Илья Штемлер - Универмаг
Фиртич нахмурился, шутка грозила затянуться.
- Почему не прислали образцы полученной обуви?
- Товаровед приходила. Но вы совещались с главным бухгалтером.
Существовало правило: дефицитный товар при получении должен быть показан директору. И шел в продажу после его подписи.
Фиртич досадливо поморщился: да, все так...
Глаза Рудиной поигрывали за стерильно чистыми стеклами очков. Высокая грудь рельефно выделялась под тонкой шерстяной кофточкой. Фиртич испытывал неосознанную досаду. Поведение Рудиной становилось все навязчивей, а придраться вроде и не к чему. Он резко обернулся к председателю профкома Лауре Степановне. Та сидела, закинув ногу на ногу, положив для удобства блокнот на колено.
Лаура была старой девой. И весь нерастраченный пыл своего сердца она отдавала Универмагу. Конкурсы на всевозможные звания: «Лучший по профессии», «Отличник выкладки товаров»... Движение за культуру обслуживания. Декада вежливости. Праздник улыбки. Месячник стояния на ушах перед покупателем. И так далее. Но священную свою задачу Лаура Степановна видела в улучшении быта сотрудниц. Пользуясь в этом вопросе особым покровительством дирекции, она вела «картотеку отношений». Все серьезные люди из собеса, из обкома профсоюзов занимали в картотеке надлежащее место. И регулярно наведывались в «Олимп», прямо в кабинет Лауры... А что делать, если торговые работники — как пасынки. А болеют они и устают не меньше других, если не больше. Именно благодаря Лауре Степановне Универмаг не нуждался ни в яслях, ни в детских садах. Даже жилплощадь подкидывали...
- Прошу вас, Лаура Степановна, составьте список на распределение между сотрудницами девяноста пар импортных сапог. К женскому празднику. Особо обеспечить отдел канцтоваров. Обиженных быть не должно... Надеюсь, у парторга и комсомола не будет возражений против праздничной продажи сотрудникам дефицита?
- Что вы! — воскликнула комсорг Рита и сконфузилась.
- А вы, Тимофей Харитонович, как насчет продажи сотрудникам дефицита к женскому дню? — нетерпеливо спросил Фиртич.
Парторг Тимофей Харитонович Пасечный был человек вялый, безынициативный. Он понимал, что должность его временная, что попал он на нее случайно — как член бюро подменил перешедшего в управление прежнего парторга, — и тосковал по своему москательному складу. Кладовщиком он считался хорошим, каждая щетка была на учете. И в парторгах сохранил это качество. Все содержалось в образцовом порядке: плакаты, лозунги, циркуляры, приказы, кубки, призы... Так он и сидел в кабинете как в москательном складе, порой даже синий халат натянет для успокоения души...
- Одобряю, — махнул рукой Пасечный.
И Лаура Степановна своим видом выказывала полное одобрение. Да и кто бы мог возражать против этого? Смешно. Но согласие руководителей Универмага Фиртичу было необходимо для подстраховки. Существовал строгий контроль общественности и органов ОБХСС за продажей остродефицитных товаров. Только глупцы демонстрируют свою независимость. И рано или поздно за это расплачиваются...
Коммерческий директор Универмага Николай Филимонович Индурский был полной противоположностью Фиртича. Как внешне — высокий, крупный, с большим животом и мясистыми руками, — так и по характеру: болтлив, импульсивен, а главное, обидчив и злопамятен. Фиртича иной раз это тяготило, но не заботило. Индурский — прирожденный коммерсант, гибкий, головастый, настойчивый. Ни один директор фабрики, ни один заведующий складом или базой не мог избавиться от Индурского, не удовлетворив его заявку. Проработав в торговле без малого тридцать лет, Индурский имел обширные связи и знакомства и пользовался ими без излишней скромности. Фиртич тоже был человек со связями, но он, выражаясь языком военных, стратег. Индурский же — тактик. Фиртич никогда не позволял себе скандальных тяжб с директорами фабрик из-за каких- то недопоставок. Для этой цели он держал при себе Индурского. Если же тому не удавалось довести до конца задуманную операцию, то на плацдарм, подготовленный дотошным Индурским, для завершающего удара вступал Фиртич...
Вот и сегодня Фиртич собирался на Кирилловские склады. Неделю назад туда ездил Индурский, пронюхав о крупной партии дубленок. По разнарядке дубленки могли попасть в другие универмаги, распылиться. Фиртичу нужна была вся партия. Индурский сделал свое дело — выбил фонды, лихо заполучил необходимые резолюции управления. Но чувствовал Индурский, по носу управляющего оптовой базой чувствовал: подставит тот ножку. Поэтому и передал дело Фиртичу — пусть директор сам наносит последний удар. А в том, что Фиртич закончит сражение с блеском, Индурский не сомневался.
Вообще при всем своем тщеславии Индурский преклонялся перед директором. Но обижался часто. И сегодня за всю диспетчерскую Индурский не проронил ни слова, демонстрируя обиду: директор и главный бухгалтер явно что-то скрывали от него, второго человека в Универмаге...
- Хотите что-нибудь сказать, Николай Филимонович? — Фиртич словно не замечал обиженного выражения на лице Индурского.
- Нет! — колыхнул просторным животом Индурский. — Все сказано без меня...
Фиртич подавил улыбку и взглянул на Мезенцеву. У орготдела также не было серьезных предложений.
- Кстати, Клавдия Алексеевна, днями, может и завтра, я жду гостей из управления. Хотят взглянуть на наше хозяйство перед разделом пирога. Приготовьте наш проект реконструкции.
Получив информацию о состоянии дела на счетно-вычислительной станции, в главной кассе и в отделе цен, Фиртич объявил совещание законченным и попросил секретаря вызвать служебную машину.
Сотрудники покидали кабинет. Один Лисовский еще глубже вдавил рыхлое тело в кресло.
- Совещание окончилось, Михаил Януарьевич, — повторил Фиртич.
- Я ждал, что вы расскажете... Хотя бы Коршу, хотя бы Индурскому. Вы обязаны их посвятить.
Лисовский видел, как побелел рубец на щеке директора.
- Во что посвятить? — негромко проговорил Фиртич. — Я вас не понимаю. Разве что-нибудь произошло?
Тяжело ворочаясь, Лисовский вытащил себя из кресла. Сделал несколько шагов к дверям, остановился.
- Мне думалось, Константин Петрович, что я знаю вас. Оказывается, я совершенно вас не знаю. И, возможно, не узнаю никогда.
Фиртич углубился в какие-то бумаги, не обращая внимания на главбуха. И Лисовский мог поклясться, что директор его не слышит, если бы не предательски побелевший рубец на щеке.
Да, Фиртич его слышал. В сущности, все совещание он думал о том известии, что принес Лисовский. И теперь, оставшись один, он уперся локтями в стол и сжал ладонями виски. Можно только удивляться коварству судьбы... Казалось, все было предусмотрено, учтено, подготовлено для важнейшего решения. И вдруг... Никому на свете, ни жене, ни сыну не сознался бы Фиртич, какие честолюбивые мечты обуревали его. Директор современнейшего, лучшего в городе, а может и в стране, Универмага! А вместо этого — посмешище в глазах всего торгового мира.
Фиртич подвинул телефон, набрал несколько цифр. И вернул трубку на рычаг. Не торопиться, не пороть горячку. Сколько лет он знает Кузнецова? Не менее десяти. Но все так, «здрасьте — до свидания». Чем-то Кузнецов был ему антипатичен. Интуиция — часть проницательности, от нее нельзя отмахнуться. Но всецело полагаться на интуицию — значит обезоружить себя. Сколько людям вредила их слепая вера в собственную проницательность!
Честно говоря, Фиртичу было интересно: как директор ресторана может повлиять на решение управления торговли? Он знал множество историй, когда вмешательство сильных людей меняло ситуацию — вопреки логике, вопреки ожиданиям, вопреки интересам дела. Фиртич и сам был небезгрешен. Взять хотя бы историю с бывшими каретными сараями, в которых драматический театр хранил реквизит. Именно благодаря влиянию Фиртича их передали под обувные склады, как ни сопротивлялось управление культуры...
Не претендуй на импортное оборудование директора других универмагов, Фиртич сообразил бы, как поступить и без Кузнецова. Конечно, можно подождать, уповая на разумное решение исполкома. Но сообщение Лисовского внесло существенные коррективы. Теперь все может сорваться. Оказать доверие очковтирателям! Такую бучу поднимут братья директора, до самых верхов дойдут. А там неизвестно, как на это посмотрят, там люди серьезные... Время сейчас работало против него. Фиртич вновь поднял трубку и набрал номер.
Долгое ожидание едва не поколебало его решимость. Даже услышав голос директора ресторана «Созвездие», Фиртичу пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить трубку.
- Послушай, Аркадий, — проговорил он. — Хочу вернуться к нашему разговору.
- Я ждал твоего звонка, Константин, — ответил Кузнецов. — Все будет сделано в лучшем виде. Считай, что весь пакет заказов оставлен за твоим Универмагом. Я слов на ветер не бросаю.
