Илья Вергасов - Избранное
…Лежу, а сна ни в одном глазу. Как обернется этот побег?
И ведь не только Митин бежал. Из Бахчисарайского отряда ушел проводник, тот самый, что готовил базы и немедленно выдал их фашистам. Они разграбили их за сутки. Да из самого штаба района драпанул коушанский житель.
Для фашистов такие - находка.
Теперь ясно: немцы учитывали возможность массового партизанского движения на полуострове. Пользуясь предателями типа Митина, они молниеносно нападали на отряды, на партизанские базы и уже нанесли нам чувствительный урон.
Да, не все так просто!
Ялтинским отрядом командовал Дмитрий Мошкарин. Я знал его не так чтобы очень, но встречаться приходилось и в кабинете Селимова, и раньше - на партактивах.
Как- то в городском театре среди знакомых увидел мужчину с размашисто-лиховатыми движениями, ярким блеском серых глаз. Военная гимнастерка сидела на нем так ладно, что казалось, никогда ее с плеч не снимал.
- Кто это? - спросил у секретаря партбюро Кузнецова.
- Димка Мошкарин, сейчас городским отделом питания командует.
- А чего это он насквозь военизированный?
- Не маскарадничает. Партизанил в гражданскую, душа такая.
…Проснулся я рано, протер лицо снегом, поднял голову, увидел Мошкарина.
Он протянул руку:
- Здоров! Спишь - землянка ходуном. Пошли завтракать. Уселись за столик, прибитый в центре землянки к аккуратно спиленному стволу столетнего бука.
Еда обильная - ничего не скажешь, и по стаканчику массандровского пропустили.
- Хорошее вино. Ты делал? - Мошкарин посмотрел открыто.
- И я.
- Много добра в море опрокинули. Жаль.
Я понимаю - Мошкарин меня торопит: с чем пришел?
8
В нашем партизанском районе было пять боевых отрядов, в числе их и Ялтинский. Если те четыре отряда имели кое-какой успех, то у ялтинцев на боевом счету - ни единой операции.
Об этом я и завел разговор.
Мошкарин расстегнул ворот гимнастерки.
- Надо понять наше положение. Мы на макушке крымских гор, выше нас разве небо! Направо пойдешь - след наведешь, налево заглянешь - без глаз останешься, огнем выпалят.
- Меняй стоянку.
- Легко сказать.
- А Митин?
- Сюда не наведет - не знает.
- А на Красный Камень?
- Отвечаю особой тактикой. - Мошкарин посмотрел на своего штабиста, на лице которого была явная тревога. - Борода, объясни гостю, что к чему.
Николай Николаевич положил волосатые руки на колени.
- Первую группу мы разбили на боевые пятерки. - Тамарлы почесал под подбородком. - Разбили, значит…
Мошкарин живо поднялся из-за стола, ударил ладонью:
- Пять пальцев - пять групп, дислокация от Ялты до Никитских ворот. У каждой собственный тайник, понял? Притрутся, оглядятся - и айда на дорогу! Трах-тараррах - в тайник, отсиживайся.
- А если обнаружат этот самый тайник? Людей-то перебьют!
- А на войне, товарищ начальник штаба района, и убивают.
Переглянулся с Тамарлы. В словах Мошкарина не было уверенности. Сомневался и сам Тамарлы.
Неожиданный шум из штабной землянки прервал нашу беседу.
Мошкарин беспокойно крикнул:
- Кто там?
- Разведка из Ялты. Она у Становского.
- Степу ко мне!
Степан Ипатьевич Становский. Личность оригинальная. Отращивает усы на запорожский лад, курит трубку, говорит басом, хохочет к месту и не к месту. Но нельзя не заметить: трясется от смеха, а глаза не смеются. Они как бы живут самостоятельно, смотрят на всех из далеких глубин, и смотрят пристально.
- Я туточки, командир.
- Выкладывай данные, и чтобы без фантазий.
- Это мы могем. - Позже я заметил, как Степан к месту и не к месту употребляет словечки «могем», «швыдче», «нехай ему сатана в печенку»…
- И покороче, - потребовал командир.
Улыбка слетела с губ отрядного разведчика.
- Есть! Бургомистром города Ялты назначен его величество доктор Василевский.
Ахнули:
- Хирург?
- Он самый. А на бирже труда подвизается доктор Петрунин, Аверьян Дмитриевич, нехай ему сатана в печенку!
- А кто на «Массандру» сел? - не стерпел я.
- Господин Петражицкий!
Не может быть! Этот респектабельный господин, тихоня, белолицый, с усталыми, мало что говорящими глазами. Заместитель главного винодела, всегда и всеми довольный. Сволочь!
- Никитский сад в чьих руках?
- У бывшего помещика профессора Щербакова!
Вот те и раз: такой большой ученый, гордый, со словом к нему запросто не полезешь. Я с его сыном Петром, механизатором, дружил, был на приеме у наркома. Хорошо Петр об отце говорил, уважительно.
Что- то во мне вздрагивает: почему такие, как профессор Щербаков, идут на службу к врагам?
- А где Митин? - Голос Мошкарина возвращает меня к действительности.
- Надя доносит: каждое утро в гестапо как на службу ходит. Можно укокошить!
- Его, гада, живым взять! И давай, Степа, вот что: аллюр три креста, и чтобы связной к вечеру был в землянке Андреева. Пусть боевые пятерки покидают стоянки, и все марш в отряд.
- Правильно! - подхватывает начальник штаба.
Становский уходит выполнять приказ, у меня как тяжелый груз с плеч: опасно так раздроблять отряд. Молодец Мошкарин, понял.
Отрядный доверчиво стукнул меня по плечу:
- Ты, начштаба, не думай, что здесь «Иван Ивановичи - отдай гармонь!». Соберу весь отряд и бабахну по самим Долоссам. Мыслишка такая во мне бродит. Вот аукнется!
- А получится?
- Ты слушай! - Мошкарин со страстью выкладывает свой план удара по вражескому гарнизону. Очень заманчива идея, и при удаче аукнется на весь Крым. Ведь от Долосс до Ялты рукой подать.
Это меня увлекает.
- А что? - смотрю на Николая Николаевича.
- Ну, а потом? - трезво спрашивает бывший штабс-капитан.
- Уйдем в горы!
- Не позволят! У немцев проводники, техника, у них, наконец, Митин.
Мошкарин нетерпеливо:
- Волков бояться - в лес не ходить!
- Походим, только тропы выберем нужные.
В разгар полемики вбегает Становский, взволнованно докладывает:
- В районе андреевской землянки пальба!
- Опоздали! - чуть ли не с плачем говорит Тамарлы.
9
С Красного Камня Ялта проглядывается насквозь. В нынешнее время там примостилась над обрывом видовая площадка, на ней часто бывают курортники, туристы, любуются морской далью, берегом - с ожерельем здравниц и пансионатов из бетона, стали, стекла.
Но поднимитесь, дорогие друзья, немного выше, туда, к сосняку, крученному-перекрученному злыми зимними ветрами, потом выйдите на чаир - сенокосную полянку, и вы увидите скромный обелиск. Под ним мраморная плита, а на ней имена тех, кого давным-давно нет среди нас, но кто остался в памяти, в наших сердцах. Это имена партизан из мошкаринских пятерок. Ах, как дорого нам доставалась партизанская наука!
В мыслях Дмитрия Мошкарина была золотая зернинка. Позже, когда боевое трудное время научило нас всяким - малым и большим - маневрам, мы широко пользовались мошкаринской идеей, конечно усовершенствовав ее.
Мелкие подвижные партизанские группы!
Они выходили из отрядов, бесшумными тенями скользили поперек яйлы, неслышно спускались на берег, пройдя через все секреты и заставы, и на дорогах били немцев, били и исчезали, словно в землю проваливались. Они возвращались в отряд, только в отряд.
Если от обелиска, под которым покоятся останки наших боевых друзей, начать спуск в сторону Ялты, то, пройдя метров семьсот - восемьсот, можно увидеть фундаментальную землянку, «андреевскую» - так теперь называют ее экскурсоводы. Она реставрирована, и ныне точь-в-точь такая, какой была в дни поздней осени 1941 года.
Тут и жила пятерка во главе с Владимиром Михайловичем Андреевым, бывшим директором Ялтинского санатория профсоюза связи.
Он был молод, отличный горный ходок, любил жену, эвакуированную куда-то в Киргизию.
Вот Владимир с легкостью горного ходока вошел в землянку, огляделся:
- Хлопцы, завтра шарахнем фрицев!
- Есть шарахнем! - молодо отозвался комсомолец Феодори.
Командир вернулся из разведки. Три часа он приглядывался к местности, по которой поведет партизан на ту площадку, что выбрал еще утром. С нее удобно отходить, бросать гранаты прямо в машины.
Андреев весел, напевает, рассказывает ребятам, как действовать в случае преследования, куда уходить.
Все увлечены! Еще бы! Ведь завтра они пойдут в свой первый бой.
Они были молоды и увлекались. Забыли даже о том, о чем хорошо знали. Вчера, например, Феодори вернулся из разведки - он был в Долоссах. Рассказал важное: там появились еще немцы - вдобавок к тем, что уже были, и с ними Митин.
