
…В 1832 году завод, так и не восстановленный, был передан вместе с принадлежавшими ему лесами из ведения Уфимской казенной палаты во вновь учрежденное Министерство государственных имуществ. Местность стала называться казенной лесной дачей «Вознесенский бор». Границы «Вознесенского бора» простирались между реками Белой и Малым Иком от деревни Суюшево до нынешнего города Мелеуза.
Сейчас о Вознесенском заводе напоминают лишь остатки заводской плотины, разноцветные куски шлака в светлых струях речки Иргизлы да небольшая экспозиция в школьном краеведческом музее.
Человек, помоги себе сам!
Судьба, оставшаяся загадкой
Уже давно меня волнует прекрасная и трагическая судьба этого человека, во многом так и оставшаяся для нас загадкой. Как в какой-то степени осталась загадкой и его душа — мятежная и несгибаемая. Несомненно, основные вехи ее мы можем проставить, они суровы и мужественны. Но если мы будем верить только им, то не будем знать всей правды, вехи могут обмануть нас: кто знаком с работой геодезистов в трудных горах, тот знает, каков истинный путь между двумя триангуляционными вехами-знаками на соседних вершинах. А в человеческой судьбе и душе еще сложнее и горше: между двух возвышенных и прекрасных по духовному накалу вех-взлетов кроме времени и тяжелой работы лежат усталость, отчаяние, разочарование, болезни, потери близких людей, мужество — и снова отчаяние, и снова соленая работа…
Но почему же так получилось, что его судьба, оставившая заметный след в истории освоения Арктики, сама во многом осталась загадкой, несмотря на то, что продолжает волновать сотни и тысячи людей, несмотря на то, что время от времени снова и снова появляются публикации о нем, но все они опять-таки проставляют только главные вехи судьбы, они не открывают нам движения его души — слишком скудны биографические данные, оставшиеся нам.
А случилось так потому, что в 1912 году, когда три русские экспедиции, полные самых светлых надежд, уходили в свое трагическое плавание, внимание было приковано в основном к их начальникам: Седову, Русанову и Брусилову, — а Валериан Иванович Альбанов был всего первым помощником и штурманом на судне Брусилова, а когда, пройдя через белую смерть, он наконец вернулся на теплую землю, по ней вовсю шастала с косой первая мировая война, и если в другое время он мог бы расчитывать на пышную встречу, то теперь ему в первые дни даже не на что было купить кусок хлеба. И если в это время было какое-то внимание со стороны общественности к судьбе трех полярных экспедиций, то опять-таки в основном к судьбе канувших в неизвестность остальных членов экспедиции Брусилова, к судьбе без вести пропавшей экспедиции Русанова, и это, разумеется, было справедливо. А потом над Россией закружилась великая круговерть — революция, гражданская война, и до него ли в них было, когда решалась судьба самой страны. Во время этой великой круговерти, не раз презревший смерть, он так нелепо погиб, унеся тайну с собой.
Но ведь остались же в живых люди, знавшие каждый в отдельности хотя бы кусочки этой тайны? Несомненно. С каждым годом их становилось все меньше. Но где-то еще живет кто-то, кто может приоткрыть завесу над этой тайной! Но где? Кого спросить? Наверно, единицы из них дожили до седин и умерли своей смертью: смерч революции разрубил их, вчерашних уфимских гимназистов, друзей юности, родственников, сослуживцев, хотели они этого или не хотели, на два непримиримых лагеря, они сгорали один за другим в огне гражданской войны, потом тоже были нелегкие годы — редко кто дожил до седин. Правда, оставался в живых и еще по-прежнему плавал в северных морях его верный друг — матрос Конрад, который знал больше, чем кто-либо, но и после великой круговерти долгое время было не до трагических полярных экспедиций дореволюционных лет, а все мы смертны: Конрад умер в 1940 году, унеся с собой в могилу все, что знал.
Но тем не менее где-то еще живут люди, лично знавшие Валериана Ивановича Альбанова или хотя бы знающие о нем что-то, чего не знаем мы? Но где они? Кто подскажет?
Несколько раз я пытался браться за перо, — не столько в надежде размотать этот загадочный узел, сколько просто поделиться с другими своим волнением, мыслями, но каждый раз чувствовал: мне еще многого не хватает, если не самого главного, без чего я не могу увидеть его живым человеком. Не так давно я писал о геологе и
