Минная гавань - Юрий Александрович Баранов
— Мой идеал? М-м, — тронув кончик носа пальцем, она интригующе покосилась на Захара. — Прежде всего, мужчина должен быть джентльменом, рыцарем: чуть-чуть Лоэнгрином и чуть-чуть Дон-Кихотом. А вообще, я люблю парадоксальность и ненавижу рационализм.
— Даже если белое выглядит черным?
— А почему бы и нет?
— Тогда выходи за меня замуж, — вырвалось у Ледорубова.
— Но я и так давно уже твоя жена.
— Без штампа в паспорте ты любовница.
— Это уж слишком, — она отдернула руку.
— Прости, как умею… Но я серьезно.
— И не пожалеешь?
— Никогда!
— Запомни, я нестандартная. — Она остановилась и внимательно, как бы желая удостовериться в искренности Захара, заглянула ему в глаза.
Ледорубов порывисто обнял Тамару.
— Стыд потеряли, — пробормотала проходившая мимо старушка, — прямо на улице…
Тамара озорно ответила:
— Бабуля, поздравь нас и приходи к нам на свадьбу.
Проливной дождь обрушился на землю внезапно. Захар и Тамара засмеялись. Они взялись за руки и прямо по лужам побежали к большому старинному дому, выходившему фасадом на гранитную набережную канала.
Там, в квартире на третьем этаже, началась их новая жизнь…
Свадьбу отпраздновали широко и богато. На Тамариной квартире собрались родственники, близкие друзья, сослуживцы. Играла музыка. Хлопали пробки шампанского. И следовали один за другим поздравительные тосты. Цветов оказалось такое множество, что ими были завалены в комнатах все подоконники. На правах старшей сестры свадебным хозяйством распоряжалась Леночка, а роль тамады взял на себя ее муж, Владимир Петрович. Было шумно и весело. Альфред Волнянский без устали сыпал анекдотами и всевозможными презабавными историями, непременным участником и героем которых оказывался он сам.
В разгар торжества поздравить их приехал сам Березовский. Невесте он преподнес дорогой перстень, поцеловал ее и… смахнул слезу, чем немало всех удивил. Святослав Аристархович лишь пригубил бокал вина и тотчас откланялся, сославшись на недомогание. Чтобы проводить именитого старика, из-за стола поднялись едва ли не все гости, но тот с досадой отмахнулся и сказал:
— Жених проводит меня. Остальные не надобны. Пошли, Захарий…
В прихожей они остановились.
— Это я вас, кажется, турнул как-то из репетиционного зала? — спросил Березовский, лукаво прищуриваясь.
— Кажется, меня… — признался Захар, чувствуя неловкость.
— И правильно сделал — не суйтесь под горячую руку.
— Прошу прощения, Святослав Аристархович. Постараюсь на репетициях вам больше не попадаться.
— То-то, прощаю. — Холодные глаза его потеплели, тонкие губы тронула улыбка. — Ну, что вам сказать?.. Быть супругом такой женщины, как Тамара, непросто. Любите ее, она талантлива. Хотя и с превеликой дурью! — Он, будто жезл, поднял свою суковатую, покрытую лаком палку. — Будьте мужчиной! Выбейте из нее эту дурь, и цены вашей суженой не будет. А не то намаетесь.
Березовский отставил палку, притянул жесткими ладонями Захарову голову к своим губам и чмокнул в лоб, сказав: «Мир вашему дому да счастье. Храни господь…» — и вдруг широко, по-русски, троекратно перекрестил смущенного жениха.
Став женатым человеком, Ледорубов не обрел семейного счастья и покоя, которого так желал. Жизнь пошла у него какая-то суетливая, праздная. Даже на службе многие стали замечать, что Ледорубов утратил свое главное, выделявшее его среди других, качество — одержимую целеустремленность в работе. Он теперь меньше интересовался журнальной периодикой — времени не хватало. На совещаниях чаще предпочитал отмалчиваться — все реже хотелось вникать в существо обсуждавшихся проблем. Захар чувствовал свое бессилие и… ничего не мог с собой поделать. Ему нравилось играть взятую на себя роль счастливейшего мужа знаменитой примы.
После свадьбы продолжалось какое-то непроходящее опьянение. В доме все было подчинено интересам Тамары. В будни — железный, ничем не нарушаемый распорядок. Захар обязан был присутствовать на каждой утренней разминке своей жены, которая проходила в специально оборудованной для этого просторной комнате: огромное зеркало, прикрепленная к стене на уровне груди длинная перекладина. Захар включал магнитофон и с видом знатока наблюдал за упражнениями жены.
Потом они пили кофе и расставались до вечера: Тамара отправлялась в театр, Захар — на службу, а вечером — снова бесконечная тренировка под магнитофон. Зато по воскресеньям, если Тамара была не занята в спектакле, их квартира напоминала нечто вроде постоялого двора. Приходили какие-то имевшие к театральной элите отношение люди: молодые и старые, тонкие и толстые, обросшие и лысые, маститые или только еще подающие надежды. Но все они, в той или иной мере, считали себя друзьями их семьи. Эти люди пили вино, курили, смеялись, слушали музыку, играли в карты, говорили о театре, о скачках и о политике. Ничто так высоко не ценилось, как остроумие и оригинальность мысли, смелые суждения с подтекстом, чему Захар, впрочем, не мог не улыбаться, оставаясь себе на уме…
Хозяйка дома неизменно бывала в центре внимания. В длинном вечернем платье, улыбающаяся, неутомимая, она успевала пригубить бокал с одними, выслушать слова признательности ее таланту от других и интимно пошептаться с третьими.
Захар тоже был всегда при деле. Строгий черный костюм, галстук самый модный, накрахмаленная сорочка с золотыми запонками — он как нельзя лучше всем своим видом подчеркивал значимость жены. Кроме того, следил, чтобы между гостями не иссяк разговор, а заодно и шампанское в дорогих фамильных бокалах из хрусталя.
«Держим салон, как в старые добрые времена…» — невесело замечал про себя Захар, не смея противиться устоявшимся привычкам и желаниям супруги. Но Тамара чувствовала иронию, с какой Захар относился к ее гостям.
— Пойми меня, — объясняла она. — Общение с интересными людьми — это мое естественное состояние. Без этого я просто перестану быть… Мне необходимо взять человека и выжать его как лимон, получить все, что он может дать как личность. Начнет повторяться, глупеть — дам отставку. Хочешь знать, существует конкуренция среди моих знакомых, чтобы попасть к нам. Это надо еще заслужить. Цени, милый!
Она нежно обхватывала его за шею, томно целовала. И у Ледорубова не было сил возражать. Все, что оставалось, — это просто подчиниться ходу захватившей его жизни.
Появились у
