Иван Филоненко - Земные наши заботы
И все же неловкость какая–то между нами оставалась. Долго еще ехали мы, лишь изредка обмениваясь краткими вопросами и такими же краткими ответами. И видно было: не мог председатель отвлечься от дум своих, возбужденных встречей.
— Я бы категорически запретил брать на некоторые должности вот таких лбов, — проговорил он, но уже без прежней злости. — А то, смотришь, кто продает цветочки? В раздевалке кто стоит или сторожит? Детина, на котором пахать можно. Для старичков да инвалидов эти места, для тех, кто по состоянию здоровья за станком работать больше не может. Вот и надо приглашать их — и тепло, и спокойно. Да и на персональные легковые машины надо наработавшихся шоферов сажать, уставших, а не молодых ребят после школы…
Поздно вечером мы вышли из конторы на покрытый ледком асфальт. Это была воспетая в народе, как символ России, старая Смоленская дорога.
Где–то в селе урчала и урчала машина. Шарила фарами по стенам домов. Должно быть, в кювете елозила.
— Спьяну врезался, — предположил председатель. — Теперь весь тротуар разворотит.
— А вы что, машины разрешаете у дома на ночь ставить?
— Нет, наши в гараже все. За такие выходки мы с машины снимаем… Мы снимем, а он в город. Вот на ночь и приезжает оттуда. Смотришь, иногда и несколько дней у дома стоит, будто и не нужна она предприятию, будто никто и не спохватывается, где же это машина пропадает.
Помолчал председатель, подумал, добавил:
— Вот так и выманивают людей из села. Не зарплатой, нет, у нас и побольше можно заработать. Да и идут–то теперь не туда, где можно заработать, а значит, и работать надо, а туда, где оклад. Всякими послаблениями, поблажками заманивают. Было бы построже — не всякий бы и пошел, да и городу меньше людей нужно было бы. Вот с чего надо начинать, когда говорим о миграции, с дисциплины в промышленности надо начинать.
К этому убеждению он пришел не сразу, сначала надо было село отстроить, все мыслимые блага в нем создать, чтобы было как в городе, а уж потом окончательно осознать: жизнь в селе не только от села зависит.
Сложны, ой как сложны все взаимосвязи.
А ведь надеялся, сильно надеялся Васильев на юную смену, когда колхоз начал воздвигать из кирпича просторную среднюю школу с интернатом у леса. Надеялся, что и после армии будут возвращаться парни в родное село. С этой надеждой и закладывали новый клуб, быткомбинат, ясли и сад, ставили благоустроенные дома и асфальтировали улицы.
Нет, не сбылись надежды.
Хотелось, мне тоже очень хотелось услышать от Васильева утвердительный ответ: мол, и остаются, и возвращаются в село молодые парни и девчата. До того хотелось, что готов был на слово поверить: из этого хорошего хозяйства, центральная усадьба которого в смотре–конкурсе была признана лучшей на Смоленщине, молодежь не уходит.
И ошибся. Вот уже который выпуск подряд не оставляет в селе ни одного своего представителя. Отучившись и словно отроившись, ребята и девчата в полном составе уезжают рейсовыми автобусами в Смоленск, на повременку, как с грустью говорят здесь, туда, где пусть и меньше платят, но где полегче. Так что не обилием рук достигается успех в «Красном добровольце», и даже не молодыми силами, а преимущественно теми, кто о пенсии подумывает или уже получает ее. И на каждого из них, работающего, приходится в среднем по 9 гектаров земельных угодий, по 5–6 голов крупного рогатого скота и по 6–7 свиней. Многовато.
Мы стояли на покрытой ледком, воспетой в народе старой Смоленской дороге. За лесистым холмом мерцали в дымке огоньки заводских труб. Мерцали, манили, звали. А может, мне только казалось, что они манили. Здесь, в селе, тоже все улицы в огнях. И, наверное, оттуда, от заводских труб, кто в эту сторону смотрит, то вот эти огни тоже кажутся манящими. Иначе и быть не может, потому что здесь для многих — отчий дом, родина. И едут, каждый вечер возвращаются из города рейсовыми автобусами юноши и девушки. В село возвращаются, но лишь на ночлег. Утром снова сядут на автобус — и в город, на заводы и стройки.
3. ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ДОЛЖНОСТЬ
Бывает так: ездишь по стране, встречаешься с председателями разных хозяйств, с различными проблемами сталкиваешься, складываются какие–то мнения, суждения, взгляды. Но все они не упорядочены, словно бы чего–то не хватает (то ли довода, то ли факта), чтобы сформировать их в убеждение, чтобы можно было уверенно высказать свой взгляд и убедить в нем других. И тогда начинаешь подумывать: надо бы вернуться в хозяйство, в котором уже был несколько лет назад. Был давненько, а окончательно понял только теперь: именно в нем, лучше чем в других, в которых довелось бывать, решаются эти самые проблемы. Надо вернуться и обговорить, теперь уже неспешно и обстоятельно: почему это так, а это так, почему же в других хозяйствах не получается?
Вот и привели меня дороги снова на Смоленщину, в Починковский район. Захотелось мне побывать в Лучесе, в орденоносном колхозе имени В. И. Ленина, где более четверти века председательствует Сергей Иванович Бизунов — Герой Социалистического Труда.
Зашел к нему, а у него школьники сидят. На урок обществоведения пришли, о колхозе из первых уст послушать: о коллективных средствах производства и распределении дохода, о правах и обязанностях колхозников.
Сергей Иванович с гордостью перечислял наличные силы сегодняшнего колхоза, называл лучших людей деревни. И каждый раз, когда о передовиках говорил, обращался к кому–нибудь из мальчишек или девчонок: «Вот какие у тебя отец–мать, за добросовестный труд их и колхоз отметил — бесплатные путевки на курорт дал. И Советское правительство орденами наградило!» И подытожил: «Так что теперь в нашем колхозе двадцать два орденоносца. А многие из них и по несколько правительственных наград имеют. Это я на вопрос о поощрениях колхозников отвечаю…»
Говорил председатель и про условия труда в поле и на ферме, о том, что уже есть сегодня и что будет завтра.
— В поле — полная механизация… — Посмотрел Сергей Иванович на ребят — никакого восторга от слов его. Это ему радостно, а им, выходит, в порядке вещей, что нет ручного труда ни на пахоте, ни на севе, а в хороший год почти нет и на уборке: лен — машинами, картофель — комбайнами, а с зерновыми и подавно все привыкли, что без толчеи.
— На фермах — в халатах белых могут работать животноводы. — Сказал и засиял весь: мол, что на это ответите? — Уже сегодня могли бы работать, — уточнил он, ко мне обращаясь взглядом, — если бы мы, начальники, не прохлопали и вовремя побеспокоились бы о халатах.
Заулыбались ребята: то ли самокритика понравилась, то ли догадались, что о таких упущениях совсем с другой целью говорится. Улыбнулся и председатель, с доярками, скотниками посоветовал встретиться. Видит — насторожились ребята, восприняли его слова как совет: посмотреть, чтобы остаться. Не любят, чертенята, когда понуждают их. Поэтому оговорился:
— Нет, я не агитирую вас всем классом в колхозе оставаться. Во–первых, вам сначала надо профессию получить, а для этого учиться надо. Во–вторых, колхозу нашему нужен сейчас только тот, кто умеет ладить с техникой, а еще лучше, если и с наукой. На той же нашей ферме, к примеру, желающих работать при новой технологии было много, а мы только лучшим из лучших доверили, кто пограмотнее, кто прилежность свою показал. Поэтому и советую — посмотрите, как работают у нас теперь доярки!.. — По шесть часов в день! Имеют и выходные, и отпуска. Утром вместе со всеми идут на работу, а вечером раньше других домой возвращаются. Возвращаются в туфельках да нарядные и чистенькие — тут же, прямо на ферме, душ есть. Так что с фермы сразу на вечеринку можно, в кино или на свидание…
Осуществил, значит, Сергей Иванович свой замысел. В прошлый мой приезд, а это было три года назад, он, с гордостью показывая хозяйство, на животноводстве «запнулся».
— Не хватает доярок? — спросил я, повторив обычную фразу, много раз слышанную в других хозяйствах.
— Пока еще хватает, — неохотно откликнулся он. — Пока вроде бы все благополучно…
И замолчал председатель: хватит, мол, с тебя, товарищ журналист. Тебе же про хорошее писать надо, вот и не копайся, не спрашивай про болячки, не нужны они тебе, да и нам что ж на себя раньше времени плохое наговаривать.
Сказал я ему об этой своей догадке. Засмеялся Сергей Иванович.
— Да ведь дегтем не только мед можно испортить, но и очерк. Поэтому и не хотел говорить… А вообще–то такое благополучие — зыбкое, если доярка наша в четыре утра уже на ногах — и до двенадцати ночи.
— Почти всюду так, — попытался я успокоить его. Однако председатель пропустил мои слова мимо ушей, проговорил решительно:
— Надо что–то придумывать, дальше так нельзя. — И повторил, словно укоряя себя: — Нельзя так дальше…
